Хозяйка дома, однако, не забыла, для чего Настя сюда явилась.
- Я поработаю, а вы с Русланом располагайтесь в гостиной, - сказала Воронова.
Настя внимательно присматривалась к Нильскому. Жаль, что она не была знакома с ним раньше и поэтому не может с точностью судить о том, всегда ли он такой "заторможенный" или утратил живость после того, что произошло с его женой. Во всяком случае, внешне он совершенно не походил на отважного журналиста, владеющего пером с достойным зависти изяществом. Читая его публикации, Настя представляла себе остроумного и энергичного молодого человека, готового идти до конца в стремлении выяснить истину и пролить свет.на затуманенные ложью или недомолвками факты. Кроме того, он, судя по прочитанным ею текстам, обладал мощной способностью к конструированию целостной картины из имеющихся обрывочных сведений. Это был именно тот дар, который столь необходим сыщикам и следователям, но которым природа наделяет далеко не каждого индивида, надевшего милицейские погоны. Насте казалось, что такой человек по определению не может оказаться вялым, что живость ума непременно должна находить свое продолжение в живости и легкости движений. Это, конечно, не означает, что Нильский, по ее представлениям, будет непрерывно бегать по комнате и бурно жестикулировать. Отнюдь. В литературе есть великолепный пример - Ниро Вульф, толстый, ленивый, малоподвижный, но обладающий необыкновенной ясностью и остротой ума. Но такой человек, каким она представляла себе Руслана Нильского, должен был бы проявлять интерес к происходящему, задавать вопросы, предлагать свои версии. Одним словом, глаз у него должен гореть.
А глаз у Нильского не горел. Взгляд был потухшим и каким-то безразличным. Нет, не похож он был ни на бравого журналиста, ни на мужа потерпевшей.
- Руслан Андреевич, - начала Настя, понимая, что двигаться придется на ощупь, - я пришла к вам сегодня не задавать вопросы, а просить о помощи. С момента совершения преступления прошла неделя, а следствие не продвинулось ни на шаг. Было множество разных версий, мы их старательно проверяли, и все они рассыпались. Мы пока не нашли убийцу среди знакомых Тимура, а похищение и благополучное возвращение вашей жены совсем все запутало. И я хотела просить вас забыть на какое-то время о том, что вы являетесь мужем потерпевшей, и вспомнить, что вы журналист и писатель. Вы - человек, который умеет из разрозненных фактов складывать истории, додумывая то, что скрыто от наших глаз.
- Я пока еще не писатель, - усмехнулся Руслан. - Мой роман нигде не опубликован.
- Это неважно. Вы же его написали, значит, вы умеете это делать. Руслан Андреевич, помогите мне, прошу вас. Здесь нужна фантазия, а у меня с фантазией плохо.
- Фантазия - опасная вещь, Анастасия Павловна. Я вам тут нафантазирую, а вы мне поверите и схватите невиновного. Не боитесь?
- Не боюсь. Никто не побежит задерживать человека, который окажется виновником в вашей придуманной истории. Мы сначала тщательно соберем все сведения о нем, проверим их и только потом будем принимать решение.
- Простите, Анастасия Павловна, но вы или большая оптимистка, или сами живете в мире фантазий. Я много лет тесно сотрудничал с нашей кемеровской милицией и хорошо знаю, как они проверяют сведения. И уж тем более как их собирают. Я с большим уважением отношусь к вашей профессии, но у меня нет оснований полагать, что московские сыщики хоть в чем-то лучше наших, сибирских. Даже если работают на Петровке.
Так, с этим понятно, милицию мы не любим и ей не доверяем. Что ж, вполне естественно, нынче во всей стране не сыщешь человека, который бы думал иначе. Если такой безумец и найдется, то только в психушке. Но и это вряд ли... Ладно, милицию, тем паче в ее сегодняшнем состоянии, никто не любит и любить не обязан, и Руслан Нильский в этом смысле не исключение. Но ведь есть здоровое чувство самосохранения. Твою жену похитили, держали несколько дней на какой-то хате, потом выпустили и стали подбрасывать тебе дурацкие письма и коробки с дохлыми крысами. Неужели можно продолжать спокойно жить и не думать ни о чем плохом, не поняв причину таких событий и не устранив источник опасности? Кроме того, в Нильском, коль уж он был журналистом, и журналистом, судя по всему, первоклассным, должно жить нормальное любопытство: что за этим стоит, почему это происходит? Не может быть, чтобы ему было неинтересно.
- Руслан Андреевич, среди ваших знакомых есть яростные почитатели Марка Твена? - спросила Настя.
