Но как она попала в лузу?! Флаг – сербский, «федералы» ищут Хорошева, служившего на Балканах, и в гостинице убит натовский капрал, чья часть дислоцировалась через речку от Хорошева! Мы, два луня безбашенных, тут же принялись устанавливать факт, потому что не приучены делать по-другому! «Кто перевесил?» «Кто лазил на крышу»? «Почему Толбухин в Москву свалил?»
Да на все эти вопросы есть ответы, Пащенко! Это рикошет, глупое отражение человеческой ошибки от поверхности и попадание ее в наши головы. Мы искали взаимосвязь между нелепой случайностью и фактом смерти, соблюдая при этом все правила логики и основываясь на наработанных годами правилах сыска. Но нам безумно повезло, что ошибка совершена. Она не увела нас от умысла, а привела к его разгадке. Хорошев тут же оказался в «привязке» к Бауэру, Алиса натолкнула на мысль, что немец приехал вовсе не к Маринохе, а рябой с товарищем окончательно «объяснил» цель прибытия закордонного господина.
Антон размял в пальцах фильтр сигареты и бросил его под колесо.
– Это рикошет, Пащенко... И мы сейчас катимся, чтобы столкнуть Седого в лузу. Нас заставляют делать это обстоятельства. Теперь, если шар докатится, «кикс» окажется высшим пилотажем бильярдного искусства. Если не доползем, «кикс» останется кривым ударом, каким и был с самого начала. Остается изумляться тому, прокурор, что все это случилось только по той причине, что гвардии рядовой Волокитин в сорок пятом году не смог найти чистого листка бумаги, а гвардии рядовой Омаров спустя полвека – полтора метра веревки...
И все, что сейчас происходит – сплошные рикошеты. Лукин послал в мою сторону шар, и он, ударившись под прямым углом, вернулся к нему в виде Валандина с кассетой Гургулидзе. Мы уже две недели шар за шаром посылаем подачу в сторону крыши мэрии и вместо ожидаемых очков получаем нули от поражений.
Что же было вначале и что осталось теперь? Остается Хорошев со своей неуемной жаждой овладеть картиной Гойи, и Полетаев, пытающийся столкнуть картину за рубеж. А что случилось с Бауэром? По всей видимости, он стал свидетелем того, как Валентин забирал в югославской деревеньке картину, и две недели назад решил воспользоваться этим. Разгадка его тайны – в истертой тетрадке, которая пока не поддается дешифровке. Бауэр был уверен в том, что, прибыв в Тернов, сможет поменять тетрадку на картину. Значит, Вадик, в ней есть нечто более важное для Седого, чем картина стоимостью в три с половиной миллиона долларов.
А Хорошев-Седой знает, что Полетаев ищет канал сбыта и отслеживает всех прибывших в Тернов иностранцев. Первым в этом списке оказался Бауэр, он ударил его шаром, и вот тут у нас и происходит тот самый рикошет, последствия которого мы испытываем сейчас. Шар, сбив Бауэра в лузу, отражается и ударяет в нас. А мы... Мы, следуя совершенно ложной дорогой, все равно выходим на Вальку. Глупость, а факт. Не будь флага, ты вряд ли «привязал» бы Хорошева к гостинице. Ты бы просто не включил это событие в качестве звена в цепь происходящих в городе событий.
Струге еще несколько часов назад позвонил Хорошеву и сказал, что человек с фамилией Полетаев не покидал город ни одним из известных видов транспорта, и, напротив, в город не прибывал ни один из иностранцев.
– Валя, тебя узбеки или таджики интересуют? За последние три дня человек сорок въехало.
Тот рассмеялся. Рассмеялся облегченно – Антон это понял.
– Нет, Антоха, цветоводы, каменщики и чернорабочие меня не интересуют! Спасибо, брат!..
Кто бы сомневался. Брат... Струге почувствовал, как его передернуло.
Теперь следующий звонок.
– Слушаю.
– Интересующий вас объект ищет контакты Полетаева за рубежом и собирает информацию о прибывающих в Тернов иностранцах.
– А как он это делает? – въедливо спрашивает рябой.
– Через меня.
– Вы, понятно, печете ему куличи?
– Нет, я передаю ему достоверную информацию. В данном случае она ничем не отличается от лжи. В город не въехал ни один из зарубежных гостей.
– Их въехало целых сто двадцать шесть человек, Антон Павлович, не считая рефери, членов детского спортивного комитета и эмиссаров от ФИФА, на которых по линии Интерпола не имеется компрометирующих данных. Интересно, Седой так же прост, как и вы?
Струге почувствовал, как ладонь под трубкой стала влажной.
– Срочно вызвоните фигуранта и назначьте ему встречу у кинотеатра «Пионер». В девятнадцать часов, Антон Павлович. Сегодня. Вы меня поняли?
