Пока Мила Сергеевна корпела над бумагами, Протасов посматривал на нее глазами утолившего голод, но еще готового на подвиги кота. Вместо технических подробностей операции он раздумывал над тем, какие на ней сегодня трусики.«Стринги, в натуре? Прозрачные или нет? А ямочки на ягодицах имеются? Без ямочек жопа не прикольная…»
– Валерий? Ты здесь или нет? – спрашивала госпожа Кларчук.
– Яволь, – Протасов отвечал с такой задержкой, словно они переговаривались через спутник.
– Валера?! Делу время, потехе час.
Ему довелось смириться.
* * *
К концу дня Мила подготовила технико-экономическое обоснование займа, гарантийные обязательства, и прочие документы.
– Валера? Ты когда сроки согласуешь?
– В воскресенье, – Протасов надулся, как заправский индюк. В воскресенье у банкирши день рождения. Меня, блин, первым пригласили. Там и перетрем, Людка. Не кипишуй. Все будет ништяк.
– Позвонишь мне?
– Без базара, – заверил Протасов.
Дело было за малым. Осталось тиснуть печати.
– У тебя предприятие на примете есть? Валерий! Ты о чем думаешь?
Созерцая аккуратные коленки собеседницы, Протасов думал не о делах.
– Валерий?!
– Я?
– У тебя совесть есть?
– Нет.
– Включи мозги.
– Полянский, – неохотно отвлекся Протасов, державший несчастного компьютерщика про запас как раз для подобного случая.
– А подробнее можно? – потребовала Мила.
Да есть тут ком[70] один, – пренебрежительно махнул Валера. – Лох, каких мало. Конкретный. Компьютеры собирает в детском саду. Мы его прошлой весной поимели. Наказали за то, что на нашу территорию без спроса влез. Как врубили, что б ты догнала, счетчик…
«Ничего себе, концы, у крымского милиционера, – опешила госпожа Кларчук, – столичные малые предприятия данью обкладывает. Ну ину…» Она пообещала себе при встрече поговорить об этом с Украинским. – Значит, частное производственное предприятие? – она не подала виду, что огорошена.
– Производственное, – подтвердил Валерий.
– Не пойдет.
– Почему это, не пойдет? – удивился Протасов.
– Людей на фирме много?
– Человек десять. Студентов разных гребаных. Заучек, е-мое. Очкариков, чтобы ты въехала в тему.
– Не годится, – отрезала госпожа Кларчук. – Побежит твой Полянский в милицию.
– С каких таких пирогов? Раньше не бегал! – возразил Протасов. – Значит, и сейчас сдрейфит. Кишка, блин, тонка, по милициям гасать.
– Напугать предпринимателя, чтобы он мзду за крышу отщелкивал, это одно, – холодно пояснила Мила Сергеевна, еще раз подумав про себя, что странная картина вырисовывается – провинциальный гаишник хвастает, как мелкого предпринимателя из столицы поставил на бандитский счетчик. – При вымогательстве он деньги отдает и, вроде как, ничем более не рискует. А подставиться под хищение кредита, который, к тому же, мимо рта проплывет – это две большие разницы, как говорят в Одессе.
– Почему? – искренне удивился Валерий.
– Потому, Валера, что СдерБанк – государственная структура. Твой Полянский, если до сих пор на свободе, не дурак и должен понимать: хищение государственных средств – не его уровня занятие. Ему за это не то, что по рукам дадут, тут без головы в два счета остаться можно. По-твоему, Полянский полный кретин?
– Не знаю… – несколько растерялся Протасов, – по мне, так лох ушастый. Бандерлог, е-мое.
Мила вздохнула:
– За художества с кредитом государственного банка у твоего Полянского и прокуратура, и УБЭЗ, и УБОП, и СБУ, уже через месяц на голове будут сидеть. У него же живая фирма. Ему потом только две дороги – или в бега, или в тюрьму.
– Да пополам мне его проблемы, – вскипел Протасов, – по-по-лам.
– Так ему и скажешь, когда на подписание кредитного договора поедете…
– Куда он денется?!
– Я твоего Полянского не знаю, конечно, но лично я бы и под дулом автомата в банк не пошла.
– Тебя блин послушать, так можно блин, подумать, что эти самые сраные государственные средства не расхищают? Их тырят налево, блин, и направо, киска. Аж гаи, е-мое, шумят.
– Расхищают, кто спорит, – согласилась госпожа Кларчук. – Но, не мелкие же предприниматели! Ты вообще головой хоть иногда думаешь?!
Валерий, посидел минут пять, усиленно работая мозгами, а потом выпалил фамилию, при одном упоминании которой Миле Сергеевне показалось, что на нее обрушился потолок.
– Бонасюк, – ляпнул Протасов, – Бонасюк конкретно подойдет.
– Кто? – задохнулась Мила, разом припомнив и злосчастную баньку, и Анну Ледовую, и Вацлава Бонифацкого, и все, что за этим вскоре последовало.
– Есть тут один плуг конкретный, – как ни в чем не бывало продолжал Протасов, которому и в голову не приходило играть роль крымского гаишника Вардюка. Роль давно была сыграна и забыта. – Образина толстожопая. Все для меня сделает. Аж бегом.
