Сам Планшетов, только чудом не обнаруженный милицией, вернулся на берег и поспешил к устью. Поскольку одежда оставалась мокрой, он, не особенно колеблясь, снова переплыл Десну, и очутился в дачном городке. Нашел приличный домик, где и провел ночь, не только обсушив вещи, но и разжившись новыми кроссовками и приличным спортивным костюмом фирмы «Nike».
– Выспался на двуспальной кровати, как человек. Ничего, домик оказался. С удобствами.
– Обокрал людей, быдло? – уточнил Протасов.
– Почему это, сразу обокрал? – обиделся Юрик. – Хозяйка мне подарила.
– Какая, на фиг, хозяйка?
– Ну, домика. Тетка лет пятидесяти.
– За что это? Дрова, что ли колол?
– Зачем дрова, чувак. Пялил ее, пол ночи. Такая тетка оказалась, чумовая. Обсушись, говорит, милок. Заходи в дом, снимай одежду. Не успел я трусы стянуть, как схватила меня за член. Живо, говорит, в кровать, соколик, пока милицию не вызвала. Пришлось лезть.
– Ого, – Протасов недоверчиво сощурился.
– Думал, помру на ней, – добавил Юрик. – В жизни такой злоебучей козы не встречал.
– Бешенство матки, – глубокомысленно изрек Протасов. – Вот б-дь.
– Живут же люди, по-любому, – присвистнул Вовчик, появившийся из гостиной, где он, судя по виду, только-только продрал глаза. – Баб с бешеными матками клепают…
– Что, дрых, мурло? – немедленно напустился на него Протасов. – Пока мы в ментовке отдувались. Вот гнида!
– Почему сразу гнида, зема?!
– А кто ты, блин, еще?!
– Так вас с Андрюхой таки замели? – перебил Планшетов. – Я так и думал, чуваки. Где, кстати, Андрюха? Его тоже выпустили?
– В Крыму, – сказал Атасов, появляясь из ванной в рубашке и джинсах Эдика. – Ладно, парни. Давайте обсудим, что делать.
– Сначала хотя бы чего-то пожрать, – попробовал уклониться Протасов. – Слышь Вован? Пожевать сооруди, а?
– Холодильник, зема, пустой, – развел руками Вовчик.
– Ка-как это? – разнервничался Армеец. – Я его по-позавчера под с-самую мо-морозилку забил!
– Так то когда было… – отвечал Волына.
– Ни-ничего с-себе, – раскудахтался Эдик.
– Ну, ты, в натуре, и жрешь… – с оттенком уважения констатировал Протасов.
– Я что? – оправдывался Волына. – Вот оно жрет, так жрет… По-любому. – Вовчик ткнул пальцем в Гримо. Бультерьер покосился на Волыну враждебно и оскалил клыки, белые, как только что выпавший в горах снег.
– Замолчите, типа, все! – надоело Атасову. – Волына? Я кому сказал?! Валерий?! Хватит орать. Эдик? Что у тебя?
Армеец протянул вырванный из блокнота листик:
– На кухне лежал. Под пепельницей. – Пояснил Армеец. Атасов узнал почерк Андрея. Перед ним была записка, которую Бандура написал утром, перед тем, как отправиться в Крым.
Саня. Ребята.
Понятия не имею, где вас носит. Надеюсь, что все в порядке. Ждать больше не могу. Вылетаю сегодня в Крым. По поручению Поришайло.
Где Кристина – не узнал. Зато Артем в курсе всех наших дел! На нас собираются всех собак повесить. И, короче, если я его поручение не выполню, то, похоже, можно ни о чем больше не беспокоиться. Зачем Артему голова Боника, лично я понятия не имею, но, только так и есть. И, похоже, если я его подведу, нам всем крышка.
Андрей.Сначала Атасов просмотрел записку. Потом прочитал вслух. Затем обернулся к Вовчику:
– Выходит, Андрей тут был. Спрашивается, типа, а где был ты?!
– Да бухал он, морда нетрезвая, – ответил за зему Вовчика Протасов.
– Убить тебя, типа, мало.
– Да я…
– Заткнись, – посоветовал Атасов. – Ну, что, ребята? Надо вытаскивать Андрея из беды. По-моему, это ясно.
– Ты думаешь, он попал в руки Бонифацкого? – спросил Армеец.
– Не исключено, типа. В любом случае, нам есть, о чем поговорить.
Приятели перешли в гостиную. Сунув в рот сигарету, Атасов пересказал им содержание беседы с Правиловым, а потом предложил высказаться. При этом, он не обмолвился ни словом о системе скрытого видеонаблюдения, смонтированной в ныне пущенном с молотка особняке Виктора Ивановича Ледового. – «Пускай эта информация пока побудет под грифом «для внутреннего потребления, – сказал себе Атасов. – Только для меня и Олега Правилова. Позже решим, что с ней делать».