Струге почувствовал прилив ярости. Такое с ним случалось еще во времена юношеского бокса. Пропуская удар за ударом, он видел, как его противник улыбается, и начинал заводиться. Это была одна из тех привычек, которую Струге никак не мог изжить с возрастом. Допускать ее проявления сейчас он не имел права, однако никак не мог смириться с тем, что какой-то полуфантом из столицы манипулировал им, как марионеткой.
– А почему вы решили, что, говоря все это, вы можете упускать такое слово, как «пожалуйста»?
– Кассета, – напомнил рябой. – Нельзя допускать ошибок, Антон Павлович. Ничего личного.
– Уверен, что повел бы себя по-другому, имея на руках сомнительный материал на вас...
– И хорошо, что у вас нет такого материала. В противном случае мне пришлось бы давить в себе гордыню, смиряться с действительностью, выполнять все условия, уничижающие мое достоинство, одним словом, делать все, чтобы этот сомнительный материал не попал в руки моих руководителей. – Рябой спокойно прокашлялся и примиряюще закончил: – Зачем начинать все сначала, Антон Павлович? Не окажись у меня пленки, я нашел бы способ заставить вас помогать мне другим способом. Не вас, так других. Но зачем мне что-то менять, если материал на вас? Давайте успокоимся. Итак, сегодня, у кинотеатра «Пионер», в девятнадцать часов.
И он отключился. Прервал разговор, потому что точно знал – Струге найдет Хорошева и обязательно вытянет его на встречу.
– Вадим, причаль-ка к какому-нибудь кафе, – попросил Струге, опуская руку с телефоном на плечо Пащенко. – Кажется, мы в нокдауне.
– Они до сих пор не «вяжут» Бауэра с Хорошевым, – сказал он, едва они разместились за столиком. – Зато у нас в городе полторы сотни иностранцев. Вадик, я совсем упустил чемпионат на «Океане». Это непростительно, и я испытываю жуткий стыд. Среди нас завелись лохи. А еще рябой собирается «ломать» Хорошева.
– Что?!
– Сегодня, в семь вечера, у «Пионера». Скорее всего, они уже связались с нашим управлением и разработали сценарий задержания.
– Почему ты так решил? – Вадим никак не мог оторвать взгляд от барменши, удивительно похожей на Наталию Орейро. – Зачем это им нужно именно сейчас?
– Приезжим «федералам» в случае задержания опасного клиента нужно место, где вероятность поражения случайных людей равна нулю. «Пионер» стоит в «яме», и кинотеатр вот уже три месяца как закрыт на ремонт. Для того чтобы знать такие подробности, вовсе не нужно мотаться по городу в поисках нужной территории. Им все равно предложат ее те, кто будет помогать, то есть местное управление, которое в городе как рыба в воде. Значит, уже связались. А что касается второго твоего вопроса...
Пащенко хмыкнул. Струге все время, пока он говорил, а Вадим обменивался улыбками с девчонкой, казалось, что друг его совершенно не слушает. Но он слушал. Поэтому и ответил сам.
– У них, Антон, либо все получилось с картиной, а это означает, что Полетаев в их руках, либо произошло нечто, что заставляет их остановить Валентина, пока не случилось худшего. Одним словом, наш шар катится, пока на рынде не пробило семь склянок. Потом нас сольют в лузу другим шаром.
Седой добрался до дома Хана лишь к двенадцати часам. Его, успевшего в последний момент выскочить в окно, отбросило в сторону взрывной волной, и около получаса он находился в полном беспамятстве. Когда он пришел в себя, он не сразу понял, где находится. Крики огромной толпы, гудки машин и едкий запах залитого водой костра.
Он попытался встать, но кто-то, со словами «Лежи, лежи, сейчас тебе вставать нельзя», придавил его к какой-то поверхности.
Оглядевшись и приведя в порядок мысли, он понял, что лежит на медицинских носилках, в пятидесяти метрах от пепелища. Рядом с ним сидел странный молодой человек в синей куртке, на спине которой была изображена «роза ветров» и аббревиатура «МЧС РФ». Он контролировал каждое движение Хорошева, положив руку на его грудь. Взор же этого спасателя был обращен туда, где трудились над дымящимися, блестящими от воды углями товарищи.
Седой повернул голову вбок и понял причину легкого дискомфорта. Ему в вену была введена игла капельницы, а само устройство было закреплено на стволе растущей рядом сосенки. Быстро оценив свое положение как положение плененного диверсанта на вражеской территории, он проанализировал ситуацию.
У дома сматывают рукава два расчета пожарных. Там же белеет карета «Скорой», и рядом, борт в борт, с открытыми задними дверями расположился серый «УАЗ-3303» с синим проблесковым маячком на крыше.
