Имя Маранцаллы, главы одной из крупнейших Семей, хорошо знали все: газеты очень часто склоняли его. Он специализировался на азартных играх и вооруженных нападениях, если верить репортерам.
Клеменца подал на стол бутыль вина собственного приготовления. Жена поставила рядом с бутылью блюдо с салями и оливками и каравай итальянского свежего хлеба. Сама она садиться не стала, а спустилась вниз во двор посидеть на лавочке с соседками. Она совсем недавно приехала из Италии и еще плохо понимала по-английски, так что отводила душу в обществе старух-итальянок.
Они сидели за столом, попивая домашнее вино, но мозг Вито Корлеоне работал напряженно, как никогда. Ему самому было странно, что мысли выстраиваются в четкую и логичную схему. Сначала припомнилось все, что он знал о Фануччи: как застрелили парнишку, располосовавшего ножом горло мафиозо, как родители двоих других откупились, дав отступного. Почему-то пришла уверенность, что никаких серьезных связей с гангстерским миром у Фануччи нет, не тот у него масштаб действий. Разве стал бы человек, за спиной которого стоит семейство Маранцаллы, унижаться до доносов в полицию или продавать свое право мести? Быть того не может! Ни один уважающий себя бандит не оставил бы в живых тех, кто так оскорбил его самого. Значит, Фануччи просто повезло, что он сумел подстрелить одного из ребят. А с двумя прочими ему было не справиться, вот он и пошел на торг, продавая свое увечье. И дань, которую он регулярно взымал с местных лавочников и жуликов, держалась на угрозах и собственных кулаках, ничем со стороны подкреплена не была. Во всяком случае, Вито точно знал одного хозяина игорного дома, не платившего Фануччи ни цента, — и ничего худого с ним до сих пор не случилось.
Из всего этого выходило, что Фануччи — одинокий волк, который время от времени просто нанимает за сходную цену вооруженных головорезов, оплачивая их услуги наличными.
Теперь следовало подумать уже не о личности Фануччи, а о собственной судьбе. Вито понял, что его жизнь подошла к развилке дорог. Куда повернуть?
Позднее дон не раз говорил близким, что у каждого имеется своя судьба, надо только распознать ее. И момент выбора возникает у каждого. Мог Вито Корлеоне тогда махнуть на все рукой, отсчитать Фануччи требуемую дань и со временем снова найти себе работу за прилавком овощной или бакалейной лавки. Потом, под конец своей карьеры, он обязательно обзавелся бы собственным магазинчиком. Но провидение сулило иное. Видать, на роду ему было написано, что встретится он с Фануччи и с этой встречи изберет непростую дорогу, ступив на нее уже доном.
Они доконали бутыль.
Вито Корлеоне, тщательно подбирая слова, предложил приятелям:
— Если хотите, давайте мне по две сотни, я сам передам их Фануччи. Ручаюсь, что на них он успокоится. И вообще можете в этом деле положиться на меня. Я его улажу к нашему общему удовольствию.
В глазах Клеменцы сверкнуло недоверие. Вито поймал его взгляд и парировал с холодноватой усмешкой:
— У меня нет привычки лгать людям, которых я считаю своими друзьями. Завтра можешь сначала сам поговорить с Фануччи, послушать, чего он запросит с тебя. Только советую: не спеши раскошеливаться. И ни в коем случае не протестуй. Скажи, что деньги нужно еще достать, что вы их оба передадите через меня. Пусть думает, что вы готовы на его условия, торговаться не стоит. О цене с ним я сам поговорю. Если он действительно так опасен, как вы считаете, нет никакого резона заранее выкладывать карты и злить его.
На этом остановились.
Переговорив с Фануччи, Клеменца понял, что Вито во всем прав. Он принес двести долларов домой к Вито и спросил, пристально глядя в лицо приятелю:
— С чего ты взял, что Фануччи согласится на меньшую сумму? Мне так не показалось. Три сотни — его крайняя цена. Что ты собираешься делать, чтобы уговорить его?
— Это уж мои подробности, — сказал Вито Корлеоне совершенно спокойно. — А ты запомни, что сегодня я оказал тебе услугу.
Тессио зашел попозже. Он соображал лучше Клеменцы, вел себя крайне осторожно и обладал феноменальным чутьем на опасность. Сейчас намерения Вито тревожили его.
— Эту сволочь не зря зовут «черной рукой», — предупредил он Вито. — Будь с ним начеку, он хитер, как поп. Может, стоит мне подстраховать тебя, когда ты будешь с ним встречаться?
Вито Корлеоне помотал головой. Он даже не стал отвечать на слова Тессио, только попросил:
— Ты скажи Фануччи, что деньги у меня, пусть зайдет часиков в девять. Мне ведь надо по меньшей мере напоить его, чтобы уговорить на меньшую сумму.
