– Пока вы мне все не объясните…
– Я ведь сказал: не хочу, чтобы вас убили. Что тут непонятного?
– Но почему? – растерялась я.
– Много причин. Вы мне нравитесь. – Я усмехнулась, а он засмеялся. – Нет-нет, в другом смысле. Ваши женские достоинства трогают меня мало. Я давно присматривался к вам, сначала с любопытством, потом… в общем, неважно. Знаете, у нас много общего, хотя вы с этим вряд ли согласитесь. Думаю, у вас обо мне сложилось не очень лестное мнение.
– Вас это удивляет?
– Нисколько.
– Вы ведете себя странно, Вадим Георгиевич.
– Это точно. Иногда так приятно себя побаловать, сделать что-то доброе. Считайте это обычной рисовкой, я отправлю вас подальше, буду чувствовать себя ужасно благородным, а завтра решу, что я идиот и сделал непростительную глупость.
– Вы не похожи на человека, который делает глупости.
– Да? – улыбнулся он. – А на кого я похож? – Он немного помолчал, хотя и не рассчитывал на ответ, потом заговорил: – Я очень любил свою жену и убил ее, когда она… впрочем, вы знаете. И долгие годы не мог себе это простить. А потом встретил Лену. Я даже не думал, что со мной такое может случиться. Она была прекрасным человеком, умной, нежной, очень порядочной. И ее я тоже убил.
– Не вы, – покачала я головой.
– Какая разница, кто в нее стрелял. Все дело во мне, в этих документах. Это вы их ей передали?
– Вы знали, что документы у нее? – нахмурилась я.
– Догадывался. Она интересовалась вами, а потом ее отношение ко мне резко изменилось.
– И вы приказали ее убить? – с сомнением спросила я.
– Значит, и вы не знаете, кто это сделал? – кивнул он. – Жаль. Нет, я не отдавал такого приказа. Я хотел, чтобы она сделала выбор, конечно, я надеялся, что она…
– Лена хотела отправить вас в тюрьму, возможно, это избавит вас от лишних мучений. Я подумала сказать ему о Дене, но вдруг поняла, что не стану этого делать.
– Человек имеет право на выбор, – пожал он плечами. – Того, кого любишь, не принуждают, просто надеешься. Этот урок я хорошо усвоил после смерти жены. Знаете, Юля, я когда-то создал эту группу, объединил людей, чтобы иметь возможность противостоять бандитам. Это было очень давно, тогда я только начинал заниматься бизнесом. Мне претила мысль подчиняться всякой мрази, понимаете? Я и представить себе не мог, что через несколько лет я стану одним из них. Нет, много хуже. Вот такая смешная история. И когда вы… я подумал, хорошо, что есть человек, который может по-другому. Даже мерзавцам хочется, чтобы рядом жили приличные люди. Мысль о том, что вы где-то есть, примирит меня с этим миром. Так что стараюсь я для своего блага.
– Вадим Георгиевич, у меня нет этих документов, – сказала я.
– Я это понял, Юля. Не сейчас, давно. В данном случае это никакого значения не имеет. А теперь ложитесь спать, у вас усталый вид, а впереди еще перелет.
– Я не могу уснуть, – сказала я, а через пять минут уже спала.
– Вы во сне улыбались, – сказал Долгих.
Он сидел, повернувшись ко мне, я потерла глаза и огляделась:
– Приехали?
– Да. Полчаса назад. Думаю, регистрация уже началась.
– Вадим Георгиевич, где сейчас Рахманов?
Он вздохнул, помедлил с ответом и заговорил очень осторожно:
– Юля, вы должны понять, что с некоторыми вещами вам придется смириться. Вы никогда не увидите сына, не вернетесь в родной город, и всю оставшуюся жизнь будете жить под чужим именем. В противном случае вы окажетесь в тюрьме, на долгие годы. Это не угроза. Я просто хочу, чтобы вы поняли. Может быть, тогда вам будет легче начать все сначала. Идемте, я вас провожу…
Я вошла в последнюю дверь вагона. До «Китай-города» только две остановки, а сейчас всего-то половина четвертого. Это хорошо. Я приеду пораньше, и буду ждать его. Что бы ни случилось, я буду ждать. Я старалась не думать о том, что стану делать, когда стрелки покажут шесть часов, а потом половину седьмого. Сегодня только первый день, а будет еще завтра и послезавтра. Я буду ждать, и он придет.
Я привалилась плечом к стеклу и смотрела на людей в соседнем вагоне. Поезд остановился, народ потянулся к выходу, и парень в красной ветровке прошел вперед и занял освободившееся место. Он сидел, сцепив руки замком, опустив голову, погруженный в свои мысли. Коротко стриженные волосы смешно топорщились. Они успели отрасти, и приняли свой привычный цвет. Он поднял голову, а я прижалась к стеклу, надеясь, что он увидит меня, но он смотрел куда-то перед собой. Печальное лицо, скорбные складки возле губ. А я смеялась и плакала, и колеса стучали, и им в такт билось и рвалось наружу: «Я люблю тебя, я люблю тебя». А потом поезд вырвался из темноты, Антон поднялся со своего места и пошел к выходу, поезд встал, я бросилась на перрон и увидела его совсем рядом. Хотела окликнуть его и не могла, но Антон вдруг повернулся, и лицо его дрогнуло от боли. Он шагнул мне навстречу, я повисла у него на шее и, наконец, прошептала то, о чем так долго мечтала сказать.