Военный совет длился до восьми вечера. Затем приятели отправили Волыну за продуктами. Все же, перед дальней дорогой следовало подкрепиться. Пока Вовчик бегал в магазин, Протасов наложил свежую повязку на раненую руку Планшетова.
– Давай сюда граблю, Юрик, – сказал Валерка, открывая домашнюю аптечку Армейца. – Хоть ты гнида хитрожопая, и вполне реально, что нас всех замочат пацаны Бонифацкого, а клятву, блин, Гиппократа, в натуре никто не отменял…
* * *
Выпроводив Атасова, Правилов вернулся обратно в кресло. Но не успел он вооружиться сигаретой, как из динамика заговорила Инна:
– Олег Петрович?
– Да, Инночка. Что у тебя? – спросил Правилов устало.
– Я по поводу проверки, Олег Петрович.
– Ну, и? – без энтузиазма вздохнул Правилов. – Надеюсь, они уже уехали?
– Если бы, Олег Петрович. – Инна, в свою очередь, позволила себе вздох. – Наоборот. Новые проверяющие пожаловали. Из департамента по надзору за комбанками.
– И такой есть? – Правилов провел ладонью по волосам. Они были жесткими, как ежик.
– А те, что из налоговой милиции, снова к вам хотят…
«Час от часу не легче».
Нагрянувшая с утра комиссия вымотала ему все нервы и, похоже, это было только начало. Дело касалось деятельности траста «Наше будущее», в который Правилова втравил Поришайло. А там, что называется, только разок копни.
Английское слово «trust» в переводе означает доверие. Следует признать, что мастерски нарисованные Оруэллом[57] партийцы до неузнаваемости извратили, а то и вывернули на изнанку значения слов мир, правда и любовь. В романе «1984» Министерствами Мира, Правды и Любви у обитателей Океании назывались соответственно армия, ведомство пропаганды и тайная политическая полиция. Достойные внуки оруэлловских партийцев, в нашем многострадальном Отечестве, тоже не ударили лицом в грязь, превратив английское понятие «trust» в синоним доморощенного слова «кидалово» со всеми вытекающими последствиями.
По замыслу Поришайло, доверительное общество «Наше будущее» занималось выемкой излишков денежных знаков у населения, в полном соответствии с законом первоначального накопления капитала, согласно которому все средства хороши. Тем более, если законодательство дырявое, причем многие дыры будто бы для того и пробурены стараниями народных депутатов. Вопреки целой череде грабительских денежных реформ, так называемой шоковой терапии и спровоцированной властями гиперинфляции, кое-какие излишки у населения еще водились, так что забот у «Нашего будущего» хватало.
Траст Артема Поришайло сулил вкладчикам совершенно фантастические проценты, однако, с легкостью мог обещать и гораздо больше. Выполнять обязательства все равно никто не собирался.
В конце восьмидесятых годов 20-го столетия по Союзу прокатилась подобная афера, разрекламированная парочкой газет, и предполагавшая отправку сравнительно небольших сумм в почтовых конвертах. Это была настоящая финансовая пирамида, правда, наивная, но, для своего времени ничего. В любом случае, Артему Павловичу Поришайло не пришлось изобретать велосипед. Финансовые пирамиды – ровесники каменных, египетских. Поришайло просто довел велосипед до ума, снабдив приемистым мотором. Результаты превзошли все ожидания. Затраты на незамысловатые, рассчитанные, вероятно, на дебилов рекламные ролики окупились в мгновение ока, после чего деньги простодушных сограждан потекли в «Наше Будущее» рекой.
– Столько несут, что тратить не успеваем, – шутили доверенные сотрудники «Нашего будущего». Свое будущее им виделось на экзотических островах, под пальмами и лазурным небом. На любом фешенебельном курорте соответствующего уровня, лишь бы он не был отягощен заключенными с Отечеством договорами об экстрадиции преступников. Ни в какие акции «особо прибыльных промышленных предприятий» никто, естественно, не вкладывал ни копейки. Ничего прибыльнее «Нашего будущего» и Сатана бы, пожалуй, не придумал.
– Что им от меня надо? – поинтересовался Правилов, имея в виду членов нагрянувшей комиссии из департамента по надзору за деятельностью комбанков.
– Хотят лично с вами переговорить.
– Направь их к Суркову, – посоветовал Правилов. В конце концов, мы все родились в стране Советов. Так почему бы не воспользоваться этим?
«Сурков, та еще крыса».
– Они как раз от него.
– Я сейчас занят, – уперся Правилов. – Позже их приму. А пока, по всем вопросам – к Суркову. Это ясно?
«Пускай эта проныра драная расхлебывает».
– Ясно, – отвечала секретарша, вышколенная, как хороший адъютант.