Тессио только рукой махнул:
— Зря надеешься. Фануччи ни за что не уступит.
— Посмотрим, — сказал Вито Корлеоне. — Я постараюсь убедить его.
Впоследствии эта фраза дона стала общеизвестной, он произносил ее всегда в качестве последнего аргумента перед смертным ударом. Если дон предлагал противникам поговорить спокойно, высказывая при этом надежду, что ему удастся убедить их, значило это, что остался самый последний шанс. Следующим шагом мог быть лишь удар ножа или выстрел.
Проводив Тессио, Вито подозвал жену и велел ей после ужина погулять с детьми во дворе. Лучше всего, если она посидит у дверей дома. Дети ни в коем случае не должны возвращаться и квартиру, пока он сам не позовет. У него есть дела с Фануччи, не допускающие, чтобы им помешали.
На лице жены он прочитал выражение ужаса. Это рассердило Вито. Стараясь не испугать ее еще сильнее, он спросил обычным тоном:
— Ты считаешь, что вышла замуж за дурака?
Она промолчала, но страх не покинул ее — теперь уже страх перед мужем, а не перед Фануччи. Вито в этот миг преобразился прямо на глазах, от него исходила леденящая душу угроза опасности. Всегда спокойный, немногословный, мягкий в семейной жизни, что большая редкость среди вечно раздраженных и вспыльчивых сицилийцев, сейчас он сбросил защитную личину и оказался твердым и бесстрашным человеком, готовым откликнуться на призыв судьбы. Он возмужал поздно, ему уже сравнялось двадцать пять, но начало предвещало яркую жизнь.
По логике вещей Вито предстояло убрать со своего пути Фануччи. Это приплюсовывало семьсот долларов к его наличному капиталу — те триста, на которые претендовал наглец Фануччи, и еще четыре сотни, переданные в руки Вито его сотоварищами. Если Фануччи останется в живых, все семьсот долларов пойдут ему в убыток.
Такая арифметика.
Вообще-то Вито Корлеоне не считал, что живой Фануччи стоит семьсот долларов. Во всяком случае, лично он не дал бы семьсот долларов за то, чтобы сохранить жизнь Фануччи, например, если бы такая сумма понадобилась в уплату врачу для излечения Фануччи от смертельной болезни. Он не был ничем обязан Фануччи, они не состояли в родстве, не были связаны узами дружбы или симпатии. Тогда с какой стати своими руками дарить такую крупную сумму невесть кому?
Из всего этого с неизбежностью вытекало, что раз Фануччи собирается отобрать деньги с позиции силы, значит, надо эту силу против него же и обернуть. Мир отлично обойдется без Фануччи, если Вито убьет его.
Конечно, нужно заранее просчитать все. Какие-то связи и друзья из мафии у Фануччи могут оказаться. Тогда стоит заранее остерегаться мести с их стороны. Не надо сбрасывать со счетов и полицию с электрическим стулом. Но Вито Корлеоне, сколько помнил себя — с момента гибели отца уж точно, — все время жил на волосок от смерти. Двенадцатилетним мальчишкой он пересек океан и затаился в чужой стране под чужим именем, только чтобы выжить. Он ни в чем не проявлял себя, став в позу стороннего наблюдателя, но наблюдая, примерял на свой лад чужие поступки, и часто понимал, что следовало поступить не так, а иначе, что против других у него куда больше и ума, и мужества, и выдержки. Другое дело, что до поры жизнь не представляла случая проверить на практике теоретические раскладки Вито Корлеоне.
Теперь случай представился. Чего ж он колеблется перед решительным шагом? Он даже сложил в аккуратную пачечку все семьсот долларов и спрятал деньги в удобный боковой карман брюк, но в левый — в правый карман Вито положил пистолет, выданный ему Клеменцей перед налетом на грузовик.
Фануччи явился в девять, он был пунктуален, Вито предложил ему освежиться стаканом домашнего вина. Вино тоже принадлежало Клеменце, как и пистолет.
Фануччи уселся за стол, положив свою светлую шляпу рядом с кувшином и ослабив узел широкого узорчатого галстука. Вино очень соответствовало жаркому летнему вечеру и слабому мерцанию газовых фонарей за окном. В доме стояла чуткая тишина. Чтобы не допустить двусмысленности, Вито, не дожидаясь слов Фануччи, сам протянул ему пачку денег. Фануччи взял ее и стал пересчитывать. Вито наблюдал, как он ловко тасует доллары, потом достает вместительный кожаный бумажник и тщательно укладывает пачку в одно из отделений.