- Марк Твен?
Недоумение чуть оживило его глаза, появился блеск, но тут же исчез.
- При чем здесь это?
- Письмо, которое вам подсунули, содержит одну-единственную фразу, принадлежащую этому писателю. Фраза не из популярных, не расхожая. Ее могут процитировать только истинные знатоки его творчества.
Нильский молчал, о чем-то размышляя. Плечи опущены, взгляд устремлен на стоящую на полке керамическую фигурку.
- Нет... Пожалуй, нет. Я, во всяком случае, таких людей припомнить не могу. А почему... Вы что, уверены, что это письмо написал человек, которого я знаю?
- Я ни в чем не уверена. Более того, я вообще не знаю, кто это написал, но мне же нужно это узнать. Вот я и задаю свои вопросы. Видите ли, если вашу жену пальцем никто не тронул, никто ее не обидел и не сделал ей ничего плохого, кроме того, что ее насильно увезли и продержали какое-то время взаперти, то у меня есть все основания полагать, что похитители к ней хорошо относятся. Потому у меня и возникла мысль о круге ваших знакомых. Моя логика понятна?
- Да, вполне, - кивнул Руслан.
- И в этом плане меня особенно интересует круг знакомых вашей жены. Может быть, любители Марка Твена есть среди них? Вспомните, пожалуйста.- Яна никогда не упоминала о таких людях. Я бы запомнил, если бы она что-нибудь говорила об этом. Все-таки, согласитесь, Марк Твен сегодня не в моде, его поклонники на каждом шагу не встречаются. А кстати, из какого произведения эта фраза?
- Не знаю, - призналась Настя с улыбкой. - Я ее прочла в сборнике афоризмов. Давно, много лет назад. "Если бы все люди думали одинаково, никто не играл бы на скачках". Запомнила, потому что она имеет непосредственное отношение к моей работе. Если бы все люди думали одинаково, не было бы проблемы преступности. Решили, например, что убивать и красть нехорошо, и все одинаково это правило соблюдают, и никому и в голову не приходит его нарушить. Если бы все люди думали одинаково, то человечество давно вымерло бы. Не было бы ни открытий, ни изобретений, вообще никакого прогресса не было бы. Об этом можно долго рассуждать... Вам никогда не приходилось дискутировать на эту тему? Не приходилось никому доказывать, что ваша точка зрения на ситуацию совсем не обязательно должна совпадать с точкой зрения вашего оппонента?
- Конечно, - на лице Нильского появилось слабое подобие улыбки. - Странный вопрос. По-моему, невозможно найти человека, который хоть раз в жизни не отстаивал бы свое право видеть ситуацию с собственной колокольни. Жаль, что я раньше не знал этой фразы Твена, она бы мне пригодилась в таких спорах. Истина, конечно, банальна до оскомины, но, когда ссылаешься на авторитет, она сразу делается такой весомой, значимой.
- Руслан Андреевич, - Настя начала плавно подбираться к главному, что ее на данный момент интересовало, - а нет ли среди тех, с кем вы об этом спорили, людей, которые могли бы всерьез рассердиться на вас?
Он смотрел на нее глазами, в которых не мелькало даже искры понимания. Настя подумала, что, наверное, сформулировала свой вопрос уж слишком аккуратно и оттого чрезмерно завуалированно. Надо быть проще. В конце концов, Нильский не противник, он просто человек, который уклоняется от сотрудничества. А это далеко не одно и то же. "А если все-таки противник? - мелькнула мысль и тут же исчезла, задавленная вполне рациональными аргументами. - Да нет, глупость это. Зачем ему похищать Яну? Ну убить Тимура - ладно, согласна, с огромной натяжкой, но наличие мотива можно признать, приревновал и убил. Но похищать Яну, организовывать письмо и крыс... Таким сложным способом отводить от себя подозрения? На это нужно время, нужны помощники, все это необходимо было именно организовывать, искать людей, машину, квартиру, где будут держать Яну, крыс этих жутких... Нет, бредово, абсолютно бредово. Здесь нет мотива".
- Вы меня не понимаете?
- Честно признаться, не очень.
- Тогда спрошу прямо: не случалось ли так, что герои ваших публикаций не были согласны с тем, как вы видите ситуацию? Может быть, они были недовольны, предъявляли вам претензии? Угрожали? И в письме, которое вам подсунули, они цитируют Марка Твена, словно напоминая вам о ваших же словах, когда вы защищали свою точку зрения и свое право написать о них так, как вы написали. Может такое быть?
