Все сошло гладко, когда мне наконец удалось выложить свою историю и показать ей письмо. Она так заинтересовалась тетей Эрриной, что мне пришлось рассказать о ней массу подробностей. В конце концов мне самому стало казаться, что старушка действительно существует. Но лишь дело дошло до оплаты ее проезда и моего займа, выяснилось, что я не так уж хорошо знаю мадам Карадонтис, как думал.
Все застопорилось из-за слова «самолет».
– Самолетом сюда из Мельбурна? А почему она должна лететь самолетом?
Дело было в том, что стоимость билета на самолет – около тридцати пяти тысяч драхм, но в моем положении было не до откровенности.
– Она очень нуждается, мадам Карадонтис. Может быть, даже голодает. Если читать ее письмо сквозь строки, я в этом почти уверен. Чем быстрее она попадет сюда, тем лучше. Как единственный оставшийся в живых родственник, я чувствую ответственность за ее судьбу.
– Чепуха. Она не будет голодать на корабле, а проезд наполовину дешевле: пятнадцать, а то и четырнадцать тысяч драхм.
– Наверное, так. – У меня вылетело из головы, что ее муж был портовым агентом в Пирее.
– Знаете, почему многие туристы в наши дни предпочитают путешествовать морем? Потому, что это дешевле и спокойней. После всего, что пережила эта бедняжка, пять недель морского путешествия будут для нее божьим даром. Кто вы такой, чтобы лишать ее этого?
Принять понурый вид мне не составляло труда.
– У меня нет другого выбора, миссис Карадонтис, – ответил я тихо. – Мне не к кому обратиться, кроме как к вам. Если мне не удастся достать эту сумму, даже страшно подумать, что случится с тетей Эрриной. Я ее знаю. Она горда и чувствительна, как и вы. Когда я получил сегодня это письмо, моей единственной мыслью было доставить ее сюда как можно скорее, дать ей знать, что она не забыта.
– Дать ей знать вы можете по телеграфу, – отрезала она.
– Если я не смогу для нее ничего сделать, может быть, лучше совсем не отвечать, чтобы не возбуждать несбыточных надежд. Пусть думает, что меня нет в живых.
– Кто сказал, что вы ничего не сможете сделать? Просто я говорю, что нужно действовать с умом. Я не люблю давать деньги в долг. Мой покойный муж предупреждал меня. Когда он узнал, что умирает… – Досыта напичкав меня своим покойным мужем, мадам Карадонтис вернулась к делу. Она собиралась не одолжить мне деньги, а выдать аванс на пароходный билет под залог семидесяти пяти процентов моих комиссионных, пока я не расплачусь.
– Но сначала, – продолжала она, – пойдите в контору «Саккапулос и K°» и узнайте все о расписании и стоимости. Я знаю Саккапулоса лично и сама с ним переговорю. Я попрошу его переслать счет мне.
Я понял, что проиграл. В конце концов я откланялся. У меня внутри все горело по дороге домой. Ясно, что мне придется до конца ломать комедию с этим Саккапулосом, а потом написать самому себе письмо от тети Эррины, в котором она сообщит, что раздумала ехать. Это надо сделать через пару недель. Здесь ничего страшного не было. Действительно страшным было то, что через пару недель могло уже не иметь значения ничего из того, что я говорю или делаю. Если я не заполучу тридцать пять тысяч драхм, моя персона станет предметом внимания бюро по иностранцам и полиции.
Три последующих дня были невыносимы. Я даже подумывал продать «плимут», а вместо него взять автомобиль для работы напрокат. Однако выяснилось, что из этого ничего не выйдет, так как регистрационные документы на него были у мадам Карадонтис.
Настала пятница, когда мне нужно было явиться за паспортом к Геннадиу. Естественно, я не пошел. Было бы бесполезно пытаться выпросить у него паспорт. Мысль о том, что он лежит где-то в столе в конторе Геннадиу, сводила меня с ума. Вечером в пятницу мною настолько овладело отчаяние, что я даже стал подумывать, не попробовать ли забраться туда и украсть паспорт. Я не сделал этого лишь потому, что у меня хватило ума сообразить: даже в случае удачи Геннадиу сразу догадается, чьих это рук дело. Он не из тех, кто дает кому-нибудь спуску. От него можно ожидать самого худшего.
В субботу я возил американскую чету в Дельфы. Вернулся я обратно часов в восемь вечера. Зашел в таверну рядом с домом, чтобы пропустить стаканчик. На моей визитке напечатан номер ее телефона, и хозяин передает мне, если кто-нибудь звонит. Звонил Геннадиу: не буду ли я так любезен позвонить ему, если вернусь раньше девяти вечера, в противном случае утром. Он оставил номер, по которому его можно найти. Дело срочное.
