Чарли попыталась сдержать улыбку.
– Вы не говорили, что хотите видеть Уотерхауса, сэр. Вы упомянули лишь сержанта Зайлер.
– Я не хочу его видеть. Я хочу знать, где он. Это две разные вещи. Насколько я понимаю, сержант Зайлер, вы в курсе нашего расследования, не так ли? Вы знаете, кто такая Джудит Даффи? – Пруст щелкнул большим и указательным пальцами по пирамиде конвертов. Та покачнулась, но не рухнула. – Некогда уважаемый врач-педиатр, а ныне – пария, которую скоро вычеркнут из врачебного регистра за служебное преступление. Вам ведь известны основные факты?
Чарли кивнула.
– Сержант Комботекра и я были бы благодарны вам, если б вы вместо нас поговорили с доктором Даффи. Один пария с другим.
Чарли как будто проглотила металлический шар. Сэм простонал сквозь стиснутые зубы. Пруст это слышал, однако как ни в чем не бывало продолжил:
– Рейчел Хайнс вполне может быть следующей целью нашего киллера. Она куда-то исчезла, но Даффи, по всей видимости, известно ее местонахождение. В понедельник они вместе ходили в ресторан. Я хочу знать почему. С чего это вдруг безутешная мать решила разделить трапезу с непорядочным врачом, по чьей вине она угодила за решетку?
– Я не знаю, – призналась Чарли. – Согласна, это выглядит странно.
– Просто Даффи и миссис Хайнс – это алиби друг для друга по делу об убийстве Хелен Ярдли, – сказал Пруст. – Даффи не станет разговаривать с нами – во всяком случае, добровольно. Я уже был готов доставить ее к нам вопреки ее воле, но тут мне в голову пришла идея получше. – Он подался вперед и забарабанил по столешнице пальцами, как по клавишам пианино. – Думаю, сержант, вы могли бы разговорить ее. Вотритесь к ней в доверие. Если это сработает, она скажет вам гораздо больше, чем сказала бы нам. Вы знаете, что это такое, когда ваше имя на страницах газет смешивают с грязью. Ей это тоже знакомо. Вы ведь сумеете найти к ней подход? Вы умеете находить с людьми общий язык.
А что умеете вы?
Позор, пария – это всего лишь слова. Они не имели над ней власти, пока Чарли им этого не позволяла. Зачем думать о событиях 2006 года, если ей этого не хочется? В последнее время она все чаще и чаще предпочитала этого не делать.
– Тебе нет необходимости делать это, Чарли. Мы не имеем права требовать это от тебя.
– Под словом «мы» он подразумевает меня, – сказал Пруст. – Неодобрение сержанта Комботекры подобно лавине обрезков папиросной бумаги, легких, как перышко. Их легко стряхнуть с себя.
– Мне ничего об этом не известно, – порозовев, ответил Сэм. – Дело не во мне. Нельзя так обращаться с людьми, сэр.
Чарли вспомнила все, что ей приходилось читать о Джудит Даффи. Как ее больше заботила судьба чужих детей, чем своих собственных, которых она сбагрила нянькам, чтобы самой работать и днем, и ночью. Как после развода она пыталась состричь денег со своего бывшего мужа, хотя сама зарабатывала приличные суммы… Чарли не верила ни единому слову из этого. Она знала, что способна сделать с репутацией человека шумиха вокруг судебного дела в прессе. Она сама через это прошла.
– Я все сделаю, – пообещала она. Снеговик прав: если она постарается, то сможет убедить Джудит Даффи поговорить с ней. Она не знала, почему ей этого хочется, но она хотела. Еще как хотела.
Суббота, 10 октября 2009 года
Выходя из метро, я слышу, как трезвонит мой мобильник. Текстовое сообщение. Будучи убежденной сторонницей закона подлости, я почти уверена, что оно от Джулиана Лэнса, адвоката Рейчел Хайнс. Не иначе как он отменил нашу встречу, хотя ради нее я уже проехала почти через пол-Лондона. Но нет. Я ошиблась. Это Лори. Я определяю это сразу, потому что поначалу в трубке слышится только дыхание. Нет, не тяжелое и угрожающее; скорее он просто пытается вспомнить, какую кнопку нажал и что при этом хотел сказать и кому. В конце концов его записанный голос произносит:
– У меня есть для тебя свежая версия мой статьи из «Бритиш джорнализм ревю», ну, та, что про Даффи. Такие дела…
Затем следует молчание, как будто он ждет моего ответа.
– Так ты не против встретиться или типа того? Чтобы я ее тебе отдал? – Очередная пауза. – Флисс? Ты можешь ответить на звонок? – За этим вопросом следует выдох сквозь стиснутые зубы. – Ну ладно, в таком случае пришлю тебе ее по электронке.
Могу ли я ответить на звонок? Нет, идиот ты этакий. Не могу, потому что он уже попал в голосовую почту. Боже, как может Лори Натрасс, автор нашумевших расследований и получатель всех и всяческих наград и похвал, каких только может удостоиться журналист, не знать азов современных телекоммуникаций? Неужели он и впрямь считает, будто я с презрением смотрю на свой мобильник, пока его голос взывает ко мне, и при этом нарочно его игнорирую?.. Или это он таким образом извиняется за свинское ко мне отношение? Похоже на то. Впрочем, размышлять над тем, прощать его или нет, мне некогда. Ибо я уже простила. Раз восемь прослушав его сообщение, я перезваниваю ему.
