«Предполагаемая жертва нападения не найдена. Всех, кто может дать какие–либо сведения, просят звонить по номеру, который вы видите на экране вашего телевизора. Сегодня полиция проведет операцию по тралению озера. По сведениям из достоверного источника, речь, вероятнее всего, идет о сведении счетов между гангстерами. Действительно, как утверждает комиссар Маленуа, начальник уголовной полиции Брюсселя, переодетый в женское платье убитый является Бенджаменом Айронзом, английским гангстером, хорошо известным полиции многих стран Европы и причастным к ограблению банка на Гран–Пляс в Брюсселе. Полагают, что исчезнувший был одним из его сообщников. Комиссар Маленуа и главный комиссар Хольц заявили, что готовы сотрудничать при его розыске. А сейчас информация повеселей: вы увидите вакцинацию целому классу учащихся в Сахеле, которая стала возможна благодаря вашим пожертвованиям!»
Счастье еще, что они не показали машину! Марта тут же узнала бы ее.
Я урезал звук. Марта смотрела на меня, и взгляд у нее был простодушный и откровенный. Просветленный. Печальный.
— Может, я могу что–нибудь сделать, Жорж?
Ну это уже наглость! Я отрезал:
— О чем ты?
— У тебя озабоченный вид…
— Нет, спасибо, Магдалена, я выберусь сам.
Марта даже глазом не повела. Нет, в буквальном смысле, даже не моргнула. Продолжала смотреть на меня своим проникновенным взором.
— Жорж, разве мы не должны помогать друг другу?
— У тебя что, какие–нибудь неприятности?
— Нет, я просто хотела сказать: считается, что мы все должны делить. Разве нет? И хорошее и плохое.
— Марта, человек всегда один, когда ему плохо. Ладно, я пошел одеваться.
Марта ничего не сказала. Только вздохнула. А что она хочет? Чтобы я отдал свою судьбу в ее белые ручки?
Чтобы положил голову на плаху и улыбался, когда она будет подавать топор своему Францу Груберу?
Этому гаду Максу удалось подпортить мне жизнь. И сейчас, когда Маленуа нацелился на меня, мне нужно линять в надежное место. Брать с собой Марту я и не подумаю. Как бы ни было мне это тяжело.
Я надел темно–серую водолазку, кроссовки и старую кожаную куртку. Марта занималась своими любимыми кактусами, стоящими в миниатюрной тепличке. Осторожно что–то подрезала. Потом обернулась, бросила на меня ничего не выражающий взгляд:
— Уходишь?
— Надо кое–кого повидать. Я ненадолго. Ты не сердишься на меня?
— Жорж! Подойди!
Я подошел. И внезапно, отложив секатор, Марта бросилась ко мне, обвила руками шею, словно испуганная маленькая девочка.
— Жорж, ты вернешься, да?
Голос ее, звучащий где–то на уровне моего горла, потряс меня. Я гладил ей волосы. Я не понимал, что со мной творится, не знал, что мне делать.
— Вернусь, ну конечно же, вернусь. Просто срочное дело, которое я не могу отложить.
— У меня ощущение, будто я — рабыня в гареме, ожидающая своего повелителя.
Эта ее попытка перейти на шутливый тон не удалась. Да и моя прозвучала довольно убого:
— На меня очень действует танец живота… Подожди, мне надо заказать такси, «ланча» в ремонте.
Марта искоса глянула на меня и вернулась к своим кактусам. Минут через пять прогудело такси.
Я поцеловал Марту и вышел. Ясное небо уже затянули тучи. Я доехал до своей «фирмы» и, как всегда, позвонил мисс Штрауб. Она передала мне сообщение Марты о том, что я не приду на службу, и сообщила об анонимном звонке. Звонивший разъединился, как только она ответила. Кроме меня, никто не знает, где она находится. Но если полиции известен номер, они мигом найдут ее.
Да, надо сматываться, и как можно скорей. Но сперва я должен заняться своим будущим. В одном из моих многочисленных сейфов у меня лежала крупная сумма в наличных, а также боны и ценные бумаги в количестве вполне достаточном, чтобы обеспечить мне безбедную жизнь. Ну а кроме того, у меня имеется на имя Франца Майера номерной счет и кредитная карточка, которые я держал на черное время. Я позвонил в крупное агентство по торговле недвижимостью и представился как Франц Майер, пенсионер. Объяснил директору агентства, что хотел бы срочно приобрести деревенский дом в Провансе, оплата наличными. Привыкший к капризам богатых клиентов, он был крайне угодлив, принял заказ и попросил связаться с ним послезавтра.
