Наиболее обеспокоен был Сорби. От волнения у него даже дрожали руки. Схватив за плечо Терразини, он спросил:
— Что это значит?
Адвокат неопределенно развел руками.
— Хочет выиграть время. Посоветоваться с друзьями в Нью-Йорке.
— Так это дело может лопнуть. — При одной этой мысли ноги у Сорби стали ватными.
— Может лопнуть, может лопнуть, — спокойно повторил Терразини. — Может географически переместиться. Это было бы досадно. Потерянное время. Напрасные поездки.
Когда они вышли во двор виллы, они снова попали в поле зрения парня, затаившегося на вершине холма. При помощи своего телеобъектива он вновь запечатлел на пленке всех участников этого совещания.
* * *
В одном сицилийском ресторане в Риме Терразини с Карризи ели лангустов.
— Эти твои друзья, — жаловался Карризи, — слишком жадны. Пятнадцать процентов! И, кроме того, они слишком наглы. Со мной такие номера не проходят. Нет!
Терразини попытался смягчить обиду Карризи.
— Но это влиятельные люди. Ассоциация Лаудео весьма сильна. У нее везде связи.
Карризи высосал клешню лангуста.
— У нас в Америке такого не бывает. Все ясно и понятно. Как в универсаме: вот тут деньги, а тут товар. Без всяких фокусов. Поэтому я и начал новую жизнь в Америке. Я родился здесь, но мышление у меня американское.
Он взял бокал шампанского и осушил его до дна.
— Эти твои друзья скользкие, как угри. А я не ловлю угрей. Я занимаюсь бизнесом, как это вы говорите — делами.
— Да, — согласился с ним Терразини, — тут у нас ко всему примешивается политика.
— А! — Карризи рубанул рукой по воздуху. — У нас и с политическим деятелем ты говоришь в открытую. Республиканец или демократ, один черт.
— Так, значит, ты думаешь отказаться от этого вложения капитала?
— Если эти типы не перестанут морочить мне голову, то да. Мир велик, а доллары все хотят заполучить.
Терразини выдвинул другое предложение:
— А что, если мы все это обтяпаем между собой — между сицилийцами? Нам будет легче прийти к соглашению.
— Вот было бы здорово! — ответил Карризи. — И почему это Сицилия в конце войны не отделилась от Италии? Видишь ли, Терразини, я не хочу, чтобы надо мной потешались от Детройта до Лас-Вегаса. Болтунов вокруг себя я не потерплю.
— Сицилийцы умеют молчать.
Американец провел языком по зубам. И принял мгновенное решение:
— Окэй. Поговори с сицилийскими друзьями. Возьми все на себя.
— Не беспокойся, Фрэнк, — сказал Терразини, похлопав его по руке. — У нас, чтобы разрешить, важный вопрос, необходимы три вещи: женщина, журналист, который пишет по твоему заказу всякие глупости в газетах, и свой человек в секретных органах.
— И у тебя есть все эти три вещи?
— А то как же? Конечно, есть.
Портье в гостинице дал Каттани ключ от его номера.
— Доктор, — проговорил он, — в баре вас ожидает один синьор.
Кто бы это мог быть? Заинтригованный, Каттани направился в бар и там обнаружил Терразини. Сидя в уголке, адвокат пил кофе.
— Извините за неожиданный визит, — сказал он. — Утром я пытался к вам дозвониться, но вас не было.
— Что-нибудь случилось? — спросил Каттани, обмениваясь с ним рукопожатием.
— Нет, нет, абсолютно ничего. Просто я пришел, чтобы поздравить вас.
— С чем же это?
Терразини открыл портфель. Извлек оттуда несколько листков и, помахав ими перед Каттани, сказал:
— Вот с этим. Это показания, которые вы дали судье в Трапани. Я высоко это ценю. Особенно потому, что вы поступили так по собственной инициативе. Настоящий дружеский жест!
«Ах ты, поганец», — подумал Каттани. И, усевшись напротив адвоката, сказал:
— Я счел это своим долгом после того, что вы для меня сделали.
— Н-да... — задумчиво отозвался Терразини. Он глядел на Каттани со странной улыбкой. — Иногда я себя спрашиваю, — сказал он, — чего может больше всего желать такой человек, как вы?
— К чему такие вопросы?
— Просто интересно, что вы ответите.
Терразини казался еще более скользким, чем всегда. Голову он склонил набок и слегка откинул назад. Он весь благоухал какими-то отвратительными духами.
— Ну что я могу сказать? — рассмеялся Каттани. — Поскольку я полицейский, то, наверно, должен желать стать начальником полиции.
Терразини по-прежнему бесстрастно смотрел на него.
— Не смейтесь. Такими вещами не шутят. Вы обладаете темпераментом и умом. Почему бы вам не стремиться занять такую должность? Необходимо лишь в нужный момент обратиться к нужным друзьям.