– Откуда ты его знаешь? – Мила облокотилась на стол, чтобы не упасть.
– Да я, можно сказать, его крыша.
– Ты?!
– Ну да, я! – расхорохорился Протасов, – Правилов, помню, напряг…
– Ты знаком с Правиловым?! – позеленела Мила.
Протасов, как водится, пропустил ее состояние мимо ушей. Он, вообще, куда больше любил говорить, нежели слушать, и далеко не всегда видел то, что оказывалось в поле зрения. Эта особенность Протасова была его главной ахиллесовой пятой.
– Да я со всеми с ними за руку! – воскликнул Валерка, обрадованный прекрасной возможностью козырнуть связями в высоких криминальных сферах. – С Правиловым, с Ледовым, упокой, Господи, его душу. На короткой ноге, бэби, чтоб ты врубилась, что к чему.
Мила Сергеевна была так потрясена, что ее буквально парализовало, как укушенную пауком муху. Случись Протасову вознамериться в этот момент изнасиловать ее, потехи ради, она бы и пальцем не шевельнула. На счастье Милы Сергеевны Протасов, как мы уже успели узнать, ночь напролет кувыркался в постели с Ольгой. Они с тренершей так разошлись под утро, что деревянные паллеты двуспальной кровати, служившей Ольге верой и правдой последние семь лет, не выдержали и хрустнули. Любовники очутились на полу, потные и задыхающиеся.
– Весь дом разбудим, – на мгновение смутилась Ольга.
– Да пошел он в пень, – отмахнулся Протасов.
– Соседи жаловаться будут, – предупредила Ольга.
– Пускай, е-мое, жалуются, – сказал Протасов, пристраиваясь у нее за кормой.
Вскоре Ольга, позабыв об осторожности, вопила на всю квартиру. Очевидно, мнение соседей перестало ее интересовать.
Утром, собираясь на встречу с Милой Сергеевной, Протасов поймал на себе взгляды Богдасика. Малой завтракал перед школой, украдкой поглядывая на Валерия.
– Ну, ты чего, малой? В школе неприятности, да?
Богдасик, оставив омлет нетронутым, сложил бутерброды в рюкзачок и тихонько шмыгнул за дверь. Выплывшей из ванной Ольге он едва кивнул на прощание.
– Что случилось, Валера? – Ольга заглянула на кухню.
– Почем мне знать? Может, уроки не выучил? А теперь, в натуре, вибрирует.
– Вот и возьми над ним шефство, – предложила Ольга, сбрасывая халат.
– А и возьму, – пообещал Протасов, хватая ее за грудь.
В результате к Миле он опоздал, объявившись ближе к обеду.
* * *
«Вот так гаишник!.. – думала Мила, убитая вырисовавшимися связями лже-Вардюка. – И что из этого следует? А следует то, что я в осином гнезде. Причем, как и следовало ожидать, по милости этого идиота Украинского».
Сославшись на срочные дела, и посоветовав Валерию вплотную заняться Бонасюком, если он считает, что с последним «выгорит без вопросов», Мила отправилась в УБЭП. Входя в кабинет полковника, она рвала и метала. Выдержав первый яростный натиск, полковник вынужден был кое в чем сознаться.
– Значит, вы знали, что этот Вардюк никакой не Вардюк, а рэкетир из группировки Ледового?!
– Ну, на определенном этапе… оперативные данные, так сказать… позволили, х-м… предположить…
– Значит, я летом была в руках у бандитов?! Последних выродков и отморозков?!
– Ну… – жевал сопли полковник, – не совсем так.
– И вы снова толкнули меня в самое пекло?!
Миле не хватало кислорода. И вообще, она была вне себя.
– Мои люди обеспечивали, так сказать, вашу безопасность… – мямлил Украинский. Крыть было нечем.
– Знаю я ваших людей! – взбесилась Мила. – И безопасность вашу паршивую! Только и умеете старушек у метро гонять… безопасность!..
– Ну… не совсем так, – пытался оправдаться Украинский. – Я подумал, в целях операции… то есть конспирации, чтоб никто никого не выдал, ненароком. Чтобы вы сами себя не раскрыли.
На столе Сергея Михайловича стояло тяжеленное архаичное пресс-папье, некогда перекочевавшее с ним из КГБ в МВД. До Украинского вещица украшала кабинет его шефа, начинавшего еще при Берии, чудом не схлопотавшего целиком заслуженную пулю во время перетряски 53-го, а впоследствии пересидевшего Серова с Семичастным.[71] Пока, наконец, не угодила к Украинскому, когда шефа проводили на заслуженную персональную пенсию при Андропове.[72] Судя по клейму на массивной подставке, пресс-папье принадлежало далекой эпохе наркома Генриха Ягоды,[73] а то самого чекистского прародителя железного Феликса, чей «лик» Украинский снял со стены в 91-м, и бережно спрятал в дальний ящик стола. «Ничего. Придет время, повесим обратно». Как в воду, кстати сказать, глядел.
