Николай быстро пошел к универмагу, глянув на ходу на ментовскую «пятерку». Милиционер наблюдал за окном квартиры, где несколько минут назад почему-то вспыхнул свет, а потом погас.
Дверь веранды была открыта. Алена стояла возле окна и глядела на подъехавшее такси и вышедшего из машины Николая.
Спрятавшись за штору, Конопатый сидел на стуле и, сунув руку девушке под юбку, сверлив ей пистолетом низ живота.
– Будь примерной девочкой и не вздумай сделать что-нибудь не то. Тогда вместо члена получишь в свою мохнатку пулю, – говорил он, поглядывая на ее напряженное лицо. – Улыбнись. Ну! Ты ведь по нему соскучилась. – На этот раз он сильно ткнул пистолетом.
– Мне больно.
Конопатый злорадно усмехнулся.
– Ничего, потерпишь.
Увидев в окне Алену, Николай направился к веранде, поглядывая на единственное светящееся окно в большом доме. Почему-то показалось странным, что Алена не вышла его встретить. Лишь махнула рукой, приглашая войти. И эта открытая дверь в металлических воротах… Открытая дверь веранды…
Николай вошел на веранду и сразу увидел лежащего на полу в коридоре охранника с разрубленной головой. Резко обернулся.
Конопатый стоял позади Алены, прислонив ей дуло пистолета к виску. Оскалился в улыбке, когда вдруг в руке Николая появился пистолет.
– Давай, сыграем, кто первый выстрелит. Я в нее или ты в меня? Ну, Колян! Ты боишься промахнуться?
Николай не ответил. До Алены было метров пять. А Конопатый стоит за ней. И надо быть искусным стрелком, чтобы всадить в его голову пулю и при этом не задеть девушку. Таким стрелком Николай не был, поэтому «макаров» оказался в его руке бесполезной железкой.
Конопатый кивнул на пистолет и сказал:
– Правильно, что отказался. Лучше положи его на пол и откинь ногой ко мне. Тебе он уже не нужен. Ведь ты же все равно не выстрелишь. Вдруг попадешь в свою девочку? Или все же рискнешь? Решай.
Николай рисковать не стал. Разжал руку, пистолет выпал, грохнулся об пол. Он ударил ногой по пистолету.
– Ладно, Конопатый. Твоя взяла. Отпусти ее.
Не сводя с Николая глаз, Конопатый присел, быстро подобрал «макаров», положил в карман спортивных брюк.
– Нет, Колян. Я не собираюсь ее отпускать.
– Димон, не дури. Зачем тебе убивать девушку? Кстати, а где ее отец и мать? – спросил Николай, догадываясь, что, скорее всего, убийца уже постарался прикончить их.
Алена заплакала. Это не понравилось Конопатому, и он сильно встряхнул ее за волосы.
– Перестань. Не раздражай меня. Слышишь?
– Не плачь, Алена. Димон не причинит тебе ничего плохого. Правда, Димон?
– Он убил папу. И маму с Павликом…
Теперь Николай молчал. Все оборачивалось гораздо серьезней, чем он предполагал.
– Ладно, Димон. Но ты хоть помнишь, мы же раньше…
– А мне плевать. Понимаешь? Пле-вать! – И Конопатый с наслаждением плюнул на пол себе под ноги. – Теперь я сам по себе. И убиваю в одиночку. Свидетелей не оставляю. Ты меня понял?
– Понял, – сокрушенно ответил Николай, уже пожалев о пистолете. Зря бросил его.
– Ты продумал все, – сказал Николай, вызвав у Конопатого злую ухмылку.
– А как же. Конечно, продумал. Жизнь научила. Думаешь, только ты один сообразительный. Нет. И сейчас ты умрешь, потому что я так хочу.
Лейтенант Огольцов сидел в бежевой «пятерке» и потягивал из термоса крепкий кофе. На дежурство он заступил в одиннадцать вечера.
Примерно в половине двенадцатого ночи свет в квартире, где временно проживал Комков, погас. Лейтенант догадался: подозреваемый лег спать. Он в отличие от лейтенанта Огольцова мог позволить себе такую роскошь. А молодой опер не имел возможности заснуть ни на минуту. Ведь если майор Рябцев проверит и застанет его спящим, тогда уж выговорешника не избежать.
В третьем часу ночи лейтенант Огольцов заметил, как в окне у Комкова вспыхнул тусклый свет ночника. На фоне темных окон спящего дома даже такой слабый свет был хорошо виден снизу. Теперь уже лейтенант не отрывал взгляда от окна.
Прошло минуты четыре, и свет погас. Но Огольцов забеспокоился. А тут еще голос майора по рации. Рябцев как раз дежурил ночью в оперативной группе и решил узнать, как дела у Огольцова.
– Все нормально, Палыч. В половине двенадцатого свет в квартире Комкова погас. Предполагаю, «объект» лег спать. Из дома не выходил вечером. Только… – Молодой лейтенант сделал паузу, которая сразу насторожила опытного майора.
