— Ты ходил в артель? В артель, я спрашиваю, ходил? — напряг он голос, пытаясь перекричать дребезжание машины.
Агент кивнул. Неожиданно для себя подмигнул начальнику и прижал к губам палец:
— Что я зна-аю!.. Но это пока тайна.
«Что за тайна? Какая тайна?» — подскакивая на железной скамейке, недоумевал Войнарский.
Кашин и сам не знал, зачем он вдруг ляпнул Юрию Павловичу про какую-то тайну. Просто, наверно, ему не хотелось сейчас разговаривать о главном. Мчался грузовичок, сидели обок с ним, Сеней Кашиным, лязгая зубами на ухабах и заваливаясь на поворотах, друзья-оперативники, прекрасный все народ — и ну их к черту, всякие умствования в кабинетной тиши! Здесь все равны, все одинаково возбуждены и взволнованы предчувствием опасности. Он даже поскуливал от ликования, прибежав к себе в кабинет после распоряжения Войнарского облачаться в старую, обмененную на хромовые сапоги кожаную куртку. И теперь, сидя в несущейся сквозь сумерки машине, он лихорадочно поблескивал глазами, оглядывая серые в начинающейся темноте лица своих товарищей. Радовался: сегодня надо стоять, где поставят, делать, что прикажут, а если уж ошибешься в чем-нибудь, спрос не будет особенно велик, ибо что не прощается человеку, достаточно смелому и отважному! И была мысль среди ликования: есть, есть преимущество в пребывании равным среди равных, обыкновенным опером, розыскником, постоянным членом группы захвата — перед теми, кто считается «королями» губрозыска. «Это дутое величие!» — даже так подумал было Семен, но вовремя спохватился: ему не хотелось терять самому себе предназначенные лавры. Так и остался открытым вопрос: кем же лучше быть — таким, как Миша Баталов, и нести ответственность за все, что ты надумаешь и сделаешь, и тут уж тебе нет скидок ни на смелость, ни на отвагу, — или, затерявшись в массе таких же, как ты, тоже делать свое дело, опасное и необходимое, только здесь уже ответственность ложится не на одного тебя, часть ее берут и товарищи, и начальник, и тот же «король», разработавший операцию, добывший нужные сведения.
План был согласован и утвержден заранее, четкий и тщательный, и в нем каждому отводилось свое место. Оставив машину с притушенными фарами квартала за два от Муськиного дома, оперативники россыпью, кружными улицами и переулками двинулись к нему. Кашин, примкнувший к группе захвата в последний момент, указаний насчет своей роли в предстоящем деле так и не получил. Это его тревожило, и он, увязавшись за Степкой Казначеевым, спросил полушепотом:
— Что я буду делать, Степа?
— Тебе разве не сказано?
— Нет. Я просто не успел.
Степка округлил глаза и сказал восхищенно:
— Но зато какой оперативный простор! — И тут же сжалился: — Ладно уж, держись рядом, что ли.
Они перелезли через забор в огород и заняли место возле окна, по обе его стороны.
Спустя примерно полчаса гости перестали постукивать в двери Муськиного дома: компания собралась. Там началась пьянка, запикала гармошка, кто-то заскакал под нее по избе.
Войнарский стоял на улице, ждал условного сигнала из квартиры: по нему он должен был узнать, есть ли среди гостей те, которых так долго и безрезультатно ищут по всей республике. Наконец отдернулась занавеска, распахнулась половинка окна, и сильный мужской голос дурашливо пропел в темноту:
Все бутылки шевелятся,
Все стаканы говорят,
Все девчонки веселятся,
Только я одна в тюрьме!..
Поющего оттянули за плечо, прикрыли окно, задернули занавеску.
Выждав еще минут десять, начальник губрозыска покинул свое укрытие, пересек улицу и поднялся на крыльцо. Сунул длинный ножик в дверную щелку, сшиб крючок и вошел в сени. Постучав, встал за косяк. В избе притихли. Гомон смолк, к двери кто-то подошел.
— Чего стучишь? — гнусаво крикнула хозяйка. — У нас все дома, никого не ждем.
— Здравствуй, Муся! — сказал Юрий Павлович. — Это я, Войнарский.
Раздался удар, крик — это отшибли от двери Муську. Загрохотало, пуля, свистнув, прошла сквозь дверь и унеслась куда-то в огороды.
— Это же бесполезно, граждане! — крикнул Войнарский. — Дом окружен, бесполезно, повторяю! Выходи, Ухач! Ты, Фима, тоже выходи! И Свиста с собой захватите!..
— Сволочь, падло… — сипели из-за двери. — Кобра очкастая…
— Ну, некогда мне, — устало сказал начальник. — Имейте в виду одно: учитывая опасность этих троих, мною дан приказ в случае сопротивления просто перестрелять их. Но при этом могут пострадать и… кгмм!.. невинные! Муся, я это говорю относительно твоей компании.
