Тэмсин нахмурила лоб.
– Что именно?
– Хелен Ярдли и Сара Джаггард. Сначала преступник напал на них, а затем оставил карточку. Флисс и Лори получили свои карточки по почте, но на них никто не нападал. Может, этот тип и не собирается на них нападать, ведь в противном случае он давно бы это сделал, не так ли?
Именно поэтому суперинтендант Бэрроу и не дает «добро» на их охрану. Это обстоятельство – и его личная неприязнь к Снеговику.
– Флисс не в лучшей форме, – сказала Тэмсин. – Думаю, она напугана, хотя и настаивает, что это не так. Я же почти уверена, что она что-то недоговаривает, и это как-то связано с карточкой. С цифрами. Сегодня утром она куда-то скрылась, не сказав ни мне, ни Джо ни слова о том, куда собралась. Я понятия не имею, где она сейчас находится. И…
– И? – подсказал Селлерс.
– Она пообещала детективу, который с ней разговаривал, прекратить работу над фильмом. Но она не послушалась. Ну вот, похоже, я ее выдала, – не без гордости заявила Тэмсин. – Ради ее же собственной безопасности я готова стать доносчицей. Вчера она встречалась с Рейчел Хайнс.
– Где?
– В доме ее родителей, я думаю.
– Родителей мисс Бенсон?
– Нет, родителей Рейчел.
Селлерс закусил нижнюю губу. Дело дрянь. Уотерхаус наверняка разъярится.
– Вы правильно сделали, рассказав мне, – улыбнулся он. Тэмсин улыбнулась в ответ.
Ну ладно, подруга, вытрись, вон твое такси. Сейчас четыре утра, красотка, заплатишь за себя сама…
Черт! Голос вернулся. Последнее время Селлерсу было все труднее выбросить из головы сказанные Гиббсом слова, особенно когда рядом с ним была женщина или женщины. Понятное дело, что уверенности в своих силах это не прибавляло. Он слышал это в прошлую субботу, до того как выставил себя на посмешище. Честно говоря, он нисколько бы не удивился, если б Гиббс был рядом с ним и шептал ему на ухо. Селлерс мог поклясться, что слышал его голос как наяву. Должно быть, тот хлебнул лишнего, так как его нигде не было видно. Слава богу. Ведь в тот вечер Селлерс напился в хлам – еще бы, намешал виски с темным пивом – и, возвращаясь домой из паба, попытался снять какую-то тёлочку, которую заметил в окне ресторана. Он вошел внутрь и, не обращая внимания на ее спутников, молодого человека и супружескую пару средних лет, сделал ей предложение. Как оказалось, вместе со своим молодым человеком и родителями она отмечала день рождения – ей исполнился двадцать один год. Она несколько раз сказала ему, но его это не остановило. Он продолжал настаивать на том, чтобы она отправилась вместе с ним в соседний отель. В конце концов, метрдотель и официант выволокли его на улицу и, посоветовав больше не возвращаться, захлопнули дверь у него перед носом. Если задуматься, ему бы наверняка повезло больше, сделай он такое предложение ее матери.
– Если мистер Натрасс или мисс Бенсон свяжутся с вами…
– Вы будете искать Флисс? – спросила Тэмсин. – Если в ближайшее время она не объявится, я свихнусь, переживая за нее. Твикенхэм, вот откуда нужно начинать поиски.
– Почему оттуда?
– Там вроде как живут родители Рейчел Хайнс. Я почти уверена, что сегодня Флисс поехала именно туда.
Селлерс записал в своей записной книжке: «Рейчел Хайнс – родители – Твикенхэм».
– Она следующая, не так ли? – спросила Тэмсин.
– Простите?
– Первой была Сара Джаггард. Ее чуть не зарезали. Потом застрелили Хелен Ярдли. Рей Хайнс – номер третий, верно? Она должна стать следующей жертвой.
* * *
Никогда еще я не была так счастлива, подумала сержант Чарли Зейлер. Все утро она пребывала в состоянии удивительной радости. Увы, Чарли была дома одна, а блаженство – как она лишь недавно открыла для себя, ибо раньше ни разу не испытывала ничего подобного – еще сильнее пульсирует в венах, еще ярче светится под кожей, когда рядом другие люди.
Вот почему Чарли была готова обнять Сэма Комботекру за шею и осыпать его поцелуями – разумеется, платоническими, – когда тот пришел, чтобы проводить ее в кабинет Пруста. Вот почему сейчас, шагая рядом с Сэмом по коридору и выслушивая на ходу его извинения и заверения в невиновности, Чарли ощущала, как счастье подбирается к своему пику. Рядом с ней ее лучший друг, ей хорошо, сегодня прекрасный день, можно поболтать и в полную грудь надышаться воздухом. И подумаешь, что ее оторвали от работы и каким там образом это было сделано. В данный момент самое главное – клочок бумаги в ее кармане.
