– Нет, мы пойдем в палату. Но перед тем я бы хотел вас кое о чем попросить.
– Конечно.
– В свое время у нее была глубочайшая амнезия… потеря памяти.
– От чего это могло случиться?
– От чего могла случиться такая серьезная потеря памяти? – переспросил врач и пожал плечами. – На мой взгляд, какое-то мощное вторжение в мозг. Вероятнее всего, высокий ультразвук. Но могу и ошибаться. Сейчас память возвращается к ней. Но та же самая память погружает ее в тяжелейшую депрессию.
– Я должен увидеть ее.
Главврач молчал.
– Пожалуйста, – попросил гость.
– Хорошо. Но одна просьба. Никаких эмоций, наводящих вопросов, не говоря уже о прикосновениях.
– Хорошо.
В палате было чисто и светло. Марина лежала на кровати, неотрывно смотрела в потолок. При появлении врача и Сергея быстро поднялась. Тревожно посмотрела на вошедших.
Врач спокойно и деловито подошел к больной, улыбнулся:
– Как наше самочувствие, девушка?
Она тоже попыталась улыбнуться:
– Хорошо.
– Сон? – Врач взял ее за кисть, стал слушать пульс.
Марина опустила взгляд, стала напряженно следить за его рукой.
– Что? – вопросительно поднял на нее глаза доктор.
– Не надо, – попросила она негромко.
– Больно?
– Страшно.
– Если страшно, не будем, – повернулся к Кузьмичеву, кивком пригласил подойти поближе. – Вы не можете вспомнить этого человека? Кто он?
Марина напряглась, силясь вспомнить, виновато улыбнулась:
– Доктор… Да, доктор.
– Умница, молодец, – похвалил Виталий Дмитриевич, посмотрел на Кузьмичева. – Вы, доктор, не желаете побеседовать с больной?
– Конечно, – взволнованно ответил тот.
Доктор вышел, Сергей и Марина остались одни. Смотрели друг на друга, молчали.
– Ваше здоровье идет на поправку, – произнес первым Кузьмичев.
– Почему? – не поняла она.
– Потому что вы выздоравливаете.
Глаза ее расширились.
– Разве я болела?
– Немного.
– Чем?
– Так, легкое недомогание.
Она с облегчением улыбнулась:
– Слава богу, я рада… – Внимательно посмотрела на Кузьмичева и спросила с таким искренним недоверием, что у Сергея пошли мурашки по телу: – А вы действительно доктор?
– Да… – не сразу ответил он.
– Значит, ошиблась. Я раньше вас видела где-то в другом месте. Не могу вспомнить, где. По-моему, во дворе больницы.
– Нет. Но могу напомнить, – осторожно предложил Кузьмичев.
Она молчала, глаза ее стали медленно расширяться.
– Что… напомнить?
– Сергей… Сергей Кузьмичев… Кузьма.
Лоб Марины от напряжения стал покрываться мелкими каплями пота – она силилась вспомнить.
– Кузьмичев… Грязнов… Виктор Сергеевич… – стал перечислять гость.
– Виктор Сергеевич… – повторила Марина.
– Вы его вспомнили?
– Да…
– Кто он?
– Виктор Сергеевич… «Красная шапочка».
– Что – «Красная шапочка»?
– Виктор Сергеевич и я… И написано – «Красная шапочка».
– Ресторан?
– Да, ресторан.
– Вы были вдвоем?
– Вдвоем…
– Что он вам говорил?
– Не помню.
– Просил… предлагал… угрожал… Что?
– Не помню.
– Постарайтесь вспомнить. Это важно.
– Нет… Нет… Не могу… Нет… – Марину начинал бить озноб.
– Ну напрягитесь… Какой разговор был между вами? Это было как раз перед болезнью?
– Нет… Нет… – Она стала терять сознание, на губах выступила слюна. – Нет…
Сергей бросился поддержать ее, в этот момент в палату вбежал доктор, оттолкнул гостя.
– Все, уходите. На сегодня достаточно. – И стал укладывать больную в постель.
Сергей тихо покинул палату.
Когда он шел по длинному больничному коридору, то едва не столкнулся с Архиповым, выходящим из процедурного кабинета.
Архипов от неожиданности замер, затем быстро отступил за дверь кабинета и уже отсюда смотрел вслед уходящему двойнику.
…Виталий Дмитриевич Поплавский постоял какое-то время перед телефонным аппаратом, затем все-таки решился, набрал номер.
– Здравствуйте, – сказал. – Мне господина… Важу.
– Слушаю.
– Из больницы… К нам совсем недавно приезжал гость.
– Кто?
– Кузьмичев Сергей Андреевич… Вы знаете, к кому он мог приезжать.
– Догадываюсь. Один приезжал?
– Один.
– Когда приедет в следующий раз?
– Не сказал.
– Другие люди к ней приезжали?
– Пока нет.
– Звоните и информируйте.
