Никто из служащих гостиницы ничего, конечно, не видел и не слышал.
– Ты представь, Струге, какой неслыханный маразм получается! Двое пьяных слесарей повесили флаг вверх ногами, а виновным оказался я! Не окажись Мариноха таким настойчивым, он приехал бы к Бауэру еще в одиннадцать. Они собирались пообедать и сходить в баню. – По всему было видно – еще немного, и в смерти немца Пащенко начнет обвинять самого себя. – Кому сказать, что смерть подданного Германии произошла по причине незнания гражданами России расцветки флага своей страны, – засмеют. А ничего смешного нет.
– Ладно, не напрягайся, – успокоил друга Струге и надел темные очки. – Немца убили, потому что хотели убить. И это все равно случилось бы. Так что слесари тут не при делах. Разница лишь в том, что тебе теперь доподлинно известно, что его компаньон этого не делал. Это уже немало. Одним словом, собирайся и пошли. Сейчас Сашка домой придет, и будет очень удивлена фактом того, что мой портфель уже дома, а я до дома еще не дошел. Через три дня у меня отпуск. А это тоже немало. Если Сашка не утащит сразу к матери... Да, кстати, коль скоро заговорили о родственниках! В Германию о смерти Бауэра уже сообщили?
– Сообщили. – Прокурор произнес это таким тоном, что Струге догадался – была бы воля Пащенко – закопали бы по-тихому...
Николай Иванович Полетаев принадлежал к той категории людей от бизнеса, которые в этой жизни уже состоялись. Состоялись, как счета в банках, как успевший осесть после строительства и прочно укрепить свой фундамент его трехэтажный особняк на окраине города, и все прочее, что является непременными атрибутами преуспевающей жизни. Таких людей, как Николай Иванович, редко мучит бессонница, и не потому, что он уплатил все налоги, а по другой причине. Не опасаясь пагубных последствий, он волочил за собой длинный хвост своих жиганских связей. Полетаев имел в миру прозвище Пролет, хотя в том кругу, в котором он вращался, более уместно употребить слово не «прозвище», а «погоняло».
Да, Николай Иванович был преступником. В самом ясном и четком понимании этого определения. Он уже давно не подавал в суд исковые заявления по защите чести и достоинства по этому поводу, хотя еще семь лет назад распылял в зале судебного заседания волны гнева и метал молнии по факту каверзных нападок на его персону со стороны различных организаций. Этими организациями сначала была редакция газеты «Вечерний Тернов», а потом – отдел по борьбе с экономическими преступлениями ГУВД Терновской области. Первая структура, заметив, что правоохранительные органы никак не реагируют на факты совершенно незаконного обогащения Полетаева, выпустила в свет статью под омерзительным названием «Оборотенный капитал на службе строителей воздушных замков». Не заинтересовать своим названием, где явственно усматривалась грамматическая ошибка, статья не могла. То, что никакой ошибки в названии нет, благодарный терновский читатель уяснял так же быстро, как понимал, что фамилия Глазов под текстом – не более чем псевдоним. Ни один нормальный человек, желающий прожить долго и умереть своей смертью в присутствии близких людей, ни за какие гонорары не станет писать того, на что поднялось перо этого Глазова. Он, ничтоже сумняшеся, рассуждал о том, как в полнолуние, новолуние и даже при ярком солнце отдельные оборотни обрастают капиталом, как шерстью. Далее читатель мог узнать, что для распознавания оборотня, читай – упыря, вовсе не нужно прыскать на него святой водой, давать нюхать чеснок или рассматривать его отражение в зеркале. Гораздо легче приехать в организацию под вывеской с ни к чему не обязывающим названием «Сибстройтрест» и постучать в кабинет президента. Секретарь вас впустит, и вы сможете лицезреть самого настоящего оборотня. Журналист Глазов утверждал, что перед тем, как войти в приемную Полетаева, обязательно нужно постучать, ибо если вы этого не сделаете, то испортите себе настроение на весь год. Вполне возможно, что владелец «оборотенного капитала» будет сидеть на столе и выкусывать между своими мохнатыми пальцами прицепившиеся к шерсти репьи.