Срочное или нет, я выпил бренди, пока обдумывал послание.
На первый взгляд, вопрос был ясен. Он хотел знать, почему я не явился за паспортом и не принес тридцать пять тысяч драхм наличными.
С другой стороны, там были слова «так любезен» и «срочно». Если он хотел просто на меня цыкнуть, хватило бы краткого напоминания о его существовании или приказа быть в его конторе в понедельник утром. Любопытно.
Я решил позвонить. Отговорка насчет пятницы была наготове. Вряд ли у меня сразу начнутся неприятности.
К телефону подошла женщина. В трубке были слышны звуки, похожие на ресторанные. Я назвался и стал ждать.
Как только он подошел к телефону, я сказал, что ездил на два дня в Дельфы и потому не смог попасть к нему в пятницу.
Он оборвал меня на полуслове.
– Об этом можно поговорить позже, – коротко сказал он. – У вас есть время?
– Время для чего?
– Обсудить деловое предложение. Знакомые м-ра Гомеса нуждаются в человеке, знающем нюансы жизни города и его возможности на предмет съемки фильма о путешествиях. Я предложил вашу кандидатуру. Годится?
– Очень даже.
– Я так и думал. – Его голос звучал почти весело. – Конечно, обещать я ничего не могу. Они сами должны решить, насколько вы им симпатичны.
Последнее слово он произнес по-французски, что было странно.
– Что мне нужно сделать?
– Быть в моей конторе в девять тридцать.
– Утра?
– Нет, сейчас. – Он повесил трубку.
Одно, во всяком случае, было ясно: если Геннадиу и оказывал мне какую-то услугу, то себе он этим оказывал гораздо большую. Нужно быть настороже. Но, конечно же, я заволновался. Мне раньше приходилось иметь дело с киношниками. В прошлом году одна американская съемочная группа нанимала меня возить операторов, что дало мне шестинедельный твердый заработок. А если бы помощник режиссера не был так придирчив насчет путевых листов, я мог бы урвать приличный куш.
Я выпил еще бренди, зашел домой, побрился и надел чистую сорочку. Мой отец, бывало, говаривал: «При деньжатах, выбритый, в чистой рубашке и сходив в сортир, сразу становишься новым человеком». Новым человеком я, в общем-то, не стал, но несколько приукрасил уже существующего. Я переоделся в другой костюм, американский, который купил по случаю у обслуги в отеле «Хилтон». Пиджак, правда, был немножко тесноват на животе, но если не застегиваться, все выглядело о'кей. В длинном зеркале, которым пользовалась Ники, я казался довольно симпатичным. А если не забывать выше держать подбородок, то мог выглядеть вдобавок человеком, на которого можно положиться.
В конторе Геннадиу света не было, и, когда я туда приехал, она была заперта. Я стал ждать. Через минуту-другую я заметил его за столиком одного из рыбных ресторанчиков, расположенных на террасах, спускающихся к бухте. Вместе с ним сидел крепко сложенный, сильный мужчина с короткими вьющимися светлыми волосами. На нем была голубая спортивная рубашка, и даже на расстоянии можно было рассмотреть золотистые волоски, блестевшие на его загорелых руках. Говорил Геннадиу. Блондин слушал с несколько скучающим видом. Геннадиу посмотрел на часы и закончил свой монолог. Блондин кивнул и потянулся за стоявшей перед ним бутылкой вина. Геннадиу поднялся.
Я вернулся ко входу в контору, чтобы не было заметно, что я их видел. Минуту спустя Геннадиу появился на дороге и направился ко мне.
Я ожидал, что он достанет ключи и отопрет контору, но ничего этого не случилось. Подойдя, он кивнул.
– Ты вовремя. Деньги принес?
Вопрос застал меня настолько врасплох, что я начал запинаться.
– Но я думал… Нет, со мной нет… Я имею в виду, речь шла о деловом предложении… посторонние люди… Я не совсем понял…
Поскольку я-то хорошо знал, что у меня нет денег, я, видимо, подсознательно решил, что и ему это известно. В какой-то мере так оно и было.
Он остановил меня нетерпеливым жестом.
– Все ясно. Ты не принес деньги. Ты их не взял с собой или у тебя их нет?
Я колебался. Можно было бы отсрочить тяжкую минуту, соврав, но, поскольку он был довольно спокоен, я решил избрать более безопасный путь и дать ему понять, пока мы на деловой ноге, что в операции произошла заминка. Он смотрел на меня с ожиданием и, казалось, был готов предоставить мне шанс.
– Ну, если начистоту, – сказал я, – мне пока не удалось собрать всю сумму. Как я говорил, мне пришлось ехать в Дельфы, а мадам Карадонтис… как бы это сказать…