– В принципе я не против встречи, – наговариваю я сообщение его голосовой почте. – Хотелось бы получить в руки твою статью.
Из этой фразы получилась бы отличная – ненавязчивая и вместе с тем соблазнительная – приманка, но, похоже, я все испортила своим хихиканьем. Прямо как гиена. Чувствуя, как меня охватывает паника, я завершаю звонок. И тут до меня с опозданием доходит, что подожди я пару секунд, как у меня была бы возможность перезаписать сообщение.
«Черт!» – бормочу я и смотрю на часы. Пять минут назад мне полагалось быть рядом с отелем «Ковент-Гарден». Лавируя среди толп шопоголиков, увешанных огромными пакетами, торчащими у них по бокам, словно крылья у летучей мыши, я ускоряю шаг. При этом то и дело натыкаюсь на эти чертовы пакеты и одариваю злющими взглядами их владельцев. В целом же эта вылазка в людской муравейник мне на пользу. Благодаря ей я чувствую себя самой заурядной личностью – настолько заурядной, что со мной просто не может приключиться ничего плохого или из ряда вон выходящего.
Открывая двери отеля, я рассчитывала увидеть Джулиана Лэнса в костюме. Каково же было мое удивление, когда мне навстречу шагнул мужчина в джинсах, мокасинах и в джемпере на молнии, надетом поверх полосатой рубашки с расстегнутым воротом. У него коротко стриженные седые волосы и загорелое, квадратное лицо. В целом он неплохо сохранился. На вид ему можно дать от пятидесяти до шестидесяти пяти.
– Флисс Бенсон? Я вас сразу узнал, – с улыбкой произносит он в ответ на мой немой вопрос. – На вашем лице было написано: «Я намерена поговорить с адвокатом Рей Хайнс». Так в первый раз бывает со всеми.
– Спасибо, что согласились встретиться со мной в субботу.
Мы обмениваемся рукопожатием.
– Рей говорит, вы та, кто нам нужен. Я бы встретился с вами даже в глухую полночь, пропустил бы воскресный обед – да что угодно сделал бы!
Засвидетельствовав свою преданность клиенту, Лэнс быстрым, но цепким взглядом окидывает меня с ног до головы. В кои веки меня это не волнует. Этим утром я оделась так, будто собралась в суд, причем в качестве подсудимой.
Я позволяю Джулиану Лэнсу проводить меня в глубь помещения, к столику с двумя свободными стульями. Третий стул занят. На нем сидит женщина. Ее волосы выкрашены в ярко-рыжий цвет и буквально утыканы заколками. На носу – очки в красной оправе. Крупным округлым почерком она что-то пишет в блокноте с металлическими пружинками. Я терзаюсь мысленным вопросом, не предложить ли Джулиану Лэнсу расположиться где-нибудь в другом, более уединенном месте, но в этот момент женщина поднимает глаза и с улыбкой смотрит на меня.
– Привет, Флисс, – говорит она. – Мое имя Венди. Венди Уайтхед.
– Вы знакомы? – спрашивает Лэнс.
Я киваю, стараясь при этом не покраснеть. Она не убийца, напоминаю я себе.
– Рей сказала, что вы хотели поговорить о прививках, а Венди – эксперт в этой области. И я решил пригласить заодно и ее, чтобы вы, фигурально выражаясь, убили сразу двух зайцев.
– Спасибо, весьма предусмотрительно с вашей стороны.
Я сажусь между ними, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке. Лэнс спрашивает, чего мне хотелось бы выпить. Но в голове у меня пусто. Я не могу вспомнить ни единого напитка, не говоря уже о том, который мне хотелось бы выпить. На мое счастье, он начинает перечислять сорта кофе и чая, и мой мозг оживает. Я заказываю «Эрл Грей». Лэнс уходит, оставив меня наедине с Венди Уайтхед.
– Итак, Рей сказала вам, что это я сделала первую прививку Марселле и Натаниэлю? – спрашивает она.
– Да. – Первую и единственную, мысленно добавляю я.
Венди улыбается.
– Я знаю, что она вам сказала: «Венди Уайтхед убила моих детей». Просто она хотела, чтобы ее выслушали, только и всего. Стоит вам, как и Рей, оказаться в фокусе всеобщего внимания, как вас никто не слушает. Вам же кажется, что все должно быть с точностью до наоборот. Внезапно ваше имя становится известно всем и каждому, ваше фото не сходит со страниц таблоидов и с телеэкранов. Вам кажется, что люди должны внимать каждому вашему слову, гореть желанием услышать все, что вы скажете. Но вместо этого они лишь делают скоропалительные выводы – как за вас, так и против. Постепенно люди начинают сочинять про вас самые немыслимые небылицы, лишь бы оживить ими свои тоскливые званые обеды. Мол, «я слышала, что это ее рук дело; я слышала, что это тоже ее рук дело». Ваша же злосчастная история – ваша подлинная история – лишь мешает им приятно проводить время за разговорами. Ей не по силам тягаться с разного рода небылицами, и о ней скоро забывают.
