Она вышла так стремительно, что я не успел спросить, чего ей, собственно, жаль, и это неуместное сейчас слово осталось висеть в воздухе.
Дверь снова раскрылась. Оказывается, практиканты терпеливо ждали в коридоре.
— Почему не зашли?
— Чего соваться, — пробурчал Валек. — Мало ли о чем у вас разговор. Сунешься — настрой собьешь!
Молодец, понимает! Валек нравился мне все больше. Учились они одинаково хорошо, но, в отличие от Петра, он много читал, участвовал в рейдах комсомольского оперотряда, схватывался с хулиганами. И ум у него более живой и гибкий.
Петр выложил на стол несколько бумаг.
— В общей сложности эти гаврики украли на три с половиной тысячи, обчистили восемь квартир. А вот характеристики: Акимов — сущий ангел, Гоценко тоже, но с приводами за хулиганство! Как же так?
Я улыбнулся.
— Обычное дело. Жадность, жестокость, подлость проявляются в преступлениях, в повседневной жизни их скрывают или по крайней мере не афишируют. Вот и читаешь о злостном хулигане: нарушений трудовой дисциплины не допускал, сменные задания выполнял, активно участвовал в общественной жизни. А начинаешь проверять — вранье! Опаздывал, пьяным заявлялся, какая там общественная жизнь — разве что взносы платил с боем! Почему врут? Иначе вопрос: а где вы раньше были, почему не перевоспитывали?
— Ну хулиган весь на виду, — вмешался Валек. — Он и дома такой, и на работе не особенно маскируется. Птицу видно по полету. А вот вы про директора молкомбината рассказывали. Он-то не пьянствует, не дебоширит, на работу вовремя приходит, в инстанции ездит, прием по личным вопросам ведет. И ворует потихоньку! Что про него в характеристике напишут?
— Могу показать.
Я отпер сейф, достал дело Васильцова, нашел характеристику.
— Ознакомься.
Валек прочел, скривил губы.
— Как представление к награде. Псевдос первой ступени…
— Кто-кто?
— Еще не прочли мою книжку?
Я покачал головой.
— Ну ладно. Но здесь-то характеристика правильная? Без вранья?
— Пока не знаю, следствие не закончено. Случается, расхититель и взяточник маскируются — комар носа не подточит! Но чаще по-другому бывает: проявляет человечек свою червоточинку. Ведь если он дурак, то как сможет под умного сработать? Если демагог, приспособленец, трус — этого тоже не скроешь, видят и подчиненные, и те, кто вокруг, и кто повыше… Но как-то не принято в характеристиках писать — дурак, бесчестный, лгун. Нет явного криминала или аморалки, значит, хороший!
Ребята слушали внимательно, я поймал себя на том, что «завелся».
— Вот и получается, по характеристикам обвиняемый — один человек, по содеянному — совсем другой. Как судить — по словам или делам? То-то!
Я просмотрел принесенные практикантами документы.
Справки о размере ущерба, характеристики, все с подписями, печатями, полный ажур. Можно заканчивать дело.
— Знаете, ребята, у нас много лет выдвигают предложение — ввести технических помощников следователя. Когда приходят практиканты, я чувствую, что это необходимо сделать чем скорее, тем лучше. Вы экономите уйму времени!
Валек улыбнулся, Петр настороженно ждал продолжения.
— Сейчас прочтете один документ и переключитесь на новое дело.
Я дал им план расследования дела Вершиковой и, когда прочитали, спросил:
— Ясны ваши задачи?
— Яснее некуда. Отнести запросы, принести характеристики, получить справки, сходить, спросить… Работенка для курьера. — Петр не скрывал разочарования. Вот так всегда.
— А ты как представлял? — Впрочем, я знаю, как он представлял работу следователя. Обыски, засады, задержания… Романтика!
— Да уж по-другому. Разве это следствие? Что тут расследовать? Все и так ясно!
Допросил свидетелей, предъявил обвинение — и в суд. ЭВМ с такой работой легко справится. Разве не так?
Это он загнул. ЭВМ, наверное, можно было бы применять по очевидным делам, где нужно только придать уже имеющимся материалам процессуальную форму, оценить и проанализировать доказательства, подобрать соответствующую статью кодекса. Все это машина может. Но как быть с житейским опытом, интуитивными предположениями, внутренним убеждением и другими, не поддающимися программированию категориями?
