– Не надо.
– Я спрашиваю, ты веришь?
– Нет... То есть да... Не надо, прошу!
– А будешь послушной?
– Я не знаю...
Агата отвернула голову, вжимая ее в плечи. Лосев расстегнул одну пуговицу на ее блузке. Тихо, никакой реакции. Вторую. Девчонка недовольно сопит, зажмурив глаза, но молчит... Третья пуговица.
– Оставь меня в покое, урод!
Она резко подалась назад, споткнулась, упала, растянувшись на полу.
Лосев помог ей подняться. И когда она восстановила равновесие, ударил ее раскрытой ладонью по лицу.
– Да убоится жена мужа своего!
Ему казалось, что его изречение прозвучало величественно и торжественно.
– Мразь! Подонок!
Зато ее слова были лишены всякого литературного изящества.
– Как ты сказала? – рассвирепел он.
Второй удар сбил Агату с ног. Она упала, но в этот раз Лосев далек был от мысли подать ей руку.
Он навалился на девушку всей массой своего тела, развел руки в стороны, заглянул в ее полные ужаса глаза. Она ненавидела его, но страх уже парализовал ее волю. Теперь с ней можно делать все, что угодно...
Сейчас от Агаты его могло оторвать что-нибудь экстраординарное. Например, взрыв атомной бомбы под окном.
– А-а-а!..
Протяжный душераздирающий вопль под окном резанул по нервам.
– Ромка! – во всю мочь дико заорал Илья.
Лосев вскочил на ноги, подбежал к окну, распахнул его настежь.
Ромы не было видно, но к нему со стороны озера бежал Илья, размахивая руками.
– Что там такое? – крикнул Лосев.
Но Илья как будто его не услышал. Он забежал за угол дома, где находился гараж. Похоже, произошло нечто из ряда вон выходящее. Возможно, похлеще ядерного взрыва.
Лосев кликнул Игоря, велел ему убрать Агату под замок, а сам покинул дом.
Рома лежал на земле у самых ворот гаража. Волосы дыбом, глаза навыкате, на лице застывшая гримаса, открытый рот перекошен, руки скрючены, ноги как будто парализованы. Рядом с ним никого. И калитка в воротах приоткрыта.
Предчувствуя неладное, Лосев рывком распахнул калитку, чтобы заглянуть в гараж. И вдруг почувствовал, как железная ручка огненной молнией врастает в его ладонь.
Неисчислимое стадо взбесившихся электронов ворвалось в его тело, рухнуло в пятки, приварив их к земле. И сердце провалилось куда-то вниз живота, сжалось в бессильной попытке выскочить через прямую кишку. Чувствуя, что сгорает под напором электротока, Лосев хотел было разжать ладонь, но мышечный спазм не позволил ему этого сделать. И не известно, чем бы все закончилось, если бы не вовремя подоспевший Игорь. Он схватил его за рубашку, резко потянул на себя вместе с калиткой.
Лосев еще не разжал ладонь, но электрический ток уже перестал насиловать его. От калитки его оторвал Игорь, но он этого не почувствовал. Сильнейший шок вогнал его в состояние полного ступора.
Он смутно помнил, как Игорь схватился за лопату, как появился Илья, тащивший на буксире избитого в кровь Кирилла.
– Уйти хотел, паскуда!
Илья говорил, глядя на своего босса, но ему казалось, что голос его доносится откуда-то из-под земли. Сам он в ответ ничего не мог сказать: гортанные мышцы застыли в спазме.
– Давай в гараж гаденыша! – откуда-то издалека крикнул Игорь. – Лопату хватай!
– Зачем? – так же издалека отозвался Илья.
– Яму копать.
– Кого хоронить?
– Сначала Николаича!
Эта фраза оказалась клином, которая выбила Лосева из состояния шока. И мышечный спазм отпустил тело: руки стали послушными, ноги. Он даже обрел дар речи.
– Кого ты хоронить вздумал, урод? – поднимаясь с земли, заорал он на Игоря.
– Не хоронить... – опешил тот. – Землей прикопать. Первая помощь при поражении электрическим током...
– Идиот! – успокаиваясь, крикнул Лосев.
В детстве он слышал, что человека после удара молнией нужно закопать в землю, якобы для того, чтобы из него сошел электрический заряд. Но с возрастом узнал, что это глупые предрассудки, не более того. Ни в коем случае нельзя закапать пострадавшего в землю, иначе будет сдавлена грудь, человек не сможет дышать, задохнется...
– А что делать? – бросая лопату, спросил Игорь.
– Ничего...
Лосев глянул на свою обожженную руку. Изрядная доля наркотиков избавила его от боли, но ожог на внутренней стороне ладони будет заживать долго.
Он поднял глаза на Кирилла, чувствуя, как закипает в душе лютая злоба, показал на гаражные ворота.
– Заходи, ублюдок! Сам заходи!
