– Сволочь ты, Пашка. Мразь.
Бородатый и не думал возражать, податливо кивнул, соглашаясь.
– Правильно все. Я – сволочь. Я – мразь. – Кажется, ему сейчас было все равно, что произойдет с ним. Он только твердил, чтобы Лерыч не трогал его старуху мать.
– Да? Ты хочешь, чтобы я ее не трогал? – закричал Лерыч, показав в руке опасную бритву. – Да я перережу ей глотку, если ты не привезешь мне деньги. Сейчас твоя мать придет из магазина и будет сидеть тут со мной. И мы будем ждать. А ты поедешь туда, вынешь из баллона деньги и привезешь их мне сюда. Понял? Если не хочешь, чтобы я перерезал твоей маменьки горло, как поганой овце. Слышишь меня, гад?
Паша слышал, о чем говорил ему Лерыч и понимал, что выхода у него нет.
– Ладно. Я привезу, – сказал он. Но сказал как-то не так. В голосе слышалось что-то заговорческое, даже угрожающее и оно не понравилось Лерычу.
Они сидели в кухне и ждали, пока вернется Пашина мать. И когда в двери раздался звонок и Паша было кинулся в прихожую, Лерыч удержал его, схватив за плечо и ткнув стволом пистолета в лоб.
– Сиди тут. Я сам открою.
Анна Егоровна Мареева была поражена появлением в этой их квартире Лерыча не менее, чем ее сын.
– А, а! – выкрикнула она испуганно, выронив из руки сумку. Хотела отскочить на площадку к соседней двери, но Лерыч схватил ее за руку и втащил в прихожую. Поднял и занес сумку.
Видя, что пожилая женщина испуганно жмется в угол, улыбнулся.
– Что, Анна Егоровна, не ожидали?
– Да разве от тебя избавишься? – произнесла старуха, боязливо заглядывая в кухню на смиренно сидевшего на табуретке сына. – Оставь ты нас Христа ради.
– Оставлю, когда получу назад свои деньги, – со смешком проговорил Лерыч.
Старуха покачала головой.
– Ах, Пашка, Пашка. Разве ты не подумал о том, что он будет искать нас и придет за своими деньгами? Как ты мог совершить такую глупость?
Паша понуро опустил голову, не переча старухе.
– Говорила я тебе еще тогда, чтоб ты не пускал его в дом. Гнал. Не послушал ты меня. Деньги забрал. Эх, Паша, – вздохнула старуха.
Паша и на этот упрек отмолчался, ни проронив ни слова. Он не испытывал стыда. Что это такое, он уже давно не знал. И за себя он не переживал теперь, сознавая, что он – уже труп. Все равно Лерыч его не оставит в живых. Другое дело – мать. За что она должна страдать, если сын непутевый.
Достав из кармана кошелек, старуха вынула из него все деньги. Их было около десяти тысяч.
– Этого мало, – сказал Лерыч. – Пусть Пашка поедет и привезет остальные деньги. Он знает, где их взять.
– Мать?! – произнес Паша, глянув на старуху.
– Поезжай, – махнула та рукой.
Паша побежал в ванную. Надо было привести свое лицо в порядок. С синяками да небритый, на такого люди будут обращать внимания. В том числе и менты тоже. Поэтому Паша наскоро побрился. Нацепил черные очки, чтобы прикрыть синяки вокруг глаз. Достал из гардероба костюм, оставшийся там от отца.
Минут через пятнадцать он уже стоял в прихожей, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну, я пошел? – сказал он.
Лерыч осмотрев бывшего приятеля, одобрительно кивнул.
– Давай.
Но Паша стоял, не уходил. И Лерыч решил узнать причину.
– В чем дело, Паша?
Паша озабоченно посмотрел на мать.
– Лерыч, помни. Ты обещал, что с матерью ничего не случится.
Лерыч как будто обиделся.
– А когда я подводил друзей? Даже таких, как ты.
Паша посчитал упрек справедливым. Уставившись в пол, произнес:
– Права мать. Я во всем виноват. – Он поднял глаза на Лерыча. – Я скоро вернусь и привезу тебе деньги. Не сомневайся. Я обещаю.
Лерыч хлопнул его по плечу, выпроваживая из квартиры. Потом, подойдя к открытой балконной двери, наблюдал за тем, как Паша подошел к автобусной остановке, но ждать автобуса не стал. Поймал такси.
Анна Егоровна находилась в кухне. Молча сидела на табуретке и мысленно внушала недотепе сыну, чтобы он больше не возвращался сюда.
Видя, что старуха о чем-то сосредоточенно думает, Лерыч присел на соседний табурет. Хотелось от скуки поболтать. Но первой начала старуха.
– Как ты узнал, что мы здесь? – спросила она, искоса глянув на край стола, где стояла хлебница. Но не она сейчас привлекала внимание Анны Егоровны, а нож, которым Паша резал хлеб да и так оставил его на столе.