Каттани пытался понять, к чему он клонит. Какой тайный план вынашивает? Комиссар напряг внимание, весь напружинился. А Терразини продолжал то дружеским, то угрожающим тоном:
— Я, например, нужный вам друг. Нас с вами связывает договор о нерушимой дружбе. — Он на минутку умолк, изобразив краешком губ ледяную улыбку и показав при этом белоснежные зубы.
«Гиена», — подумал Каттани.
— Пока что не могу вам сказать больше, — продолжал Терразини, — но на Сицилии мне предстоит заняться некоторыми делами, касающимися также и вас,
Каттани подскочил от удивления.
— Также и меня?
— Разумеется. Но не волнуйтесь. Я хочу лишь знать, могу ли рассчитывать на ваше сотрудничество.
— Да, но, боюсь, вы меня переоцениваете.
.. — Вы что, смеетесь надо мной? — Терразини по-прежнему говорил вполголоса, но слова его падали тяжело, как камни. — Чем вы сейчас занимаетесь? Я хочу сказать, в чем состоит ваша работа?
— Буду служить в секретариате у Каннито.
— Поздравляю вас! Это самое меньшее, что Каннито. мог для вас сделать. Вот видите? А вы говорите, что я вас переоцениваю. Когда занимаешь такие должности, открывается немало возможностей быть полезным своим друзьям.
Каттани чувствовал себя точно рыба на крючке. И сделал попытку высвободиться.
— Но вы же и так очень близки с Каннито. Разве мог бы я сделать больше, чем он?
— Можете, можете. — Терразини чуть отодвинул от себя чашечку с кофе. — Каннито приходится думать слишком о многом. И он часто забывает то одно, то другое. А когда там есть такой человек, как вы... Вы меня понимаете?
Адвокат поднялся. Не спеша застегнул пиджак а, кивнув на кофе, улыбнулся: — Вы за меня заплатите?
Уже уходя, он вдруг что-то вспомнил, и вернувшись, прошептал комиссару:
— Я вам скоро позвоню. Но вы ни звука не говорите Каннито о нашем разговоре. Ему ни к чему об этом знать.
* * *
Начальник отдела «Зет» Себастьяно Каннито, с гладко прилизанными, словно приклеенными к черепу блестящими волосами, подставил свою хищную физиономию лучам горячего римского солнца. Он полулежал в спокойном кресле на террасе, беседуя с Лаудео, и маленькими глоточками потягивал из стакана ледяное питье, пахнущее мятой.
— Меня несколько беспокоит поведение этого Карризи, — проговорил Каннито. — Ой же должен понимать, что тут ему не Америка.
— Ничего, побушует и успокоится, — с надеждой сказал Лаудео. — Вот набьет себе шишек, тогда поймет, что к чему. Пусть поступает, как хочет. Когда убедится, что у него нет другого выбора, сам приползет к нам на коленях.
— А если удерет от нас?
— Мы перекроем ему все ходы и выходы. Ему некуда деться. — Лаудео растопырил указательный и средний пальцы руки на манер буквы V и, перевернув, уперся ими в подлокотник кресла. — Кавдинское ущелье! [В Кавдинском ущелье во время второй самнитской войны (321 г. до н. э.) самниты нанесли сокрушительное поражение римским легионам и вынудили их пройти «под ярмом», что знаменовало полное подчинение побежденных. Отсюда выражение «пройти через Кавдинское ущелье», то есть подвергнуться крайнему унижению] Вот где он у нас пройдет!
И оба рассмеялись.
Появился слуга в блоснежной куртке и доложил о приходе Каттани.
— Кажется, мы с вами уже знакомы, — приветствовал его Лаудео.
— Да, мы встречались с вами довольно давно на Сицилии.
— Жаль, что потом больше не виделись, — сказал Лаудео. — Но теперь мы будем в постоянном контакте. — Он хлопнул Каттани по плечу и, оживившись, добавил: — Вы парень что надо. Я это сразу почувствовал, как только нас познакомили. .
К ним подошел Каннито со стаканом в руке.
— Ну так как, — обратился он к Каттани, — ты отбросил свои сомнения?
— Пожалуй, да.
— Вот и славно! Значит, теперь ты наш. Когда хочешь приступить к работе? Со следующей недели? Скажем, в понедельник?
— Как прикажете.
В этот момент раздался звонок входной двери. Каннито посмотрел на часы. «Пунктуален, как всегда», — проговорил он про себя. И, извинившись, ушел с террасы в комнаты, сказав, что сейчас вернется.
Лаудео, воспользовавшись его отсутствием, продолжал опутывать Каттани паутиной слащавой лести. Это был великий обольститель, наделенный каким-то таинственным магнетизмом. Он завораживал свои жертвы и, словно усыпив, хранил их, чтобы оживлять всякий раз, когда они смогут ему пригодиться.
