Телефон продолжал звонить. Поверх очков Лебедев посмотрел на столик, на котором стояли три стационарных аппарата с гербами Российской Федерации – и два мобильных. Разрывался тот, который предназначался только для связи с узким кругом руководящих сотрудников. Лебедев протянул руку, взял трубку. Дисплей высветил номер абонента.
– Слушаю тебя, Семен, – сказал Лебедев.
– Они отказались, – ответила труба. Голос Семена звучал так чисто, как будто он находился за стеной.
– Отказались? – удивился Лебедев. В практике работы «Консорциума» отказы, разумеется, бывали. Но редко. Крайне редко. Авторитет «Консорциума» был настолько велик, что любое предложение, исходящее от него, расценивалось как «предложение, от которого нельзя отказаться».
– Отказались, Василий Петрович, – повторила трубка. Лебедев снял очки, бросил их на бумаги. Встал, по ковру дошел до огромного – от пола до потолка – окна. С двенадцатого этажа пирамиды «Консорциума» открывался вид на Москву-реку. В столице было солнечно, река блестела, и даже сильно тонированное стекло не могло погасить этот блеск.
– Отказались, говоришь… А почему?
– Думаю, не понимают.
– А ты пытался объяснить?
– Это было невозможно. Обстановка там сложилась неконструктивная.
– Что значит «сложилась»? Обстановку создают. Если она сложилась, значит, ты недоработал! Надо всегда дорабатывать, Семен… Оседай там, обживайся, решай вопрос на месте!
Не дожидаясь ответа, Лебедев отключился. Несколько секунд стоял молча, глядя на живописный пейзаж. По Москве-реке плыл прогулочный теплоходик, в небе над столицей скользили легкие завитки облаков, после недавнего дождя воздух был чистый, прозрачный, хорошо просматривался умытый мегаполис с выделяющимися зданиями сталинских высоток. Хорошо! Но любоваться некогда – у Василия Петровича полно работы. Помимо текущих дел в ежедневнике были намечены три серьезные встречи, в том числе с вице-премьером. Да еще интервью французскому телеканалу…
– Вот ведь загогулина какая, понимаешь, – явно пародируя кого-то, сказал Василий Петрович и вернулся к столу.
Для него неудача в Тиходонске была временной информацией. Следующая должна содержать отчет о достижении цели. И он продолжил заниматься делами, за которыми стояли огромные деньги, ресурсы, человеческие жизни. И смерти…
– Ну, что он сказал? – спросил Олег Сергеевич.
Семен Борисович крякнул.
– Что сказал, что сказал… А что он мог сказать? Что мы облажались и должны исправлять ситуацию!
– Любят у нас начальники крайних находить! – скривился Олег. И добавил: – У меня уже кишки марш играют. Эти долбачи даже не угостили гостей…
– Может, это и к лучшему. Знаешь, чем такие угощения заканчиваются? Моргом! Сейчас поедем, пообедаем, а пацаны пусть посмотрят офисы. Переночуем в гостинице, а потом надо снять жилье поприличней – чую, мы тут надолго зависнем…
* * *
В двадцати пяти километрах от Тиходонска, в теплично-огородном Халтыре, населенном трудолюбивыми армянами, новые кооперативные времена мгновенно освободили сдерживаемую и наказуемую аскетичными советскими законами, но буйно кипящую в душах восточных людей частную инициативу. Вначале жители выставили к дороге мангалы и принялись жарить и продавать проезжающим автомобилистам шашлыки и чебуреки, потом поставили столики и навесы, потом возвели стены… В результате вдоль шоссе выстроились десятки кафе, закусочных, чебуречных и ресторанчиков. Теперь сюда уже специально приезжали любители кавказской кухни, которую к тому же отличали вполне доступные цены.
Сегодня в двухэтажном частном кафе «Медея» было непривычно многолюдно – банкет: встреча выпускников Тиходонского политехнического. Такие мероприятия проводят обычно летом, ну, как собрались, так собрались. Гостей было около шестидесяти человек: большинство пришли пешком или приехали на автобусе, на мокрой стоянке стояло двенадцать «Жигулей» и неновых иномарок, только Ванька Вельветов прикатил на огромном джипе с водителем.