Она не собиралась никому ничего рассказывать, кроме сестры – в конце концов, это сугубо личное дело, – но пока она все еще ждала, когда Лив ей перезвонит, и вот теперь они с Сэмом идут рядом…
Нет, идет она. Он шагал впереди, каждые несколько секунд оглядываясь на нее через плечо, как будто опасался, что Снеговик превратит его в лед, если он будет засматриваться на Чарли слишком долго.
Кому какое дело? И кому дело до того, чего хочет Пруст? Пусть подождет, пусть всё подождет, кроме потребности дать выход тому, что клокочет у нее внутри. Она бы предпочла рассказать жене Сэма, Кейт – та была бы идеальной кандидатурой, лучше даже, чем Лив, – но Кейт сейчас здесь нет.
– Саймон этим утром оставил мне признание в любви, – наконец не удержалась она.
Сэм тотчас замер на месте и обернулся.
– Что?
Он ушел слишком далеко вперед. В коридорах старой части здания, в котором располагался полицейский участок, было почти невозможно что-то услышать – мешали вечные звуки текущей воды. Видимо, что-то было не в порядке с трубами. По словам Саймона, те гудели так же, как в дни его детства – когда-то здесь располагался местный бассейн. В отдельных местах стены до сих пор жутко воняли хлоркой.
– Саймон оставил мне признание в любви, – улыбаясь, повторила Чарли. – Я проснулась и увидела, что оно лежит рядом со мной на кровати.
Сэм нахмурился.
– У вас все в порядке? Вы с Саймоном… не разошлись? Он, случайно, не…
Чарли хихикнула.
– Объясни мне, почему ты сделал такой вывод из того, что я сказала? Все прекрасно, Сэм. Все абсолютно прекрасно. Он оставил мне признание в любви. Самое настоящее.
– Тогда ладно, – отозвался Сэм. Было видно, что он мало что понял.
– Не буду говорить тебе, что он написал.
– Нет, конечно, не надо. – И когда это мужчина бывает рад сорваться с крючка? – Может, мы… – Комботекра кивком указал на кабинет Снеговика. – Давай поскорее закончим с этим делом.
– С чего это ты так нервничаешь? Мне не привыкать, Сэм. С тех пор как я ушла из уголовной полиции, у Пруста вошло в привычку тереть лампы, в надежде, что я тут же, как джинн, предстану перед ним.
– Почему он не позвонил тебе сам? Почему послал за тобой меня?
– Не знаю. Да и какая разница? – отмахнулась Чарли. Теперь, когда она рассказала Сэму о записке Саймона, та стала для нее еще более реальной. Может, лучше ничего не рассказывать Лив? Та потребует подробностей, захочет узнать точно, слово в слово, что он написал. И непременно нашла бы в записке изъяны. А один там точно был, и немалый. Например, там не было слова «любовь».
Да. Я знаю, что никогда этого не скажу, но это так.
Чарли по достоинству оценила эту тонкость. Нет, более чем просто оценила. Она пришла в восторг. Записка Саймона была идеальной. Лучше этих одиннадцати слов было невозможно придумать. Лишь самый жуткий зануда употребил бы в любовной записке слово «любовь». «Черт, снова я за свое, – подумала Чарли, – мысленно спорю с Лив».
Та непременно захочет знать, поставил ли Саймон свое имя в конце записки и оставил ли поцелуи. Нет и нет. Она задаст вопрос про бумагу. Чарли придется ответить, что это уголок желтого линованного листа формата А4, вырванного из блокнота, который обычно лежит у нее возле телефона. Но разве это главное? Саймон – мужчина; вряд ли он стал бы использовать надушенную розовую бумагу с цветочной виньеткой. Лив непременно скажет: неужели ему было трудно взять целый лист, а не какой-то огрызок? Она скажет: подумаешь, большое дело. Ты обручена вот уже полтора года, и у вас еще не было секса, а он даже не удосужился объяснить тебе почему, – но какое это имеет значение теперь, когда он написал несколько слов на клочке бумаги?
Возможно, после сегодняшнего вечера Саймону не нужно будет ничего объяснять. Полчаса назад он оставил ей голосовое сообщение. Сказал, что увидится с ней позднее и чтобы она постаралась вернуться домой как можно раньше. Наверняка он оставил ей записку неспроста – раньше за ним такое не водилось.
Может быть, он решил, что пора?
Перед тем как отправиться на работу, Чарли тоже вырвала из блокнота клочок, на котором написала: «Насчет медового месяца: все, что ты предложишь, – прекрасно, даже если это будут две недели в “Бомоне”». Саймона наверняка будет долго смеяться. «Бомон» – дешевая гостиница, предоставляющая ночлег с завтраком, через дорогу от дома его родителей; ее хорошо видно из окон их гостиной.