Надо сказать, что статья была написана в виде фельетона, где преобладал английский юмор со свойственными этому жанру тонкими намеками на весьма распухшие обстоятельства. Автор раскрывал схему того, как можно очень долго быть вором и при этом не иметь перед собой обязательства хотя бы пару лет посвятить общению с простыми людьми в простой колонии общего режима. Николай Иванович строил дома, заключал инвестиционные договоры и обеспечивал людей жильем. Вроде бы гуманнее этой профессии может быть только труд врача или учителя... Однако Глазов «засунул свою пятачину (как сдуру заявил на первом процессе Полетаев, явившийся без адвоката) туда, куда собака не сует свой...». В общем, подонок этот Глазов. Он усмотрел в схеме инвестирования и обратной отдачи нечто, что являлось (как потом утверждал на том же первом процессе прокурор) самым настоящим составом преступления. Николай Иванович нанимал для строительства фирму, после чего отправлял инвесторов вкладывать инвестиции именно на ее счет. Подрядчика, так сказать... Плохо, правда, что никто из инвесторов не знал, что «подрядчик» – не что иное, как образованная самим же Николаем Ивановичем организация. Директором там числился... Да кто интересовался, что директором там числился Фрол Макеевич Вафельников, спокойно доживающий свой девяносто шестой год рождения в глухом сибирском селении? Фрол Макеевич все знал о своей жизни. Как царя расстреливали – помнил, как в НКВД «стучал» – помнил, как Вену брал – тоже помнил, но вот тот эпизод, как он на протяжении пяти последних лет строил дома и продавал квартиры гражданам, на все том же процессе он не мог вспомнить при всем желании. Говорят, к тому возрасту, которого достиг Фрол Макеевич, людьми овладевает старческий маразм и они начинают откровенно валять дурака, даже не подозревая об этом. На это, собственно, и ссылался адвокат Николая Ивановича, вызванный на второй процесс после того, как Полетаев понял, что без юриста в суде не обойтись в любом случае.
Но это все, в том числе и адвокат, было потом. А сейчас была статья, автор которой Глазов доводил до будущих инвесторов, что если уж они не знают, в какую урну выбросить лишние деньги, то пусть они приходят к нему и отдают. Результат будет тот же самый, как если доверить деньги подрядчику Полетаева. Ни денег, ни квартиры. Когда все квартиры проданы и инвесторы заплатили деньги подрядчику, которого «нанимала» «строительная фирма» Полетаева, эти квартиры продавались еще раз, а потом – еще раз. Если инвесторов, то бишь идиотов, было много, то и – в четвертый раз. Когда дом покрывался крышей и квартиры принимали вид, пригодный для проживания, подрядчик исчезал, а Полетаев разводил руками и советовал второй, третьей и четвертой очереди инвесторов обращаться за справедливостью в суд, говоря избитую фразу о том, что он сам не ожидал такой подлости от подрядчика. Набрал денег, скотина, и пропал.
Подрядчик, как утверждал (ох, га-а-ад) Глазов, никуда и не исчезал. Он спокойно колол дрова в сибирской глухомани и варил кашу на таганке. И последнее, что он построил, была изба в далеком пятьдесят пятом. Когда же в статье подходило время назвать главного фокусника, Глазов скромно указывал пальцем на Полетаева, отворачивался и чертил туфлей на песке узор.
Как обычно в таких случаях, милиция успела вовремя. Нашелся и Фрол Макеевич, которого за счет прокуратуры доставили из Новосибирской области в Тернов с тремя пересадками, и остальные участники «подряда», которые о своей теневой стороне жизни – ни сном ни духом. Правильнее было бы сказать – ни ухом ни рылом, потому что первое, что они сделали, это отыскали в редакции Глазова по фамилии Гурьев и избили так, что он еле добрался до ближайшего райотдела. Когда его, приняв у него заявление, выпустили на улицу, его уже поджидал специально отправленный лимузин Полетаева.
Бедного журналиста ждала печальная участь. Сначала его искупали в проруби трое жлобов, которые сидели в лимузине, потом подвесили вниз головой на осину и били резиновыми шлангами до тех пор, пока не отнялись руки. У жлобов, разумеется. Журналиста снял с дерева бомж, случайно оказавшийся у реки.
Вот тут-то милиция и успела вовремя. Как раз в тот момент, когда едва откачали Глазова-Гурьева и Николай Иванович, решивший на время уехать в Испанию, покинул железнодорожный вокзал. То есть в тот момент, когда ловить было уже некого и нечего. Однако уже через год все образовалось. Полетаев вернулся из Страны Басков, а журналист вновь обрел способность писать статьи. Милиция сработала четко, быстро и почти по горячим следам. Полетаев оказался в СИЗО, а Глазов-Гурьев выступил на суде потерпевшим в числе тех двух сотен, которому подлый подрядчик продал уже дважды проданные квартиры.
