Впрочем, против Черепанова я ничего не имел. Семь лет в шкуре рядового опера на «земле» – дорогого стоит. И как человек он был вполне порядочный. Во всяком случае, поводов на него жаловаться он пока не подавал.
– Например?
– Обыск в его квартире ничего не дал, – начал было майор.
Но Гнутьев довольно грубо его оборвал.
– А что вы там надеялись найти? Орудие убийства?
– Ну, было бы неплохо, – смущенный таким выпадом пожал плечами Черепанов.
– Дальше, – небрежным движением ладони позволил полковник.
– И следы преступника ведут в сторону от дома, где проживает Северьянов, – продолжил начальник уголовного розыска.
– Но где-то они обрываются?
– Да, следы теряются метрах в пятидесяти от дома, – кивнул Черепанов.
– Вот с этого места Северьянов мог повернуть назад. Или с того места, где он выбросил топор…
– Мы обследовали все мусорные баки в районе, – не очень уверенно сказал майор.
– Что вы там обследуете? Мусор вывозят по утрам. И топор уже на свалке… А почему именно топор?
– Ну, может, молоток, – пожал плечами Черепанов.
– А может, бейсбольная бита.
– Не похоже. Битой такие раны не нанесешь. Там что-то тяжелое, металлическое, с жесткими углами. Или обухом топора убивали, или молотком…
Я присутствовал при разговоре, но, пока меня не спрашивали, молчал. Мою оперскую душу глодали сомнения. С одной стороны, я сам заподозрил Северьянова в убийстве и принял решение задержать его и доставить в райотдел. В этом я был как бы на стороне Гнутьева. Но не мог я и отворачиваться от аргументов, которые приводил Черепанов. Обыск ничего не дал, следов крови на теле подозреваемого не обнаружено.
Впрочем, можно было предположить, что Северьянов снял с себя грязную одежду и обувь, смыл кровь и переоделся в чистое. И эта версия вполне имела право на существование.
– Я разговаривал с Северьяновым, он утверждает, что непричастен к убийству, – сказал Черепанов.
– Ну, мало ли кто и что утверждает, – скептически поморщился Гнутьев.
Он был бы и рад уличить Северьянова в убийстве и в срочном порядке отрапортовать наверх о раскрытом преступлении. Но для этого не хватало сущего пустяка – признания подозреваемого. Поэтому и злился полковник.
– Что скажешь, Петрович? – спросил начальник РОВД, обращаясь ко мне за поддержкой.
– Ну, Северьянов угрожал Сухнову, это факт, – совсем не весело сказал я. – И то, что не хотел открывать мне дверь… Ну, и сама история, которая предшествовала событиям…
– Что ты все нукаешь? – одернул меня полковник. – И мнешься, как институтка. Ты мне четко доложи, что думаешь по Северьянову, виновен он или нет?
– Думаю, что да.
– Так и говори, да, виновен, и надо с ним работать.
– Работать надо. Но я не исключаю, что Северьянов не виноват.
– Здрасьте вам от Насти!
– Улик у нас нет, только предположения. Угрозы – это всего лишь слова.
– Но Северьянов не просто угрожал. Он угрожал топором! И с пеной у рта!
– Кстати, о пене! – требуя к себе внимания, Черепанов направил указательный палец к потолку и зафиксировал его на уровне головы. – Заключение пока предположительное, результатов экспертизы еще нет, но я все-таки осмелюсь предположить, что у преступника наблюдалось обильное слюноотделение. На месте происшествия были обнаружены следы предположительно слюнной жидкости. Особенно много этих следов на месте гибели гражданки Сухновой…
– Слюна, говоришь? – Гнутьев подпер скулу большим пальцем правой руки, выражая тем, как минимум, среднюю степень раздумчивости.
– Как у бешеной собаки, – прокомментировал Черепанов.
– Выходит, преступник был психически нездоров.
– Как минимум.
– М-да… Можно направить Северьянова на судебно-психиатрическую экспертизу.
– Да, но ему еще не предъявлено обвинение. И оснований для этого нет…
– Тогда чего вы здесь сидите? Искать эти основания, искать!
Гнутьев рассек воздух ладонью, будто рубил цепь, на которой сидели мы, сыскные псы уголовного розыска. Команда «фас» дана. Вперед, вперед!..
Из кабинета начальника мы с Черепановым выходили с достоинством. Но все же мне казалось, что нас действительно спустили с цепи. Вся моя оперская сущность требовала от меня немедленных действий, и начальник уголовного розыска не позволит мне засиживаться без дела.
– Ты давай займись Верховцевой, – сказал Черепанов, когда мы оказались в его кабинете. – Если все-таки виноват Северьянов, она должна быть в курсе всех его дел.
