Пилипчук засопел, вожделенно уставившись на талию моего телохранителя. Цыпа по натуре не садист, и посему, махом свернув винтовую шляпку, сунул «Смирновскую» в суетливо подрагивающие руки. Капитан, даже не поблагодарив, жадно присосался к горлышку, как теленок к сиське мамаши, блаженно прикрыв глаза и весело побулькивая.
Я не стал прерывать священнодействия спиртомана, отлично понимая, что, пока он не пресытится алкоголем, разговора у нас не получится.
Поклонение зеленому змию прекратилось лишь после того, как Пилипчук, чуть не задохнувшись огненной водицей, откинулся на спинку скамьи и натужно закашлялся. В бутылке осталась едва ли половина содержимого.
— Не бережешь драгоценное здоровьишко, капитан! — Я похлопал его по спине.
— Просто не в то горло попало.
— Я не о том. Слыхал, ты на Медведя стал пахать?..
— Не вижу криминала. Он же твой человечек.
— Не скажи, дорогой! Что положено Юпитеру — не положено его быку… И сколько он тебе отстегивает?
— Как и ты. Тоже прижимист, волчара!
— Выходит, поллимона с меня и поллимона с него? Неплохо устроился. И какие услуги успел ему оказать?
— Да никаких. Ей бо! — Язык участкового заметно заплетался. В быстро сгущающихся сумерках видеть его глаз я не мог, но был уверен, что расплывшиеся зрачки уже захватили всю радужную оболочку.
— Не крути луну, капитан. Ясно, что выложил ему обо мне все. Иначе он не стал бы платить. Логика простая. Ладушки! Я не в обиде. Каждый зарабатывает, как умеет. Жизнь-то все дорожает, одновременно падая в цене… Держи, хапни еще на дорожку. Пора тебе.
Участковый механически принял бутылку и снова забулькал. В натуре — пьет как мерин! Если б я влил в себя зараз этакую дозу, то тут же бы и сгорел. Если не от спирта, то от стыда уж точно.
— Хорошо, что сейчас весна, а не лето. Как считаешь?
— Ясное дело. Не так шибко жарко, — еле ворочая языком, пробормотал капитан и выронил бутылку. Потянулся поднять, но, не удержав равновесия, шлепнулся на землю и затих.
— Не поэтому. Весной темнеет гораздо быстрее. Цыпа, глянь, может, мент сам копыта отбросил на радость всем киоскерам?
Опровергая столь нахально оптимистичное предположение, участковый начал мирно похрапывать.
— Да, — согласился я сам с собой. — Это было бы слишком хорошо для правды. Действуй, Цыпленок!
— Евген, у него шпалер под мышкой болтается. Кажись, табельный Макар. Цепляем?
— Не стоит ментам лишние хлопоты доставлять. Пускай пушка при нем останется. Авось, утопленник за несчастный случай проканает.
Цыпа без труда подхватил обмякшее тело и отнес его к пруду. Послышался слабый всплеск, и черная вода благодарно сомкнулась, принимая в илистую глубину нового постояльца.
— Посидим, покурим, — я щелкнул крышкой портсигара. — Вдруг от холода очухается да и всплывет.
— Обижаешь, Монах! — Цыпа взял папиросу. — Когда нес, я клиенту сонную артерию слегка промассажировал.
— Каюсь, опять недооценил. Ну, тогда рвем когти!
Уходя, поднял осиротевшую бутылку и швырнул в воду, как по старой доброй традиции кидают прощальный ком земли в свежевырытую могилу.
Как последний идиот, слонялся по квартире, не зная, чем заняться. Вроде, обо всем позаботился, учел любой возможный расклад. По таинственной науке нумерологии на завтра, день освобождения Тома, выпадала пятерка — непредсказуемый риск. Ну, чего-чего, а этого добра завтра ожидается даже с излишком.
Закурив, вышел на балкон. В вышине беспечно кучковались облака, выстраиваясь в какие-то странные фигуры и знаки, а внизу по центральной улице тек темно-грязный поток людей, одетых в рабочие спецовки. Очередная забастовка. Опять, наверно, какому-то предприятию за несколько месяцев задерживают выплату зарплаты. Зато в результате подобных «объективных» трудностей обычно вылупляются вскоре несколько новых миллиардеров, новых русских, так сказать. И сейчас появятся — из числа руководителей этого самого предприятия. Задержанные деньги, успев прокрутиться в коммерческих либо банковских структурах, обеспечат нуворишам благополучное капиталистическое будущее. Таким оригинальным способом у нас в бардачной России нарождается гордый класс собственников. Умора!