На дверях «Медеи» висела старая табличка с забытым словом «Спецобслуживание». Сейчас таких табличек уже не существует: в солидное заведение и без них абы кого не пустят – фейсконтроль, дресс-код и все такое. Впрочем, в Халтыре всего этого не водилось. А вывеска осталась от прошлой жизни: раньше здесь была столовая: фикусы в кадках, большие цветные фотографии цветов и сельских пейзажей да картина неизвестного и явно непризнанного гения – на берегу реки пасутся кони, ноги которых имеют почему-то по два сустава. Меню тоже было без выкрутасов: пара салатов, включая неизбежный оливье, три супа и пять горячих блюд, из которых в наличии имелось реально всегда два, а то и одно…
Теперь все изменилось. Под стационарным навесом во дворе в землю был вкопан тандыр[3], в котором на вертикально висящих шампурах запекались крупные картофелины, перемежающиеся с овощами и небольшими кусочками жирного мяса. Сок овощей и жир, стекающий с мяса, пропитывал клубни. Недорого, сытно и очень вкусно. Пить – а на водку, естественно, денег не пожалели, – можно было не закусывая, уже под один исходящий из тандыра почти осязаемый запах.
А у входа стоял инженер-электрик Лешка Плугин. Прикинут он был по последней моде девяностых: малиновый пиджак с золотыми пуговицами, отглаженные брюки, блестящие новым блеском башмаки, тонкий аромат настоящего французского одеколона. Он рано растолстел, но выглядел жизнерадостно и мог служить ходячей рекламой простой здоровой пищи: старых добрых куриных котлет, свиных отбивных и макарон по-флотски – этот набор ежедневно и готовила столовская кухня. Десять лет назад Лешка вместе со всеми закончил Политех и вряд ли имел бы столь преуспевающий вид, если бы не женился на Ануш Хачалаевой – дочке бывшей заведующей этой самой столовки, которая ее успешно приватизировала, став из простого наемного работника – собственником, хотя и мелким. Бизнес она передала молодым, а они довели уже затрапезную столовку до ума.
Сейчас Лешка Плугин стоял в дверях, как и подобает радушному хозяину. Именно он с Сергеем Шереметом и придумал собрать их курс: как-никак десять лет со дня выпуска! Серега – самый талантливый выпускник: сразу после окончания поступил в аспирантуру, два года спустя защитил кандидатскую, а сейчас торговал секонд-хендом в арендованном подвальном магазинчике и считал, что ему здорово повезло. Дела шли неплохо, он съездил с женой на две недели в Турцию и даже собирался выкупить свой подвал. Сергей и занимался оргвопросами: обзванивал всех, зазывал, уговаривал, стыдил, прельщал минимальными затратами и вкусной едой, говорил высокие слова о студенческом братстве и нерушимой дружбе молодых лет.
В результате на банкет приехало даже больше народу, чем ожидалось.
– Поднимайтесь наверх, ребята, там и стол, и бар, и аперитив, – Леша широко улыбался, оценивая каждого приходящего.
Компания собиралась разномастная, даже чересчур. Леша уже научился распознавать хорошую одежду и обувь. «Въехал в тему», как снисходительно сказала Ануш. Сперва-то он даже не слушал, когда жена с тещей обсуждали, кто во что одет, потом понял, насколько это важно, и теперь знал имена престижных модельеров наизусть.
Сейчас это пригодилось. Запахи одеколонов, покрой одежды, лейблы – все это характеризовало положение бывших однокашников на крутой и кривой лестнице жизненного успеха. Были и другие признаки внешнего благополучия: Вельветов, например, кроме джипа и водилы, продемонстрировал молодую длинноногую блондинку, одетую как манекенщица. Да и манеры у них были соответствующими. Леша даже смутился и скованно поклонился обоим, как швейцар кланяется высоким гостям.
С другими сокурсниками он чувствовал себя проще, хотя тоже делал выводы: у Маринки Алиевой надетая раньше сезона норковая шуба и новенькие сапожки «Дольче Габбана», а у Андрея Говорова стоптанные башмаки, вытертый пиджак еще студенческих лет с – убиться веником! – институтским ромбиком на лацкане! Он всегда был с причудами, таким и остался.
Вообще-то людям свойственно держаться своего круга. Поэтому разношерстные компании состоят обычно или из родственников, или из бывших одноклассников. Что ж, это как раз такой случай, и Лешка вел себя избирательно, или, как принято говорить в определенных кругах, «гибко». С некоторыми мужчинами он обнимался по-братски, а их дамам целовал ручки. С другими тоже обнимался, но не так горячо, словно экономил время, и ручки спутницам только пожимал.
– Поднимайтесь наверх, ребята, у меня уже все готово.
«Медея» внутри освещалась откровенно кустарно сработанными а-ля факела настенными светильниками. Грубой каменной кладкой и открытым очагом под вытяжкой в углу зал напоминал жилище горца. Ароматы дымка, специй, солений, свежей зелени, только что испечённых лепёшек, жаренного на огне мяса просто приказывали как можно быстрее приступить к трапезе.
