слёзы льешь, — Давид тихо засмеялся мне на ухо. По-доброму.
— Конечно, лью! — я шмыгнула носом и легонько стукнула его ладонью по груди.
Давид чуть заметно скривился и рвано выдохнул.
— Что такое? — я тут же насторожилась.
— Всё в порядке, — Давид взял мое лицо в обе руки, поцеловал в губы, кончик носа и лоб. — Мне нужно с Толиком переговорить. Наедине. Хорошо?
— Да. Конечно. Я… Я тогда ванну тебе наберу, хочешь?
— Ты даже не представляешь насколько.
— Хорошо, — я повернулась к Толику. — Так ты знал, что Давид вот-вот должен вернуться?
— Знал, — он пожал плечами.
— Почему не сказал? — я прищурила глаза.
— Это я велел не говорить, — вклинился Давид. — На случай, если всё сорвется.
Я лишь тяжело вздохнула и ушла в ванную.
Когда я закрыла кран и аккуратно развесила на крючке чистые полотенца, Давид приоткрыл дверь и окинул меня быстрым взглядом.
— Всё готово, — объявила я, всё еще не веря, что Давид вернулся.
Наверное, я никогда не забуду эти жуткие десять дней неизвестности и страха. Десять дней бесконечного напряжения и тревоги. Перманентного чувства бесполезности и невозможности помочь тому, кто так стремительно стал почти целым отдельным миром.
Давид молча вошел в ванную и снова как-то странно посмотрел на меня.
— Что-то не так? — я сцепила пальцы в замок.
— Ты останешься здесь?
— В каком смысле?
— В ванной. Ты останешься здесь?
— Это проблема? — я непонимающе уставилась на Давида.
Последние дни выдались особенно тяжелыми. Я почти не спала и ощущала, что эмоционально была слишком перенапряжена. Возможно, именно поэтому я не могла сразу уловить скрытых намеков Давида.
— Нет. Просто хотел по-быстрому искупаться. Сам. — Давид устало провел ладонью по лицу.
— Как скажешь.
Я уже хотела выйти из ванной, но услышала тихое шипение — Давид пытался снять рубашку. Я остановилась и тут же вспомнила, что как только стоило мне Давида легонько хлопнуть ладонью по груди, он мигом скривился. Не верю, что во мне вдруг проснулась какая-то невероятная физическая сила.
— Что с тобой? — я быстро развернулась.
Давид хмуро посмотрел на меня, стиснув пальцами края рубашки. Не дожидаясь ответа, я сама подошла к нему и сняла чертову рубашку. Грудь, спина и руки были в кровоподтеках и синяках.
— Господи, — вырвалось из меня задушено.
Давид закатил глаза.
— Кто это с тобой такое сделал? — я выпустила из рук рубашку. Пальцы потянулись прикоснуться к коже, но я одёрнула себя, боясь причинить боль.
— Тебе нужно было просто выйти, — недовольным тоном произнес Давид.
— Зачем? Я бы всё равно увидела.
— Я вообще не собирался тебе всего этого показывать. Нечего тут драму разводить, — он нервно щелкнул пряжку ремня.
— Нет никаких драм. Или я не должна переживать о том, что тебя избили?
— Это мои проблемы, Ло. Я говорю, а ты делаешь. Всё просто.
— Мы вместе? — сверля напряженным взглядом огромный фиолетовый синяк на правом боку, спросила я.
— Что за глупые вопросы?
— Тогда какого чёрта это только твои проблемы? Это наши проблемы, Давид. Наши.
Он снял брюки, белье и с трудом опустился в ванну.
— Прости. Я не должен на тебе срываться, — Давид снова скривился от очередного приступа боли. — Я просто устал. Слишком. И не хочу тебя волновать. Всё в норме. Не нужно вот этих взглядов. Ладно?
Переступив рубашку, я подошла к ванне и опустилась на прохладный кафельный пол, прижав подбородок к гладкому белому бортику.
Давид откинул голову назад и прикрыл глаза. Его широкая грудь вздымалась медленно и глубоко. С каждым выдохом я слышала приглушенный хрип. Наверное, я готова была вот так просидеть на коленях очень долго. И так же долго просто наблюдать за Давидом. Снова иметь возможность изучить каждую черточку его всегда напряженного лица. Царапнуться об край серебряного кольца.
Любовь странная штука. Она ничему и никому не подчиняется. Увещевания здравого смысла бессильны. Логика крошится на осколки, когда сталкивается с ней. Я понимала, кто такой Давид. Понимала, что опасен. Понимала, что его жизнь, та ее часть, в которую меня не пускают, может оказаться крайне жестокой. Но я по-прежнему была готова пойти за Давидом. Вопреки. Игнорируя всех и всё вокруг.
— Почему ты так смотришь? — вдруг тихо спросил Давид и поднял голову.
— Любуюсь, — совершенно не задумываясь над ответом, произнесла я и подложила одну ладонь под подбородок.
— Мне нужно будет залечь на дно, — Давид мокрым теплым пальцем провел линию вдоль моей щеки. Аккуратно убрал прядь волос, затем подался вперед, чтобы поцеловать.
Неторопливо и неглубоко, будто боясь напугать меня. Такого поцелуя у нас еще не было. Он отдавал горечью и… прощанием? Мне вдруг стало так холодно, словно и не было никакой влажной духоты в ванной комнате.
— Что это значит? — тихонько спросила я и уже сама потянулась за еще одним поцелуем.
Мне было важно почувствовать Давида. Наконец-то понять, что он здесь.
— Мы какое-то время не будем видеться, — Давид снова осторожно откинулся на спину.
— Снова? — раздосадовано спросила я.
— Мера предосторожности. Никаких звонов и никаких встреч. Ситуация немного вышла из-под контроля, — Давид иронично улыбнулся, посмотрев на себя и свои гематомы. — Поэтому пока что ты вернешься в свою жизнь.
— Давид…
— Пойми, Ло. Это не шутки. Поэтому ты должна слушаться меня. Хотя бы раз, но послушайся. Ты же у меня умница, — он погладил меня ладонью по щеке.
— Я боюсь за тебя. Очень. И… Не знаю, справлюсь ли.
— Справишься, — твердо ответил Давид. — Поверь мне. Как только всё наладится, я выйду на связь. Договорились?
Я лишь кивнула, потому что в горле застрял ком и не получалось произнести ни слова.
— Иди сюда, счастье мое, — Давид снова подался вперед и поцеловал на этот раз уже настойчивей и глубже.
Я безропотно подчинилась ему, пытаясь заглушить в его поцелуях и объятиях вновь пробудившийся страх, что вот-вот потеряю Давида.