Иногда непроизвольная улыбка, нервный прищур, подрагивание пальцев, настороженный взгляд и еще десятки незначительных примет, которые не зафиксируешь в протоколе и уж тем более не перенесешь на перфоленту, меняли направление расследования. А неожиданные догадки, необъяснимое озарение, выводящее на верный путь…
Заканчивая университет, я писал диплом о построении следственных версий, в одном из параграфов как раз и приводились доводы против теории, что следствие может вести соответствующе запрограммированная машина. Но только поработав, пропуская через свой мозг массу информации, из которой едва ли десятая часть попадет на листы дела, а остальная лишь помогает выбрать правильную тактику и определить нужную позицию, выработать то самое внутреннее убеждение, без которого просто не сможешь продраться сквозь чащу препятствий на пути к истине, я понял это до конца. Петр тоже поймет, но поймет, как говорится, «испытав на своей шкуре», словами тут ничего не объяснишь.
— Не совсем так, Петруша. К тому же ЭВМ пока еще очень дорогие. Так что придется тебе за них отдуваться!
И я вручил ребятам пачку запросов.
Золотов Валерий Федорович, 29 лет, образование высшее педагогическое, работает в горкоммунхозе, инженер по озеленению, холост, не судим… Среднего роста, полный, лицо обрюзгшее, морщинистый лоб — выглядит он гораздо старше своих лет.
В облике что-то бульдожье: нижняя челюсть выдается вперед, оттопыривая толстую губу; большие уши, мягкие, будто отвисшие; круглые коричневые глаза.
Модная белая сорочка, из-под пристегнутых перламутровыми пуговицами уголков воротничка сбегает бордовый галстук с золотой монограммой — безупречный наряд респектабельного джентльмена, если не знать, что на скрытой столом части тела — джинсы, клетчатые красно-синие носки и ужасно шикарные красные босоножки. Будто верхняя и нижняя части костюма принадлежат разным людям.
— Вы же сами прекрасно понимаете, что для меня это полная неожиданность!
Он старается держаться солидно, но не совсем удается — нервничает, а оттого делает много ненужных движений: поминутно вытирает лоб большим клетчатым платком, обмахивается им, смотрит на часы, достает и прячет обратно в пачку сигарету.
Мы беседуем уже почти час. Он очень внимательно выслушивает вопросы, понимающе кивает головой, с готовностью отвечает, но чрезмерно многословен, часто сбивается с мысли, отвлекается на мелочи, второстепенные детали и выжидающе смотрит на меня, ожидая знака или жеста, поощряющего его к дальнейшему повествованию.
Несколько раз он, как бы к слову, вспомнил своего дедушку-адмирала, между делом небрежно назвал по имени нескольких известных в городе людей, давая понять, что он с ними на короткой ноге. Через каждые три-четыре фразы совершенно не к месту упоминал горисполком и другие городские организации, подчеркивая, что вхож туда запросто.
И то, что Золотов таким примитивным способом пытается произвести впечатление на столь искушенного собеседника, как следователь прокуратуры, выдавало в нем человека недалекого. По существу дела он фактически ничего не сообщил.
— Все шло нормально, послушали музыку — я записал последние диски, еще ни у кого нет… Выпили, у меня хороший бар — «Камю», «Бордо»… Гале стало нехорошо, не надо было коньяк с шампанским мешать, я отвел ее наверх, слышу — Маринка кричит.
Сбегаю в «кают-компанию», — Золотов испуганно выпучил глаза, — она в истерике, а Федор — на полу! Вначале думал, это он спьяну, гляжу — в сердце кортик…
Золотов перевел дух и снова вытер вспотевший лоб.
— Это же надо… В моем доме… Ну скажите, мне это надо? — Он заискивающе посмотрел на меня, ожидая сочувствия и ободрения, мол, конечно, вам это не надо, но не волнуйтесь, вы же не виноваты…
Сочувствия не последовало, и он, сокрушенно вздохнув, продолжил:
— Тогда я позвонил в «Скорую помощь», они вызвали милицию — завертелось.
Конечно, неприятно: допросы, осмотры, понятые, одним словом, скандал…
— Почему вы заявили, что произошел несчастный случай и Петренко сам напоролся на кортик?
— Так я ж, когда звонил, так и думал. А потом Маринка рассказала, что это она его…
— За что же?
— Да разве ее поймешь? Ревела все время, толком ничего не добился. Полез он к ней, что ли… А вам она разве не объяснила?
В этот момент мне не понравился его взгляд, настороженный и цепкий, не соответствующий растерянной позе и недоумевающему лицу.
— Что вы можете сказать о своих гостях? — Я сделал вид, что не обратил внимания на вопрос, и Золотов не переспросил.
— Люди как люди, — он сделал неопределенный жест.
