Однажды под вечер на захудалом полустанке — не помнит на каком, а только на Украине где-то — исхитрилась проскочить без билета в вагон, общий жесткий вагон, наполненный животворным приятным теплом и временным дорожным покоем. Поезд «Москва — Тбилиси», пассажиров немного — не сезон. Деньги были — от последней кражи десятка с мелочью. Какие уж то деньги, но все же. Главное, тепло! Нашла свободную вторую полку, залезла, выспалась. Утром пошла умыться, в зеркало на себя поглядела — ну и образина! Волосы не роймешь какого цвета, сосульками висят, ворованный свитер-маломерок под мышками жмет. Ну, правда, фигуру обтягивает выразительно. Короткая юбчонка мятая. Лицо мятое. Да и вся… Внешность доверия не внушает, попробуй тут укради…
Долго «наводила марафет». Мочила ладошку, юбку разглаживала. Припудрила бледное лицо, губы подкрасила. Хотела еще и чулки простирнуть, но в дверь туалета стучали, пищал ребенок. Ладно уж, сойдет.
Шубенку оставила на полке, чтоб место не заняли, и потопала в вагон-ресторан завтракать. Села за свободный столик. Пока ждала неторопливую официантку, прикидывала: выпить стакан красного или не надо? Всего стакан бы портвейна? Или поэкономить, десятку на дольше растянуть?
Когда везет, так уж везет.
— Девушка, у вас не занято?
Смазливый брюнетик стоит и на Вальку глядит. Кавказец, видно. Сел, куцее меню повертел и отбросил. Не понравилось меню. А Валька, наоборот, понравилась брюнету. И завел он с ней вежливый разговор на железнодорожные темы: куда едете, да в каком вагоне, да почему одна, такая молодая, интересная? И прочую подобную муть. Валька держится чинно. Не хамит, но и не улыбается сдуру. Внешне — скромная студентка вуза пришла покушать, и ей все равно, кто сидит рядом, это ее не интересует. Внутренне — а ну, давай, давай завлекай, брюнетик! Говорят, у кавказцев денег куры не клюют, авось и удастся увести бумажник. Вот бы!..
— Девушка, ресторан не столовая, в ресторане вино пить нужно. Один не могу — душа не пьет!
— За тем вон столиком выпивают — компания вам.
— Компания, да? Слуш, почему мы не компания? Немножко выпьете, а?
— Я не пью. Да и стипендия у студента, сами знаете…
— Слуш, зачем обижаешь? Я угощаю, какой может быть стипендия!
До чего все они одинаковые. Все один и тот же комплимент суют, словно кислый леденец: «Молодая, интересная…» Потом про выпивку. И глаза у них одинаково липкие. Все одинаковы, гады. Хотя этот брюнетик покрасивше прочих будет и вежливый пока.
— Выпьем за знакомство, Валя?
— Не знаю даже… Разве красненького грамм сто.
— Официантка, слуш, сколько можно ждать! Дай коньяку триста грамм, пожалуйста, Валя, коньяк хороший, самый лучший! Нет, не хочешь? Официантка, красного! Сухого!
Уютно покачивается вагон, плывут за окном украинские снега. А он ничего, этот кавказец… Только не надо торчать долго в вагоне-ресторане, глаза тут всем мозолить. И пускай не думает, что студентка рада ему на шею кинуться. Она скромная девушка, едет в Сочи к заболевшей тетке. Студентка сама за свой обед рассчитается. Борщ, шницель, чай, сто пятьдесят сухого — получите с меня. Нет, она пойдет в свой вагон, там же вещи. И не надо провожать — поезд не бульвар. Да, придет в ресторан ужинать. Часов, скажем, в восемь. Увидеться? А зачем? Ну, как хотите.
Валька вела себя умно. Убралась в свой вагон, где шубенка охраняла «ее» место, и опять завалилась спать. Мечтала. Говорят, кавказцы торгуют фруктами и денег домой везут прямо целый чемодан. Люська Шкиля говорила. Вот бы!.. Вальку перестал привлекать новый большой чемодан и дорогое пальто соседки по вагону. И большой рюкзак, набитый чем-то мягким, у красноносого субъекта, что едет там, у самого выхода. И изящная сумочка молодящейся модницы из второго с краю купе. Все это мура. У кавказца Гриши душа широкая и, чует Валька, денег навалом. Валька ему понравилась, вон как лебезил. Вот бы!..
Само собой, встреча состоялась и вечером. Он встретил еще за вагон от ресторана, взял под руку, дверь перед ней распахнул. Вежливый, прохвост. Если и денег много, так, может быть, и не красть, не рисковать? Да ну, женатый, поди.
— Я тебя искал, Валечка. Почему не говоришь, какой вагон едешь? Общий вагон, жесткий? Слуш, зачем? В моем купе место пустое едет, переходи, пожалуйста?
— Ах, что вы! Мы, студенты, привыкли в жестком. Нет-нет, и не просите.
Ужинали. Гриша пил коньяк. Валька отказалась.