Тотчас за дверью послышались возня, крики, снова выстрелили. Зазвенели стекла, и обезумевшая от страха орава полезла из дома. В суматохе кто-то тихонько отомкнул изнутри дверной запор, и Войнарский проник в избу. За ним тенями пронеслось несколько человек из группы захвата.
В темной избе при свете фонариков обнаружилась такая картина: в углу стонала и материлась, зажимая ссадину на голове, хозяйка Муська. Трое карманников распластали по полу грабителя Фиму и, оттягивая его голову за волосы, с размаху квасили лицом об доски. Карманник Свист с простреленным плечом жался к печке; плечо прострелил напарник в отместку за то, что Свист вел его к старым друзьям-ворам, а привел в засаду. Сам Ухач бился под окном в руках Кашина и Казначеева. Карманники тараканами бежали по огороду, лезли на забор, их излавливали и тащили обратно в избу, пред очи Войнарского. Перепуганных воров он велел отпустить; Муське Сибирячке сам прижег рану на голове; троих пойманных предстояло отвезти в домзак, постановления на арест их были получены еще утром. Сам Юрий Павлович к машине уже не пошел и от предложения подвезти отказался, заявив, что ему тут совсем рядом.
— Может быть, составишь мне компанию, Сеня? — спросил он Кашина. — Тебе ведь тоже здесь недалеко, кажется?
Семен шел рядом с Войнарским и удивлялся: как это он ориентируется кромешной осенней ночью в невообразимой толчее домов, улиц, поленниц и сараев? Начальник двигался медленно, большое его тело устало покачивалось. Он говорил о результатах своей поездки в уезд, где кулаки убили председателя и трех возчиков единого потребительского общества и сожгли их вместе с подводами. Потом переключился на другое:
— Что у тебя новенького?
— Я был в артели, — стал объяснять Семен. Горячности, с какой он вечером пытался ворваться в кабинет Войнарского, не было и в помине, и к своим успехам теперь, после операции, он относился почему-то скептически. И даже удивляться этому не было сил. — Видел этого парня. Самое интересное: он живет с Лебедяевой.
— С Лебедяевой? Через которую вышли на Черкиза? И какие ты сделал выводы?
— Нищий Бабин и Болдоев опознали в нем по фотографии человека, который сидел в губрозыске перед убийством Черкиза. Ну, тот, третий, помните?
— И фото достал, и опознание провел… Все-таки ты молодец, Сеня! А как вы сегодня со Степой Ухача… Постой-постой, там же еще Вохмин и этот, Сабир, что ли?
— Вохмин не опознал. Жалуется на память. А татарин уехал к родне, куда-то в деревню.
— Видел два раза, оба — при исключительных обстоятельствах, и не может опознать? Вроде бы не такой уж глубокий старичина. Что ж, данные интересные. Но какие твои главные предположения, скажи?
Они подошли уже к дому Войнарского. Юрий Павлович остановился у калитки во двор, снял пенсне и провел рукой по глазам. Рот его утратил твердость, стал бесформенным и вялым, подбородок дергался от едва сдерживаемой зевоты, — которые сутки он не спал?
— Я думаю, что это Лунь. — Глядя на начальника, Семен так и не смог сдержаться, все-таки зевнул. И тут же проклял себя: вдруг Юрий Павлович воспримет это как неуместное кокетство? Заторопился и продолжил: — Более того: убежден, что именно он убил Баталова.
— Даже так! Какая же у него была необходимость делать это самому? Мог поручить Черкизу.
— Может быть, отношения между ними не были такими тесными и это убийство мог взять на себя только Лунь? И потом, я считаю, что там обязательно происходили разногласия. Вы поглядите, как хладнокровно он убрал Черкиза!
— Это еще ни о чем не говорит. Ты плохо знаешь этот мир, если делаешь такие предположения. Плохо пока знаешь, Сеня…
— А вы много знаете?
— Ну, много не много, а живу дольше тебя, кое в чем разбираюсь.
— То-то все ворье сегодня поотпускали!
— Куда же было его девать? Карманника можно ловить только с поличным, а так — что толку! Где свидетели, где доказательства их преступлений? Осрамишься на весь свет… Значит, Лунь, говоришь?
— Я так думаю, да.
— Если вышел на него — работай. Но неужели действительно так? Что-то больно уж тебе везет в последнее время… Ты все-таки поосторожнее с этим парнем, Сеня. Здесь может быть не такое простое дело. Помнишь — в ночь, когда мы потеряли Баталова, был убит еще один человек, неопознанный? А почему не предположить, что именно он исполнял тогда чью-то волю? И акт его убийства… продиктован благородной местью, что ли… Я тут как-то с сынишкой разговаривал… Были, помню, соображения на этот счет… но сейчас уже… выдохся, извини… Пока, Сеня!