Затем я позвонил Чен Хо и попросил подготовить мне документы на имя Франца Майера. У него куча моих фотографий именно в предвидении подобных обстоятельств, и я сказал, чтобы он взял фото, где я с усами. Сегодня утром я как раз начал их отпускать. Чен пообещал, что к понедельнику все будет готово.
После этого я собрал все свои вещи и сложил их в большую спортивную сумку. Проверив еще раз, не осталось ли чего компрометирующего, я послал груше последний апперкот и закрыл дверь. Удаляясь неспешным шагом честного гражданина, я увидел, как два типа в кожаных куртках вошли в подъезд, где живет мисс Штрауб. Около дома стоял бежевый пикапчик. Бедная мисс Штрауб, придется ей попотеть, чтобы убедить их, что она ни разу не видела в глаза своего странного хозяина. Я пообещал себе, что, как только будет возможно, пошлю ей кругленькую сумму в возмещение ущерба.
Кольцо сжимается. Колесики в моем бедном мозгу крутились во всю мочь. Сейчас, когда легавые сели нам на хвост, о Максе я могу не беспокоиться. Вероятней всего, он уже возвратился в свои пенаты, в ливийский учебный лагерь или какое–нибудь другое местечко вроде того. И я не смогу доставить себе удовольствия прикончить этого гада. На арене теперь остались только мусора да шайка Зильбермана.
Я глянул на часы. Семнадцать четырнадцать. Пора отправляться на прием к Ланцманну. А потом — домой на мрачный и роскошный ужин в честь моего дня рождения.
Ланцманн, как всегда, сама любезность, проводил меня в кабинет. Но едва я улегся, в дверь позвонили и Ланцманн, извинившись, вышел, закрыв за собой дверь кабинета. Я спокойно ждал, но вдруг буквально подскочил, услышав второй голос. Женский голос, до странности знакомый… Марта! Я как ужаленный вылетел из комнаты и увидел только край красного платья, мелькнувший в двери квартиры. Я бросился следом и налетел на Ланцманна, который с каким–то озадаченным выражением лица возвращался ко мне.
— Пропустите!
— В чем дело?
— Эта женщина!
До меня долетел звук захлопнувшейся двери дома. Ушла!
Ланцманн, обняв меня за плечи, отвел в кабинет.
— Вы выглядите очень взволнованным.
— Кто эта женщина?
— Я не имею права открывать вам имена моих пациентов. Не будьте ребенком.
— Доктор, черт побери, это страшно важно!
— Она не имеет к вам никакого отношения. И пришла ко мне в связи со своими личными проблемами, если это может вас успокоить.
— Как она выглядит?
— Она не брюнетка, и она не ваша жена.
— Откуда вы знаете? Вы же ее никогда не видели!
— Вы же мне описывали ее. Послушайте, может, мы побеседуем о том, что вас беспокоит? Неприятности в «СЕЛМКО»?
Я едва не расхохотался. Если бы дело было в неприятностях в «СЕЛМКО»! Ланцманн внимательно смотрел на меня своими проницательными глазами. Я ни с того ни с сего вдруг спросил:
— Вы помните Грегора?
Он моргнул.
— Разумеется. А что такое?
— Так вот, на самом деле он выжил.
— Ах так… И что же поделывает этот ваш внезапно воскресший брат? Полагаю, что–нибудь не слишком похвальное?
— Он умер.
— Ну вот, дважды умер…
— Но они считают, что он жив. Более того, думают, что это я. И хотят меня убить. Потому что он был восточногерманским шпионом.
Ланцманн ласково улыбнулся:
— Выглядите вы переутомленным. Наверно, это и впрямь утомительно — сотни убийц, преследующих вас, воскресшие восточногерманские близнецы…
— Я не говорил про сотни убийц.
— Я вас так понял…
Я прервал его, погруженный в собственные мысли:
— Грегор фон Клаузен…
— Простите?
— Его фамилия фон Клаузен.
— У вас разные фамилии. Впрочем, к счастью для вас.
— Почему?
— Недалеко от германской границы есть местечко, носящее такое название. Замок Клаузен. Его последний владелец, старик Лукас фон Клаузен, считался главой тайной фашистской организации, официально распущенной в шестидесятых годах, но на самом деле продолжавшей активно действовать. Говорят, у него хранился список всех членов этой партии, а также, что он был одним из инициаторов плана «Одесса», ну вы знаете, по переброске в надежное место таинственных и сказочных нацистских сокровищ и по созданию тайной сети для обеспечения бегства нацистов в Южную Америку, которая начала действовать с тысяча девятьсот сорок четвертого года. А это давало возможность шантажировать высокопоставленных людей почти во всех странах. На мой–то взгляд, это одна из легенд, связанных с комплексом кастрации и всемогущества отца, которые, оказывается, очень живучи.