– Все очень просто. Я видел у Пашки в комнате завещание на эту квартиру, – обвел взглядом Лерыч довольно просторную кухню, – И понял, что больше вам деваться некуда. Родных у вас нет. Паша мне говорил об этом еще когда мы с ним сидели в зоне.
Женщина вздохнула.
– Дурак он у меня, потому и вся жизнь у него наперекосяк, – проговорила она, придумывая, как бы дотянуться до ножа да взять его в руку. Для этого лучше встать. Сидя, она не сможет нанести хороший удар. И сейчас было бы неплохо, если б этот Лерыч вышел из кухни. А когда он войдет, она сделает то, что должен был сделать ее сын. Но Паша смалодушничал.
– Он у меня с детства был размазней, – сказала старуха, заметив, что Лерыч встает с табурета и обрадовалась в душе, неужели он выйдет.
Но Лерыч всего лишь подошел к окну. Хотелось курить, но он решил пока с этим повременить. Искоса, время от времени, он приглядывал за сидящей за его спиной старухой. Оставлять ее в живых, не имело смысла, так же как и Пашу. Даже если Паша привезет деньги, они оба должны умереть, с небольшой лишь разницей во времени. Для себя Лерыч определился: старуху он убьет сейчас, выйдет из квартиры и подождет Пашу на улице. Вдруг тот приведет с собой ментов. Тогда отсюда с четвертого этажа не убежишь. Ну, а если не приведет, Лерыч его встретит на улице. Они вместе поднимутся в квартиру, а дальше…
Лерыч обернулся в тот момент, когда старуха уже встала у него за спиной, занеся руку с ножом для удара. Отвлекся он всего на каких-то три, четыре секунды. Этого оказалось достаточно Анне Егоровне встать и схватить нож. Если бы он на немного опоздал, то получил бы удар в спину.
С быстротой кошки Лерыч отскочил в сторону, и нож с большим лезвием, накрепко зажатый в руке старухи, ударил в подоконник. Лерыч схватил ее за руку, попытался разжать и не смог. Даже не подозревал, что у женщины ее возраста могут быть такие силы. Нож она держала мертвой хваткой.
– Старая ведьма! – произнес Лерыч, схватив другой рукой Пашину мать за горло. В глазах у нее была такая решимость, что впервые Лерычу сделалось страшно. Он нисколько не сомневался, окажись у нее возможность, она бы прикончила Лерыча не раздумывая. И чтобы не дать ей такого шанса, Лерыч со всей силы сдавил свои пальцы на горле старухи. Та зхрипела.
Это противоборство продолжалось не боле двух минут. Потом она стала слабнуть. Но даже когда мертвая уже лежала на полу, не выпустила из своей руки нож.
Убедившись, что старуха больше не дышит, Лерыч решил как можно быстрей покинуть квартиру. Но перед этим не мешало бы все-таки и ему переодеться. Сменить свой светлый костюмчик на что-то менее броское. Заглянув в тот же гардероб, откуда Паша вытащил еще казавшийся новым костюм, Лерыч не нашел в нем ничего подходящего кроме старых джинсов. Но и они сейчас сгодились. Расхаживать в светлом костюме, тем более помятом и в некоторых местах испачканном, было не очень разумно. Другое дело джинсы.
Лерыч надел их. Тут же в гардеробе отыскал несколько рубашек, хотя и ношенных, но чисто выстиранных. Видно Пашин отец был довольно аккуратным человеком. Даже заношенный пиджак серого цвета в мелкую полоску, оказался еще вполне пригодным, чтобы в нем выйти на улицу. Да и выбора другого у Лерыча не было.
Свое барахло он забросил в гардероб, после чего вышел из квартиры, закрыв дверь на ключ.
Разместившись той самой лавочке, где пару часов назад он уже сидел, Лерыч стал ждать возвращения Паши.
Был уже вечер, когда Паша Мареев вышел из вагона электрички на платформе Перловская, и почувствовал, как защемило сердце. Сколько раз он ходил по этой дороге домой. А теперь у него нет ни дома, и вообще, ничего. Даже его самого нет, потому что он уже – труп. Как только привезет Лерычу деньги, тот убьет его. В тягостных размышлениях Паша дошел до того места, где дорога круто уходила вправо, огибая забор завода.
Факел огня Паша увидал издалека, и сердце кольнуло, когда пришла догадка. Он бросился бежать на этот огонь прямо через кусты, не разбирая дороги.
Трое бомжей сидели у горящего резинового баллона и грелись, разбавляя неторопливый свой разговор о жизни водкой, которую они отпивали прямо из бутылки. На выбежавшего из кустов Пашу они уставились оторопело.
– Это еще что за Кинг-конг? – проговорил один из них, когда Паша подбежал к кострищу и как шаман принялся бегать вокруг. С той лишь разницей, что вместо заклинаний он выкрикивал в адрес бомжей матерные проклятия.
Бомжи испуганно глядели на него, не понимая, что происходит. Но скоро Паша сам все объяснил им. Сначала он выхватил у одного из бомжей бутылку с остатками водки, допил ее и только потом произнес болезненным надтреснутым голосом:
