– Или говорил ли он, что не может снимать одновременно несколько сюжетов? Чтобы рассказать всю правду про прививки, а также поведать истории всех трех женщин, плюс то, какую роль сыграла в этом Джудит Даффи, потребуется часа четыре, не меньше. Документальному же фильму требуется стержень.
– Ваша лояльность подкупает, Флисс, – говорит Лэнс. – Тем не менее я остаюсь при своем убеждении, что ваш Натрасс видит лишь то, что ему выгодно видеть. В его распоряжении был целый отряд врачей, готовых смешать Даффи с грязью. Как, по-вашему, они отреагировали бы, подними он проблему прививок? Да они пробежали бы целую милю. Рассел Мередью, это голубоглазое дитя ГМС, – Лэнс смеется, – да он при одном только намеке намочил бы штанишки, и Натрасс это прекрасно знает.
– Вы держите Мередью в поле зрения? – интересуется у меня Венди.
– Да, я собираюсь поговорить с ним.
– Не верьте ни единому его слову. Он едва ли не самый непопулярный педиатр во всей стране. Его любимое занятие – поливать грязью своих коллег на заседаниях Генерального медицинского совета. Его привлекли в качестве эксперта по делу Даффи.
– Что? – Быть того не может. Или я путаю Мередью с кем-то другим?.. Нет, ни с кем я его не путаю. – Если я правильно помню, они оба давали показания на суде над Рей Хайнс? Она – со стороны обвинения, он – со стороны защиты…
– Угу, – устало соглашается Лэнс.
– Но… ведь обвинения против Даффи напрямую касаются и суда над Рей. Разве здесь нет конфликта интересов?
– Есть, небольшой, – говорит Венди. – Смешно, не правда ли, что это не пришло в голову ни Генеральному медицинскому совету, ни Мередью, который только рад получать от них денежки.
Рассел Мередью – человек, которому я доверил бы провести меня через вражеское минное поле. Так о нем написал Лори в своей статье.
– Я должен кое-что сказать вам, если этого еще не сделала сама Рей, – говорит Лэнс. – Они с Джудит Даффи подружились. Наверное, это звучит просто невероятно, однако обе всячески поддерживают друг друга.
Подруги. Рей Хайнс и Джудит Даффи. Я опускаю лицо к чашке с чаем, пытаясь это осмыслить.
– Это то же самое, если не больше, как то, что Рей и Ангус сейчас тоже друзья, – в конце концов произношу я.
– Рей хватает ума понять, что умение прощать – себя и других – это единственный разумный способ жить дальше, – говорит Лэнс.
Я не могу этого доказать, но мне почему-то кажется, что ему известно про малыша.
Когда я употребила слово «малыш», Рей меня исправила. «Я всего лишь на девятой неделе беременности, – сказала она. – Это еще никакой не малыш. Многие беременности до двенадцатой недели кончаются выкидышами. Если это произойдет и со мной, мне не хотелось бы думать, что я потеряла очередного ребенка».
– Флисс, не надо судить Рей, – говорит Венди. – Я уверена, вы считаете, что на ее месте вы никогда ничего не имели бы с мужем, который вас предал. Но не стоит зарекаться. Порой люди удивляют самих себя.
О, имейся у меня на каминной полке ряд восковых фигурок: Ангус Хайнс, Джудит Даффи и все те, что в один голос утверждали, будто вакцины – совершенно безопасная штука!.. С каким удовольствием я втыкала бы в них иголки, предварительно обмакнув их в цианистый калий! Впрочем, Лэнсу и Венди об этом лучше не говорить.
– Рей не винит Даффи за то, что та сочла ее виновной, – говорит Лэнс. – Она винит себя, что вполне справедливо.
Он так и сказал? И вообще, на чьей они стороне?
– Та попытка выброситься из окна, о которой вы только что говорили; Лори Натрасс якобы воспользовался ею, чтобы оболгать меня в какой-то статье…
– У Лори масса недостатков, но он не лжец.
Джулиан Лэнс наклоняет голову и смотрит на меня из-под седых бровей так, будто перед ним сидит самая большая дура во всем мире.
– Я не просил Рей изменить показания. До того, как мы предстали в суде, я слышал от нее лишь одну версию: мол, она девять дней отсутствовала дома потому, что Ангус воспринимал ее как вещь, ожидая, что она целиком и полностью возьмет на себя все домашние дела и заботу о Марселле. Когда же она вернулась, то обнаружила у себя дома его мать. Оскорбленная до глубины души, Рей выбралась из окна на карниз, лишь бы только не видеть ненавистной свекрови. Еще ей хотелось закурить, но она не хотела, чтобы ребенок дышал табачным дымом. – Лэнс жестом просит официанта принести счет. – Я нервничал по поводу того, как присяжные воспримут эту историю, но от нее было некуда деться. Мы знали, что обвинение наверняка поднимет эту тему. Со мной едва не случился сердечный приступ, когда Рей в качестве свидетельских показаний начала рассказывать совершенно другую историю о каких-то послеродовых трансах и потере памяти. Это была не просто ложь. Это была ложь, слушая которую, можно было легко поверить, что да, эта женщина убила обоих своих детей.