Он знал, как наказать гаденыша. Пока еще непонятно, как он умудрился подключить калитку к электросети, но пусть он сам наступит на им же поставленные грабли. Пусть самого током шарахнет...
Кирилл безбоязненно взялся за железную ручку, но лишь слегка приоткрыл калитку и шмыгнул в образовавшийся проем.
– Закрывай! – глядя на Илью, приказал Лосев.
Тот не растерялся, достал из машины резиновые перчатки, с их помощью и закрыл калитку. Ключ искать не пришлось: он торчал в замочной скважине.
– Перчатки далеко не убирай, – сказал Игорь. – Черт его знает, что он там сделал...
– Можешь убрать, – глядя на коченеющее тело Ромы, покачал головой Лосев. – И ключ от калитки можешь выбросить. С голода пусть подыхает...
Похоже, Рома был мертв. Открытые глаза стекленели, грудная клетка застыла в вечной неподвижности. Искусственное дыхание нужно было ему делать. Но, кажется, уже поздно.
Склонившийся над Ромой Игорь подтвердил его догадку. Парень был мертв. И все потому, что он считал наркотики злом. А был бы под дозой, может, и не так бы сильно шарахнуло.
Лосев криво усмехнулся, глядя на труп. Сегодня ему повезло, но, может, уже завтра он сам превратится в кусок безжизненной плоти, чтобы со временем обратиться в прах. Страшный диагноз, смертельная болезнь. И боль – жуткая, невыносимая. Сейчас, когда действие наркотика ослаблено, она снова вернется, будет разрушать его и мучить...
* * *
Лосева искали по всем возможным направлениям, но пока безрезультатно. Зато нашли его шурина. Панфилов лично наведался к нему, под прикрытием своего служебного удостоверения, с тремя «зубрами» из службы безопасности.
Двухэтажный дом в фешенебельной части Куркино, четырехкомнатная квартира – судя по всему, Александр Брынкин жил очень неплохо. Вопрос – с каких таких плюшек он раскрутился?
Консьерж в подъезде сказал, что Шурик дома. Но прошло не меньше четверти часа, прежде чем открылась дверь. И распахнула ее растрепанная шатенка в коротком шелковом халатике.
– Костя! – глядя на Марка Илларионовича растворенным в пустоте взглядом, глупо улыбнулась она.
Но улыбка сошла с ее лица, когда она поняла, что обозналась. Попробовала закрыть дверь, но было уже поздно. Один спец легонько прижал ее к стене, второй ринулся в глубь квартиры, третий остался при Панфилове.
– Кто такой Костя? – спросил Марк Илларионович.
Взгляд жесткий, колючий, а на губах радушная улыбка.
– Костя мой бой. А чо такое?
Зрачки расширенные, правая щека расчесана, движения нервные, как будто конвульсивные. Симпатичная девка, но неряшливая... Что-то с ней явно не так. Похоже на наркотическое опьянение.
– Марк Илларионович! – крикнули из глубины квартиры. – Здесь он!
Шурик возлежал на роскошном ложе в обнимку с пышногрудой брюнеткой. Смотрел на Панфилова, но как будто его не видел. И все же спросил, резко, как будто гавкнул:
– Ты кто такой?
В ответ Марк Илларионович от души рассмеялся.
– Поздно квакать, когда соломинка в клюзе. И жабры раздувать не надо, а то самого сейчас раздуют.
– Что вам здесь нужно? – уже испуганно спросил Шурик.
– Разговор есть. Про твою сестру.
– А что, случилось что-то?
– Ну ты фрукт... Сестра третьи сутки в морге, а он и в ус не дует.
– В морге?! – всколыхнулся парень.
Пышногрудая брюнетка не участвовала в разговоре – ни словом, ни духом не давала о себе знать. Взгляд опустошенный, на лице мертвый штиль.
– Убили твою сестру.
– Вальку?!
– У тебя еще сестра есть?
– Да, двоюродная...
– Эта, что ли? – хмыкнул Панфилов, взглядом показав на его подружку.
– Нет... Инцест не по моей части, – подавленно буркнул Шурик.
– А что по твоей части?
– Кто мою сестру грохнул?
Наконец-то до него дошло, что невежливо возлежать в присутствии гостей. Но едва только оказался на ногах, как тут же забыл про вежливость. И, сжав кулаки, бросился на Панфилова.
Бить его не стали. Всего лишь подставили подножку, и он беспомощно растянулся на полу. Встать не смог, потому как «зубр» не очень аккуратно поставил ему ногу на затылок, чтобы не дергался.
Брюнетка продолжала безучастно наблюдать за происходящим. Хоть бы один волосок на бровке дрогнул. Нет, полная безжизненность.
– Мне говорили, что ты грубый малый, – невозмутимо сказал Панфилов. – Так и есть... На представителя закона с кулаками.
