Лариса потянулась за снимками, отобрала их у мужа, впилась в них глазами. На них был изображен Глеб – красивый, счастливый, улыбающийся. А рядом с ним Оксана, молодая и тоже светящаяся от счастья.
– Откуда это?
– Принесли мои люди сегодня. Где-то засекли их вместе.
Лариса не могла оторвать взгляда от счастливых молодых людей, Виктор Сергеевич не без злорадства наблюдал за ней.
Она подняла на него глаза, полные слез, тихо и внятно произнесла:
– Ненавижу… Ненавижу всех. И больше всего тебя… – И стала плакать горько, безутешно.
Муж сидел неподвижно рядом, смотрел на ее вздрагивающую спину, молчал.
Конюшин вышел из метро, пешком направился в сторону двенадцатиэтажных корпусов, в одном из которых он жил. Было уже довольно поздно и темно, прохожие почти не встречались. Экс-следователь свернул с улицы, чтобы пройти дворами, и тут его окликнули:
– Гражданин, можно вас?
Конюшин остановился. К нему направлялись три бритоголовых парня.
– Закурить не найдется?
– Не курю, – чувствуя неладное, ответил он, отступая.
– А лавэ не подбросишь?
Конюшин с готовностью открыл портфель, достал кошелек.
– Пожалуйста, все, что есть.
Передний из парней взглянул на деньги, засмеялся.
– По-твоему, мы нищие? Сколько даешь, жлоб?
– Больше нет.
– Он не только издевается, но еще и врет, – вмешался второй парень. – Да и рожа у него противная. Нерусская!
– Мусульманин… – уточнил экс-следователь.
– Чурка!
Конюшина ударили. От неожиданности он упал, но тут же схватился и бросился бежать.
Его догнали, сделали мощную подсечку, и экс-следователь растянулся на асфальте.
– Помог-гит-т-т… – только и успел он крикнуть, как на него обрушился шквал ударов.
Били в основном ногами. Били сильно и со знанием дела.
Из-за угла вырулили «жигули», какие-то люди выскочили из них, подхватили вялое тело Конюшина, запихали в салон, и автомобиль быстро попетлял по темным дворам, держа путь к освещенной части улицы.
Бритоголовые сбились плотной стаей и быстро зашагали от места происшествия.
Вахтанг сидел напротив окровавленного Конюшина, привязанного к спинке стула, пускал колечки дыма. Следователь тяжело дышал, глаза были крепко сомкнуты.
– Следователь… – позвал Вахтанг. – Эй, следователь. Может, хватит дрыхнуть? Просыпайся, следователь!
Тот с трудом поднял голову, с таким же трудом приоткрыл глаза.
– Чай? Кофе? Водка? – спросил Маргеладзе.
Тот отрицательно покачал головой.
– Заставлять не буду… У нас вообще никто никого не заставляет. А вот поговорить здесь любят. Поговорим, следак?
– О чем? – еле слышно спросил Конюшин.
– О тебе… – Вахтанг загасил сигарету. – Что ж ты за сука такая, что сначала работаешь на закон, а потом против закона?
– Не понимаю.
– Не понимаешь, объясню. Ты ведь пробовал посадить Кузьму?
Тот кивнул:
– Пробовал.
– И не получилось?
– Не получилось.
– И решил служить ему?
– Решил.
Вахтанг прошел к бару, налил коньяку.
– Может, будешь? Хороший коньяк, грузинский.
– Не пью.
– Молодец… – Маргеладзе сделал глоток, вернулся с фужером на место. – Так, может, теперь мне послужишь?
Конюшин поднял на него глаза, усмехнулся:
– Нет, не получится.
– Это ж почему?
– Не хочу.
– Не нравлюсь, что ли?
– Очень не нравитесь, до противного.
– Во как?! – удивился хозяин, подошел к привязанному, стал лить ему на голову остатки коньяка. – А если я попрошу?
– Все равно не получится, – ответил Конюшин, пытаясь сдуть с лица капли коньяка.
– Нравится Кузьма?
– Очень.
– Это ты собрал материалы на моего директора ипподрома?
– Я.
– Что еще ты, сучонок, сделал?
– Кое-что сделал. Но рассказывать не буду.
– Это почему же?
Конюшин поднял глаза на Маргеладзе, попытался улыбнуться:
– У меня недостаток… Я – верный. И если кому-то служу, другому служить не буду. Хоть убей.
Вахтанг отбросил пустой фужер, переспросил:
– Убью и все равно не скажешь?
– Ни слова.
– Тебя понял. – Маргеладзе приоткрыл дверь, сказал двум могучим парням: – Человек хочет помереть, помогите ему.
Уходя, оглянулся и увидел, как парни обмотали веревкой шею экс-следователя и стали душить его.
Важа и Шалва встретились на окраинной улице города. Сидели в машине при погашенных фарах, негромко разговаривали.