– Откуда вы знаете, что это была ложь? – спрашиваю я. – Что, если ложью была первая версия? Лично мне кажется именно так.
Почему мне такое раньше не пришло в голову, когда я впервые прочла статью Лори? Неужели любящая мать на девять дней бросит своего младенца, чтобы тем самым потребовать от мужа равного участия в домашних делах и заботе о ребенке?
Джулиан Лэнс и Венди Уайтхед обмениваются взглядами.
– Я знаю Ангуса Хайнса, – говорит Лэнс. – Венди тоже. Он наверняка взял на себя часть забот. По его словам, он так и сделал, и у Рей не было причин жаловаться.
– И что из этого?
– Это была не единственная ее ложь, – говорит Венди. – Полиции и Джулиану она сказала, что как только обнаружила, что Марселла не дышит, она якобы тотчас же вызвала «Скорую». В суде же Рей заявила, что сначала позвонила Ангусу и лишь затем вызвала «Скорую помощь». Проблема в том, что ее звонок Ангусу нигде не зафиксирован.
– Потому что она ему не звонила, – с нажимом произносит Лэнс.
Все понятно. Неужели в его глазах я такая дурочка? Что ж, придется внимательно прочесть протокол судебного заседания. Пока что я лишь быстро пробежала его глазами.
– Насчет Натаниэля она тоже солгала, – продолжает Венди. – Патронажная сестра пришла вскоре после того, как Рей обнаружила, что он не дышит, и вызвала «Скорую» – подчеркиваю, речь идет даже не о минутах, а о секундах. Так вот, Рей отказалась ее впустить. Лишь тупо смотрела на нее в окно. Не считая того, что патронажной сестре нет резона лгать, были и другие свидетели, которые слышали, как бедная женщина умоляла впустить ее и спрашивала у Рей, всё ли с ней в порядке.
– В суде Рей сказала, что якобы сразу впустила патронажную сестру. – Лэнс берет инициативу в свои руки. – Мы же знаем, что это не так. Перед тем как она открыла дверь, прошло десять минут, если не четверть часа.
Я чувствую на себе взгляды этих двоих и говорю, поднимая глаза от чашки с чаем:
– Ничего не понимаю.
– Вот и мы тоже, – улыбается Венди.
– Здесь точно что-то не так. Рей явно не хочет рассказать правду нам обоим, – говорит Лэнс. – Частично эта история и есть причина того, почему она так часто и очевидно лгала в суде. Пару раз она едва это сама не признала.
– Рей никому не сказала почему, – говорит Венди. – Ни Джудит Даффи, ни мне, ни Джулиану, ни родным. Сдается мне, она не сказала даже Ангусу, даже сейчас. Я уже смирилась с тем, что мне никогда не узнать правды. Мы все смирились.
– Мне кажется, она хочет поделиться ею с вами, Флисс, – говорит Лэнс со всей серьезностью. – Именно вас она выбрала себе в слушатели и готова поведать вам правду и только правду. Надеюсь, вы к этому готовы. Чего я не могу сказать о себе.
* * *
Лишь когда он, увидев меня, машет мне рукой, до меня доходит, что мужчина, стоящий рядом с моей квартирой, ждет меня. Моя первая мысль: это полиция. Пока я разговаривала с Лэнсом и Венди, мне оставили сообщение на голосовую почту два детектива из местного управления – Сэм Комботекра и Колин Селлерс. И тот и другой потребовали, чтобы я незамедлительно с ними связалась. Сержант Комботекра велел мне в связи с документальным фильмом ни с кем не разговаривать и ничего не делать. Два приказа по цене одного. Тэмсин тоже оставила сообщение, попросив перезвонить ей, как только я освобожусь. Я проигнорировала все три. Не хочу говорить ни с кем, кто пытается помешать мне сделать то, что я должна сделать.
Мужчина направляется ко мне. Я инстинктивно замедляю шаг и судорожно пытаюсь вспомнить простейшие факты о моих правах. Он может вынудить меня прекратить работу, если я хочу работать? Он может вынудить меня пойти вместе с ним в полицейский участок? Задержать меня вопреки моей воле? Вот Лори наверняка это знает. Ты тоже могла бы, если хотя бы раз удосужилась прочесть нечто помимо бульварного журнальчика из жизни звезд, как выразилась бы Тэмсин. Да-да, так и сказала бы. Если подумать, так легко, оказывается, предугадать, что скажут люди. За что я так люблю Лори. Пусть у него куча недостатков, но, по крайней мере, он непредсказуем. Не то что Майя, которая вечно говорит: «Ой, чем это пахнет? Дымом? Кто-то что-то жжет на улице». Или Раффи: «Знаю, знаю, осушитель воздуха. Надо будет им заняться. Обещаю тебе, Флисс».