Хотя допускаю, что в отдельных редких случаях причина задержек выплат кроется в трещащем по всем швам государственном бюджете. А чего ему трещать, спрашивается? Нужно всего лишь дать зеленый свет частной собственности на землю, ее купле-продаже через биржи. Это откроет шлюзы такому мощному потоку миллиардов долларов, который в два счета смоет все проблемы не только финансового, но и социального характера.
Жаль все-таки, что я не Президент. Анкета явно подкачала, а то ударился бы в политику. На фоне этих придурковатых умников и наглых хапуг, что вижу в телевизоре, я, безусловно, смотрелся бы выигрышно.
Ладно! Хватит пустяками голову забивать. Я выбросил папиросную гильзу порхать буревестником над демонстрантами и вернулся в гостиную.
Завещание писать — лишняя трата времени. Коли завтрашний день унесет мою бренную душу на обратную сторону Луны, все имущество и так отойдет мамуле как самому ближайшему родственнику. На всякий случай карманную наличность и «булыжники» надо все же забросить маме. А то, если выпаду в осадок, ребятишки Медведя или опера все ценности в свою пользу зашмонают.
Вооружившись кожаным хозяйственным баулом, стал бродить по комнатам, сгребая в него достойные того вещи.
Через час такого бродяжничества в сумке оказались шестнадцать миллионов российских денег, три тысячи баксов, сберкнижка на предъявителя и заветный замшевый мешочек с давней моей маленькой слабостью — неограненными изумрудами. Недолго думая, сунул туда же и папку с рукописями.
Предварительно позвонив, так как условились, что дверь я никому без телефонной страховки открывать не буду, появился Цыпа.
За последние дни лицо верного оруженосца несколько осунулось, потеряв обычное самодовольное выражение. А фигура, наоборот, странно пополнела.
— Ты что? Бронежилет таскаешь?
— Заметно? — явно расстроился Цыпа. — А еще «невидимкой» называется! Фирмачам тысячу баксов за парочку отстегнул. Твой в машине.
— Благодарю. Но вряд ли приму презент. Не верю я в эти штучки. Профи шмаляют в голову. А валить нас с тобой других не пошлют. К тому же, Калашников семь шестьдесят два продырявит этот броник, как шелковую рубашку.
Цыпа доложил о проделанной работе. Место для пикника выбрано и соответствующим образом подготовлено. Наших соберется всего восемь человек — мы, Фрол и пять надежных ребят, которых Цыпа уже и раньше нанимал для подобных акций. «Стрелка» в гостинице «Кент» полдевятого утра. Бригада Медведя на трех машинах подкатит в девять прямо к главным воротам зоны. Цыпа ожидает, что их должно быть никак не более пятнадцати рыл.
— Не подавимся? — усомнился я. — Восемь и больше дюжины…
— Ништяк! Не забывай про брата Васю, нашу потайную козырную карту. И потом — видя, что у него людишек вдвое больше, Медведь расслабится и потеряет бдительность.
— Пожалуй, в твоих словах есть доля смысла. Ладно! Пусть будет то, что будет!
Цыпа нарисовал план расположения стола на поляне и показал, где мы должны сидеть, чтобы случайно не оказаться на линии огня собственного снайпера.
Ближе к вечеру скатались в Верхнюю Пышму, где проживает мамуля. По давно заведенной традиции почитал ей вслух Диккенса. На этот раз оказался увлекательнейший роман «Барнеби Радж». Поиграл с маминой любимицей комнатной декоративной собачонкой по кличке Милашка и, оставив сумку на вешалке, вернулся к верному соратнику, ожидавшему в машине в обществе песенок «Лесоповала» и терпкого аромата марихуаны.
Памятуя, что завтрашний день чреват панихидой не только для Медведя, оторвались на полную катушку, закатившись в наш ночной стриптиз-клуб «У Мари».
Очнулся, благодаря активным стараниям будильника, в семь утра. Так как диван в этой однокомнатной конспиративной фатере был всего один, Цыпа спал в двух сдвинутых креслах, смешно свернувшись калачиком.
— Вставайте, виконт, вас ждут великие дела! — гаркнул я, рывком поднимаясь с постели.
— Где-то уже это слыхал, — Цыпа стал выкарабкиваться из своей цитадели. — Только там говорилось о графе.
— Верно, — я не скрывал насмешки. — Но до графа ты пока не дорос. Граф — это я! Усек?
— Так точно, ваше благородие! — даже у Цыпы иногда случается приступ юмора. — Чего-с изволите? Как обычно — яишню с ветчиной?
— Действуй, голубчик!
Пока Цыпа грохотал посудой на кухне, я проведал десятизарядного Братишку. Откинув валик дивана, убедился, что Марголин удобно покоится на бархатной подушечке в обществе своего неразлучного дружка-глушителя. Погладив рифленую рукоятку, шепнул:
