Казаковы после поминок собрались в доме погибшего. Почти не разговаривали. Кто-то осмелился придти в этот вечер и вызвать Ксюшу.
– Я хотел с тобой объясниться, – сказал Вершков. Они сидели в беседке, которая находилась в глубине двора.
– Теперь уже не к чему, – ответила девушка бесцветным голосом, не глядя на собеседника. – Я и согласилась на разговор с тобой лишь для того, чтобы окончательно разорвать отношения.
– Это невозможно! Мы любим друг друга!
– Мне даже порой кажется, что я тебя ненавижу, – оборвала его Ксюша.
– Это потому, что считаешь меня убийцей своего отца. Но уверяю, что ты заблуждаешься. На спусковом крючке пистолета находился его палец. И в пылу борьбы он сам в себя выстрелил. Если не веришь, я могу показать тебе результаты экспертизы. На курке отпечаток его пальца. А я не хотел его убивать, у меня была другая цель, только арестовать, – оправдывался Вершков.
– Пусть так, но ты пришел арестовать его, не посоветовавшись со мной.
– Он же преступник, а тебя я не застал в общежитии.
– Для кого преступник, а для кого был родным отцом. И мне известно его прошлое. К тому же арест для отца приравнивался к смерти. Поэтому он и совершил в свое время побег из колонии. Как ни крути, а ты убийца.
– Ксюша, милая, дай мне шанс. Я не могу без тебя!
– Ты же обещал мне оставить отца в покое. А сам?! Не мог потерпеть еще немного. Правильно папа говорил, что мент всегда останется ментом, а обещание – для него пустой звук. А я еще спорила, что ты не такой. Дура!
– Я сделал запрос еще до того, как мы с тобой договорились.
– Ну, конечно! У тебя на все оправдания найдутся, а человека нет. Очень близкого и родного мне человека! – Она стряхнула слезы.
– Тебе сложно сейчас объективно оценить обстановку, мешает обида. Давай встретимся через недельку и обсудим все в спокойной обстановке.
– По-твоему, через неделю уже угаснет боль утраты. Я сейчас все решила для себя на будущее. Не ищи больше встреч со мной, – и она встала, давая понять, что разговор окончен.
– Подожди, – попытался удержать ее Александр, но она, не оборачиваясь, пошла по аллее к дому.
Сергей и Гарик вышли покурить на улицу, Светлана куда-то запропастилась и в комнате осталась только Люба да Ирина Анатольевна, на которой лица не было.
– Вон он, – сказала дочь, выглянув в окно.
– Кто? – спросила мать безразличным тоном.
– Твой потерянный сын. Позвать?
– Не нужно, – замахала руками Ирина Анатольевна.
– Все равно когда-нибудь придется открыть ему правду. Решай скорее, а то уйдет.
– Да пойми же! Не могу я признать сыном убийцу моего Алеши, – и она закрыла лицо руками. – Не могу!
– Прости, мама, я не подумала. – Она посмотрела на мать, не зная, как поступить дальше. Потом подошла к ней, села рядом и прижала ее голову к себе. А в душе пожилой женщины произошло раздвоение: она считала себя виновной в сиротской судьбе младшего сына и в то же время вменяла ему в вину гибель старшего.
– А где мама? – В комнату вошла Ксюша…
Светлана долгое время сидела в углу комнаты на стуле с высокой спинкой и практически не произнесла ни единого слова, только изредка отвечала сочувствующим. Она не прислушивалась к разговорам родственников, прокручивая в уме всю свою жизнь.
Влюбилась она в Алексея еще в школе, тот ответил взаимностью. И с тех пор, бок о бок, они прошли с ним вместе трудный и длинный путь. Они на двоих делили радость и невзгоды, вырастили дочь, а самое главное – она безумно любила его, несмотря ни на что. И теперь, когда не стало самого близкого человека, она считала, что ей нет места на грешной земле.
Никто не заметил, как хозяйка вышла из комнаты. Она закрылась в ванной комнате и включила воду, чтобы создать иллюзию, что кто-то моется. Села на край ванной и посмотрела на отопительную, дугообразную трубу, тянувшуюся по спирали к самому потолку. На бельевой веревке, натянутой по периметру ванной комнаты, висели давно высохшие брюки Алексея, про которые все забыли. Она взяла с полки маникюрные ножницы и обрезала веревку с одной стороны. Брюки соскользнули на пол, задев женщину по лицу.
– Подожди, милый Алешенька, я уже иду к тебе, – произнесла она вслух и обрезала веревку с другой стороны. Накинув на шею петлю, она встала на цыпочки и, натянув веревку, завязала ее на верхней спирали трубы. – Вместе грешили, вместе и отвечать перед Богом будем, – и она подогнула ноги в коленях.