– Хорошо, – сказал Шалва, – а если я улечу в Грузию?
Важа пожал плечами:
– Он и там достанет.
– Значит, сидеть здесь всю жизнь и ждать, когда он умрет?
– А что еще остается делать?
– Ты что, Важа, сумасшедший? Ты бы смог так?
– Нет, не смог бы.
– И я не смогу! А за что он меня ненавидит? – возмутился Шалва. – Что я ему сделал?
– Он всех ненавидит. Маньяк! Тебя, меня, всех! – объяснил Важа.
– И все же, что я такого сделал, чтоб так меня ненавидеть и даже хотеть убить?!
– Он знаешь, как пытал меня, когда я вернулся? Чудом не убил. – Важа включил свет в салоне, показал рубцы на руках от веревок. – А тебя сразу растерзает. Хотя бы за ту фотку, где ты с Вованом. Или за наркотики!
– Но наркотиков не было! Даже менты признались – фуфло!
– Попробуй докажи ему. Он никому не верит… Вот такой у нас родственник, Шалва.
– Он не родственник, он убийца.
– Родственник. У нас общая кровь!
Помолчали. Важа вдруг почти шепотом произнес:
– Я скажу тебе страшную вещь… очень страшную… – Коснулся колена Шалвы. – Пока Вахтанг живой, нам ничего хорошего не светит.
– По-твоему, его надо убить?
– Да.
– С ума сошел!
– Нет, я все эти дни думал и пришел к такому выводу. Он психически нездоровый. На нем кровь.
– Пусть его убьют, – согласился Шалва. – Не мы же будем это делать?
– Мы… – тихо произнес Важа.
Шалва нагнулся, заглянул ему в глаза.
– Понимаешь, что говоришь?
– Понимаю. Никто не захочет пачкать руки. Только мы… Родственники.
– Не могу это слышать! Не хочу! – закрыл уши ладонями Шалва. – Бог нас покарает! Пусть тот же Кузьма убьет! Почему нет?
– Да, Кузьма может убить, – согласился Важа. – Но это будет нескоро. Куда Кузьме спешить?
А нам нужно… – Он печально усмехнулся. – Тебе, дорогой, даже жить негде. Прятаться должен.
Шалва, откинув голову и закрыв глаза, думал. Через некоторое время он произнес:
– Думать… Надо думать. – Сел прямо, посмотрел на родственника. – Нужны деньги. Я должен на что-то жить.
– Конечно, – кивнул тот, достал из кармана толстую пачку стодолларовых купюр, затем два мобильных телефона. – По ним будем разговаривать только мы. Все остальные телефоны прослушиваются.
Шалва взял деньги и телефон, неожиданно спросил:
– Если убьем… Займем его место?
Важа перекрестился.
– Кровавое место.
– Хорошо, не будем его занимать! Уедем в Грузию, в горы. А это проклятое место пусть разорвут собаки! Или конкуренты! Или кто угодно! Вахтанг копил, собирал, а растащат другие! Так ты считаешь?
Важа неуверенно пожал плечами:
– Клянусь, не знаю. Давай немножко подумаем.
Василий Исаич, начальник тюрьмы, подошел к двери камеры, в которой сидел Сабур, коротко и властно приказал двум охранникам, сопровождающим его:
– Стойте здесь.
Самолично запустил ключ в скважину, вошел внутрь.
– Привет отбросам общества!
Сабур, читавший свежие газеты, встал с дивана, поправил на переносице очки.
– Дорогие, видать, отбросы, если их держат под охраной, – ответил он, направляясь к неожиданному посетителю, пожал руку. – Здравствуй, Исаич. Уж не соседнюю ли шконку готовишься занять?
– Не дождешься, – засмеялся тот, оглядев камеру. И распорядился: – Собирай шмотки, будем ухудшать условия жизни.
– С чего это вдруг? – удивился Сабур. – Веду себя вроде смирно, не бузю.
– Инспекцию ждем.
– Ну и жди себе, я-то тут при чем?
– При том… Инспекция такая, что волосы на заднице третьи сутки стоят дыбом. Сесть больно, колются.
– Бриться надо чаще, – засмеялся Сабур.
– Давай, парень, не остри, а собирай пожитки.
– А когда ждете?
– Сегодня ночью.
– Кого?
Василий Исаич посмотрел на него, показал пальцем на потолок.
– Сам пахан? – догадался Сабур.
– Пахан, но не эмвэдэшный, а повыше, – уточнил начальник.
– А кто повыше? – удивился Сабур. – Главный завхоз, что ли? Премьер?
Тот отрицательно покрутил головой, тихо произнес:
– Еще выше… Сам.
– Кто? – до Сабура не доходило.
– Ну Сам! Сам! – Василий Исаич наклонился к уху подследственного, что-то прошептал.
У того глаза округлились.
– Иди ты.
– Так говорят. И велено тебя перевести в самые что ни на есть «человеческие» условия.