– Обязательно.
– И никому не рассказывайте о визите Кузьмичева. Только мне. Поняли?
– Понял.
Поплавский опустился в кресло, вытер вспотевший лоб, полез в карман за валидолом.
Гостиничный номер в городе, куда прибыл Костя, был трехкомнатным: с рабочим кабинетом, с дорогой мебелью. Финансовый директор надел пиджак, поправил перед зеркалом галстук и быстро пошел к выходу.
За дверью его встретили два могучих охранника, молча и на приличествующем расстоянии двинулись за ним к лифту.
Навстречу им из лифта выпорхнула очаровательная девушка, чуть было не натолкнулась на Костю, мило увернулась.
– Простите… – И заспешила по коридору.
Костя оглянулся, заметил, что девушка открывает номер рядом с его дверью.
Спустились вниз, и здесь, возле рецепции, гостя встретил невысокий, кругленький человек.
С веселой улыбкой подошел к нему, пожал руку.
– Ганеев. – Оглядел гостя, похоже, остался доволен его внешним видом, поинтересовался: – Как там столица нашей Родины?
– Хорошеет, – ответил Костя.
– Не люблю. Шум, гам, беготня, толкотня, – Ганеев широким жестом показал на виднеющийся за окном город. – Другое дело у нас: спим… Днем спим, ночью спим, всю жизнь спим. – И весело расхохотался. Вдруг резко умолк, почти вплотную приблизился к Косте, негромко, как страшную тайну, сообщил: – Но все это крайне обманчиво. – Оглянулся на охрану. – Видите, каких лбов к вам приставил?! Потому что сон разума рождает чудовищ! У нас – город чудовищ! Выйдете за порог, и сразу пуля в лобешник! Так что будьте осторожны, дорогой Константин Иванович.
Тот усмехнулся.
– Веселая картинка.
– Мы рядышком, – утешил тот. – Будем надеяться, что веселье вас не коснется.
Они направились к выходу, и город встретил Костю тяжелым влажным воздухом.
Метрах в ста от гостиницы несла мутные воды быстрая и бурлящая великая сибирская река.
Было уже за полночь. Автомобиль Германа стоял в пустом темном дворе, в дальней беседке бренчала на гитаре и веселилась молодежь.
В салоне, кроме самого Германа, сидел еще худощавый парень, он чувствовал себя неуютно и нехорошо.
– Тебе сейчас сколько? – спросил Герман.
– Сейчас? – парень как-то болезненно напрягся. – Сейчас уже двадцать два.
– Думал, больше.
– Все так думают. А мне всего двадцать два. Обидно.
– Что – обидно?
– Что подсел. Теперь уже никак не вывернуться.
– Я б тебя вывернул! – жестко сказал Герман. – Пару раз шею свернул, враз взялся бы за ум.
– Не поможет. Отец у меня круче вас. Знаете, как бил? До переломов. Обе руки перебил… А мне легче без рук, чем без дури.
– Сабур – вместо отца?
– Сабур? – Паренек снова задумался. – Сабур у нас вместо и отца, и матери. Он у нас как Бог. Плохо, что в тюряге. Он не только с наркотой помогает. Иногда почти бесплатно. С ним еще поговорить можно.
– А много у него таких, как ты?
Парень ощерился, показал плохие мелкие зубы.
– Пол-Москвы! Вся молодежь сидит у него на подпитке! Вернее, не у него конкретно… но Сабура все знают и от него все зависят. Рулевой!
– Я бы этого «рулевого», суку… – выругался Герман. – Голову отрезал бы.
– Отрежешь Сабуру, придет другой. Свято место пусто не бывает, – печально заключил паренек и пожаловался: – Ломит… Выть начну. Может, деньжонок все-таки подкинете? Я ведь сделаю все, что вы скажете. Не бесплатно, конечно.
Герман достал из кармана бумажник, отсчитал несколько тысячных купюр, положил парню на колени.
– А теперь то, что ты должен сделать. В вашей тусовке есть два человека. Кличка – Грэг и Жора.
– Грэг? Что-то такое слышал – Грэг.
– Узнай, кто они и где их найти. За это получишь бабки… Достаточно получишь.
– А что они наделали?
– Тебя это не касается. Пошаркай по притонам, поищи, поспрашивай.
– А может, они вовсе не обязательно из нашей тусни?
– Может. А может, и из вашей. Но уши растопырь, и лови любую информацию. Тебя как зовут?
– Дух… От слова «духать». Когда-то клей «Момент» духал. Дух!
В комнате был полумрак. Лампа на туалетном столике бросала мягкий свет на диванчик, на котором спала Катюша.
Анна сидела перед зеркалом в ночной сорочке, расчесывала длинные волосы и смазывала кремом едва заметные морщинки.
Внезапно увидела в зеркале стоящего в дверях Илью. От неожиданности вздрогнула, затем снова принялась за вечерний туалет.