Я кивнул, соглашаясь и с его, и со своими суждениями. По идее, надо было бы задержать Арину заодно с ее парнем, но я все-таки позволил ей вчера уйти домой.
– Напутано там сильно, – продолжал Черепанов. – Два парня, две сестры-близняшки, казалось бы, чего там делить. А нет, любили только одну, а другой только пользовались… Я бы на месте Арины очень сильно обиделся… Может, Северьянов совсем не виноват. Может, она кого-то наняла?
– Ага, истекающего слюной маньяка-убийцу, – скептически хмыкнул я.
– Может, маньяка… Может, и не она… Но ты ею плотно займись. Это сейчас твое главное направление… Да ты, я смотрю, не возражаешь, – хитро сощурился Черепанов.
– Ну, девушка она красивая.
– А ты у нас парень холостой.
– Таким и останусь…
Арина не могла не нравиться мне как женщина. Но при этом заводить с ней роман я пока не собирался. Мужчинам свойственно увлекаться и терять голову от женских чар. Может, Арина причастна к убийству, которое мы пытаемся раскрыть. Что, если она обольстит меня, собьет с толку, а следствие – с верного следа?.. Хватит с меня Лидочки, которая в свое время помогала мне в поисках убийцы моего друга. Я думал, она мой союзник, и даже полез из-за нее к черту на рога, но, увы, эта девушка оказалась моим прямым врагом. Я едва не погиб из-за нее… Нет, с женщинами нужно быть очень и очень осторожным. К этому призывал меня и мой опыт, и моя холостяцкая интуиция.
Но, как ни предостерегал я себя от Арины, мне все же пришлось отправиться к ней домой.
Признаться, всю дорогу я упрекал себя за то, что смалодушничал, не взял девушку под стражу. Было же такое – оставил ее во дворе дома, чтобы встретить оперативно-следственную группу, а она не послушалась меня и скрылась. Так могло произойти и сейчас. Вдруг она сбежала, и сейчас находится где-то далеко-далеко от Черногайска.
Но волнения мои оказались напрасными: Арина была дома и открыла мне дверь по первому звонку.
В квартире, куда я попал, царило похоронное настроение. Зеркала тканью не завешены, часы не остановлены, но скорбь и тоска, казалось, витали в воздухе, увеличивая силу тяжести. Арина была одета в черное, и сама выглядела какой-то потемневшей. Глядя на нее, я чувствовал, как меня вдавливает в пол. А гнетущая тишина, казалось, давила на барабанные перепонки, вызывая звон в ушах.
– Я ждала вас, – грустно сказала девушка, пропуская меня в свою комнату.
Она закрыла за мной дверь, прошла мимо, слегка, едва ощутимо коснувшись меня плечом, села на одну из двух заправленных кроватей.
– Вы можете сесть сюда, – сказала она, кивком головы показав на единственный в комнате стул, занимавший свободное пространство между двух одинаковых тумбочек.
Я сел, осмотрелся. Комната, как комната. На стенах обои, декорированные под обрывки джинсовой ткани разных тональностей, над одной кроватью, где сидела Арина, висели постеры голливудских фильмов с изображением Брэда Питта и рекламный плакат косметической фирмы с красивым, но густо загримированным женским лицом.
Плакаты висели и над второй кроватью, но несколько иного, остроумного и даже, можно сказать, интеллектуального формата. Взрослый человек в желудке на рентгеновском снимке и надпись: «Даже если вас съели, у вас всегда есть два выхода». Раскрытый рот курящего человека с сигаретными окурками вместо зубов. И, наконец, отрубленная голова с большими ушами, лежащая у плахи затылком к зрителю. Затылок не обычный, раздвоенный и дважды закругленный снизу, наводящий на мысль о заднице с ушами.
Арина заметила, куда направлен мой взгляд.
– Это Ира повесила. Ей нравилось… – с тусклой улыбкой сказала она.
– И жить ей тоже нравилось. Но, увы…
– Но я здесь точно ни при чем! – порывисто мотнула головой девушка. – И Костя тоже.
– Тогда кто мог убить вашу сестру?
– Даже не знаю, кто мог это сделать.
– Мы тоже не знаем, но пытаемся это выяснить.
– Да, и действуете при этом очень примитивно. Брошенные любовники мстят счастливой паре. Все очень просто. А вы даже не пытаетесь выяснить, мог, например, Костя убить человека или нет? Он вообще кого-нибудь в этой жизни убивал? Спросите меня, убивал? – разгорячилась Арина.
– Спрашиваю.
– Мы за столом сидели, а на стол паук с потолка упал. Я тапок сняла, чтобы его прихлопнуть, а Костя меня удержал. Нельзя, говорит, убивать.
– Правильно, нельзя, – кивнул я. – Примета плохая – паука убить.