Собравшиеся хватились хозяйки. Никто не мог вспомнить, когда и куда вышла Светлана. Кинулись искать по всему дому и во дворе, но нигде не могли найти. Сергей остановился у ванной комнаты и постучал в дверь. Он проходил тут уже несколько раз и ему показалось странным, что так долго льется вода.
– Кто там? – поинтересовалась Ксюша, задержавшись около Сергея.
– Не знаю. Никто не отвечает. Но если бы вода заполняла ванну, то звук бы менялся и становился булькающим, а он однотонный.
– Мама! – Ксюша постучала в дверь кулаками. – Что же ты стоишь? – закричала она на Сергея, заподозрив неладное. – Ломай дверь! – На шум сбежались остальные. Гарик, вместе с Сергеем, вышибли дверь, которая, задев за плечо повешенную, развернула ее лицом к родственникам.
– Боже мой! – Ксюша обняла и приподняла тело матери, а Гарик развязал веревку.
– Вызовите «скорую», иначе она умрет! – Дочь сидела на полу, положив голову матери на колени. Она приподняла глаза и встретилась с молчаливыми взглядами и гробовой тишиной. – Нет! Это не правда! За что, Господи! Не верю! – Ксюша размахивала головой из стороны в сторону, ударяясь о косяк. – Почему ты не забрал и мою жизнь?! В чем я перед тобой провинилась?! – причитала она, надрывая голосовые связки, но глаза оставались сухими.
– Пойдем со мной, внучка, – склонилась над ней Ирина Анатольевна. – Помогите поднять, – обратилась она к мужчинам. Беднягу уложили в постель в ее комнате, а бабушка присела рядом, взяв ослабленную руку девушки в свои старческие, но нежные и мягкие руки.
– Поплачь, Ксюша, поплачь. Полегчает, – посоветовала она. Сначала редкие и сдержанные всхлипывания, а затем громкие рыдания с причитаниями заполнили комнату. А Ирина Анатольевна вытирала у внучки слезы и тихо повторяла: – Поплачь, милая, поплачь. Полегчает.
И вновь похороны. Только более скромные, на которых присутствовали только близкие родственники. Прилетели и Мухины, родители Светланы. Олега Пантелеевича долго не могли оттащить от могилы дочери. Он упал на холм, зарыв лицо в землю. Его поднимали, но он снова и снова падал. Ольга Никитична чуть не бросилась в могилу следом за гробом.
В семействе Казаковых наступила черная полоса невезения. Вечером всех ожидал очередной сюрприз. Исчезла Ксюша, оставив записку: «Прошу, не ищите! Я жива и здорова, но хочу начать жизнь заново. Люблю всех, но мне больно вас видеть. Ксюша».
Вершков узнал о смерти Светланы Олеговны и решил еще раз навестить Ксению. Он не собирался опять выяснять отношения ибо знал, что только время лечит душевные раны. Хотелось только утешить ее и как-то помочь по возможности. На звонок вышел незнакомый мужчина.
– Вы кто? – поинтересовался Александр.
– Светланин отец, Олег Пантелеевич, – представился мужчина.
– Значит дедушка Ксюши. Вы не вызовете ее? Меня зовут Александр, она знает.
– Наслышан о вас. Подождите минутку, молодой человек, – и он исчез, но буквально тут же появился обратно. – Вот, – протянул он записку внучки.
Читая ее, Вершков на глазах переменился в лице.
– Извините за беспокойство, – сказал он и ушел, не попрощавшись.
Во время похорон Атамана одинокая женщина в черном, свободном платье и черном платке стояла в стороне и слезы отчаяния буквально душили ее. Когда летний ветерок обдувал ее фигуру, платье облегало тело и на передний план выступал еще маленький, но гордый животик.
Ей безумно хотелось подойти поближе и последний раз поцеловать любимого или хотя бы взглянуть на него. Но понимая, что она там чужая, а для некоторых и нежеланная, она продолжала стоять в стороне. Но в душе накапливалось зло на убийцу, который лишил жизни отца неродившегося ребенка.
Только после того, как все разошлись, женщина подошла к могиле и положила на холмик две красные розы. Затем взяла большой портрет погибшего в черной траурной рамке под стеклом, долго всматривалась в знакомые и такие родные, близкие черты любимого и, поцеловав положила на место.
– Спи спокойно, Алеша. Убийца ответит за твою смерть! – произнесла она, словно клятву.
Нина притаилась за телефонной будкой, недалеко от пешеходного перехода. В правой руке она сжимала ручку кухонного ножа, лезвие которого скрывалось под рукавом.
На улице уже сгущались сумерки, когда к переходу с другой стороны дороги подошел Вершков, удрученный исчезновением Ксюши. Он рассеянно посмотрел по сторонам и, не обращая внимания на женщину, пошел через дорогу.