– Ты чего замолчал? Чего не договариваешь?
– Палыч, да тут такое дело… В третьем часу ночи он просыпался. Включал свет.
– Свет?
– Да. Но ненадолго. Может, в туалет вставал? – высказал свои предположения Огольцов.
С полминуты в эфире была тишина: потом скрипучий голос майора произнес:
– Вот что: поднимись к нему и проверь, дома ли он?
– Палыч, время – три часа ночи. Он может не открывать дверь, да еще послать куда подальше.
Но майор Рябцев был тверд как камень.
– Может и послать. Зато ты будешь знать, что он дома. Так что иди, звони, стучи в дверь. Хоть всех соседей подними на ноги, но узнай, дома Комков или нет. Все!
– Есть, – нехотя произнес лейтенант. Подняться ему на пятый этаж не тяжело. Но в ночное время Комков не откроет ему дверь и будет прав. Да Комков может вообще не подойти к двери и тоже будет прав.
С невеселыми мыслями поднялся Огольцов на пятый этаж, подошел к двери, послушал. В квартире было тихо. Тогда лейтенант вздохнул и нажал пальцем на кнопку звонка. Потом опять прислушался.
В квартире – ни малейшего признака человеческого присутствия. Такой резкий, неприятный звонок разбудит любого. Огольцов услышал, что рядом даже соседи проснулись. Для большей надежности он постучал. Уж стук-то Комков должен услышать. Если, конечно, он дома.
В этой бесполезной возне около двери лейтенант потерял минут десять драгоценного времени. Быстро спустившись вниз, он по рации вызвал Рябцева и доложил, что Комков к двери так и не подошел. И майор понял: тот, за кем он охотится, обвел опера, как мальчишку. Сказал с упреком:
– Не открывает, потому что там его нет. Прошляпил ты его, Огольцов. Понимаешь? Прошляпил. Ушел Комков.
– Палыч, клянусь, из подъезда никто не выходил. Не мог же он испариться.
– Ты адрес Ракитиной помнишь? – спросил майор своим скрипучим голосом.
– Помню.
– Вот что: тебе ехать к ним ближе, чем нам от управления. Давай, поезжай туда, погляди. И мы сейчас выезжаем. Я думаю: Комков уже там.
– Иди и не оглядывайся. – Конопатый указал Николаю пистолетом на коридор, по которому нужно было пройти, чтобы попасть в гостиную. Сам Алену держал за волосы и шел за ней, настороженно поглядывая на Николая.
Сейчас они войдут в эту комнату. Конопатый заставит его обернуться, чтобы выстрелить в лоб. Потом он возьмет топор, рубанет девчонку, вложит в ее руку пистолет, а топор в руку Коляну. И все.
Он отслеживал каждый шаг Комкова, словно отсчитывал их. Вот Комков подошел к столу. Короткий, но выразительный взгляд на валявшуюся на полу голую Ольгу. Понял, что Конопатый успел с ней поразвлечься. Но ничего не сказал, ни единого слова. Покосился на окровавленный топор, лежащий на столе.
Сейчас этот топор будет у него в руке. Уж Димон Конопатый постарается. Он поднял пистолет и прицелился. Оставалось только приказать Комкову обернуться.
Чуть покосившись, Николай увидел на натертом до блеска паркете тень от вытянутой руки. Догадался, чем это грозит для него. Смерти не боялся. Надоели вечные мытарства и бессмысленная суета. Может, хотя бы после выстрела Конопатого он обретет покой? Только бы сразу, без мучений. Нет, молодец все-таки Конопатый. Выстрел в голову наиболее эффективен, чтобы лишить человека жизни. Николай и сам всегда убивал, выцеливая только в голову. Вспомнил про Алену, искренне жалея, что не может ничем помочь. Бедная девочка.
Выстрел, прозвучавший сзади, заставил Николая вздрогнуть. Сердце только кольнуло иглой. Но это была боль не от пули, а от испуга. И в первую минуту он не мог поверить, что живой. Услышал, как закричала Алена, и подумал: «Гад! Неужели он выстрелил в нее?» Обернулся и увидел, что девушка отскочила в сторону, прячась за диван, а Конопатый, схватившись рукой за дверной косяк, глядел в коридор.
Его пистолет валялся на полу под ногами, и, кажется, Конопатый уже вряд и сумел бы им воспользоваться. Но Николай подбежал и ногой откинул его в сторону.
Страх перед собственной смертью полностью овладел сознанием Конопатого и отпечатался бледностью на его лице. Он не мог понять, как такое могло произойти.
Смертельно раненный охранник умер не сразу. Лежа на полу в луже крови, он из последних сил сумел повернуться на левый бок и, сунув руку за пояс, достал свой пистолет. Правый глаз был залит кровью, пришлось прицелиться левым.