— Что вы! Я только красненькое. И как вы, мужчины, пьете такое крепкое. Вас и не заметно, что выпили. И еще можете, да? Вот что значит мужчина! А у меня уж голова кружится, ха-ха! Ой, как смешно кружится…
Притворилась пьяненькой, веселенькой, немножко в Гришу влюбленной. Позволила увлечь себя в купейный вагон. Там с двумя колхозными дядьками допоздна играли в подкидного, потом вместе распили бутылку коньяку. Дядьки залезли на верхние полки, подмяли в головы дешевые пиджаки и сразу смачно захрапели. Валька старательно зевала и лупала сонными глазами, порывалась идти в свой вагон. Гриша отговорил, уложил одетую на свою постель, сел рядом. Любезничали. Кавказец увлекся. Но Валька приказала рукам воли не давать — здесь посторонние, все слышно… И вообще она спать хочет. Вот приедут в Сочи, и, если Гриша так желает, она согласна на приличную дружбу.
Гриша покосился на верхние полки, где сопели дядьки, и отстал. Лег на незастеленное свободное место и затих. Валька велела себе проснуться часика этак через два. Засыпая, чувствовала под собой, под полкой, в багажнике, чемодан Гриши. Она видела этот чемодан — Гриша карты доставал, — желтый, потертый, небольшой. Но для денег места в нем хватит… Вот бы удалось!.. С тем и уснула.
Проснулась. И сразу вспомнила: нужно что-то делать. Ах, да! В купе темно, кавказец с вечера дверь задвинул и свет выключил. Только от окна слабое снежное сияние. Тишина, ритм колес, монотонный вагонный бег. Дядек на полках не видать, не слыхать. Лежа на спине, отвернув лицо к стенке, спит Гриша, или кто он там. Левая рука в белом рукаве откинута, покачивается на весу, под манжетом чернеет ремешок часов. Ну? Пора?
Села, прислушалась к тишине на фоне бега. Откатила чуточку дверь — полумрак разбавился ночным полусветом из коридора. Там пусто, Валька осторожно взяла и повернула качающуюся кисть Гриши — на часах без двадцати три. В самый раз время. Гриша головой качнул, бормотнул… Спит. Пожалуй, часы лучше не снимать — не так уж много он выпил вчера. Валька вышла в коридор, всмотрелась в расписание на стенке. Минут через двадцать будет полустанок. Одна минута стоянка, проводники и дверь не откроют. До большой станции около часа езды. Ладно, подождем. Вернулась в купе и легла, дверь не прикрыв. Теперь спать нельзя.
Когда в купе запульсировали отсветы частых фонарей, Валька встала. Поезд, сдерживая бег, входил в большой город. Цепочка огней на улицах, красные сигналы на трубах завода… Время подходящее — около четырех ночи. Кавказец дрыхнет носом к стенке. Ну, спи, Гриша, утро у тебя мудренее вечера…
Шла она по пролетам полутемных вагонов, стараясь не задевать лицом торчащие с полок ноги. Желтый чемодан был невелик и легок. Ну и правильно: деньги ж не тяжелые, они — веские. Почему Валька уверилась, что там деньги, неизвестно. Но так ей хотелось. Сколько раз слыхала: у кавказских торгашей денег — тыщи. Слыхала еще, что торгаши нещадно бьют воров. Но — не попадайся.
Она добралась до своего вагона, шубенку надела и заторопилась к выходу. Из служебника появился заспанный проводник, за ним пошли в тамбур человек пять с вещами, в коридор потянуло бодрящим холодком. Деловито шагнула в тамбур и Валька…
— А ну, стой! — Кто-то сзади крепко взял за локти…
ГУРАМ. И в этот раз все обошлось благополучно. Гурам явился по знакомому адресу, взял «груз», отдал деньги и сразу поехал на вокзал. «Груз» скромный, чуть больше полкило: Урал — не Колыма. За эту ходку немного заработает, зато и риску меньше. Рисковать — кому нужно? А придется. Хозяин сказал: скоро полетишь в Магадан.
По пути от Свердловска до Сухуми надо было ему сделать два деловых заезда: к знакомому зубному технику и, в другом городе, к кладовщику часового завода. Дальнейшая дорога была уже не опаснее туристической прогулки — «груз» сплавил адресатам, деньги равномерно расшиты в подкладке жилета. Очень хорошо Гурам ехал и наслаждался безопасностью, ощущением больших денег (хотя и чужих) и просто скромными удовольствиями путешественника: спокойно спал, играл в подкидного, ухаживал за смазливенькой пассажиркой, пока не сошла она на своей станции. Больше смазливых в его вагоне не нашлось. Гурам скучал.
На первый взгляд Валька показалась ему даром аллаха. Он пил в вагоне-ресторане скверный портвейн за неимением ничего лучшего и болтал со случайными сотрапезниками, когда она прошла мимо. Первое, что оценил по достоинству Гурам, — красивые ножки в некрасивых, не по сезону легких сапожках. Мысленно воскликнул: «Цх!», поднял взгляд немного выше и еще раз, уже вслух, цокнул языком — вот фигурка!
