Спустя несколько минут из мрака вынырнул автобус и подкатил к амбару.
– Включить прожекторы! – голос Грегора Абуша прорезался сквозь шум мотора.
Свет одновременно вспыхнул со всех сторон, окружив мерцающим кольцом Пророка.
Пророк, выходивший из автобуса с новой, сверкавшей никелированным корпусом гитарой в руках, застыл на месте. За ним, закрываясь от неожиданного, яркого света, спрыгнули представительницы его гарема – четыре существа, в которых лишь с трудом можно было опознать молодых женщин. Все они были одеты в широкие блузы из мешковины и сильно поношенные, вылинявшие джинсовые брюки. Длинные, неухоженные, растрепанные волосы ниспадали до талии, частично закрывая лица, к которым, судя по всему, давно не прикасались ни вода, ни тем более мыльная пена.
Я почти не обращал на них внимания.
Мой взгляд был прикован к самому автобусу. К ярко-красному автобусу с золотыми буквами «Оливер Дэрти», под которой виднелась надпись «Частная жизнь Долли Кримсон». На крыше – выдвижное кресло с винтовым механизмом.
Кресло, в котором находился убийца, стрелявший сквозь открытое окно (сейчас в этом я больше не сомневался) в Альберта Герштейна и Ричарда Бейдевана!
– Полиция? – спросил Пророк без особого удивления. – Что тут происходит?
– Это мы сейчас выясним. – Грегор Абуш не скупился на иронию. – С вашей любезной помощью! Вы все арестованы!
Во время допроса нам на голову свалился еще один сюрприз.
На этот раз он был связан с Оливером Дэрти.
Узнав, что банда Пророка арестована, дежурный полицейского управления поделился этим известием с Теей Кильсеймур и Оливером Дэрти. Актриса не высказала особого интереса, зато Дэрти пришел в сильнейшее возбуждение. Спустя некоторое время он попросился в туалет, хотя незадолго до этого побывал там. Не возвращался он долго. Дежурный отправился посмотреть, почему он задерживается, но никого не обнаружил.
Оливер Дэрти неожиданно бежал из полицейского управления.
Начальник полиции и его помощники промучались до самого утра, пытаясь выжать из Пророка признания в убийстве.
Вначале я еще участвовал в допросе, но немного спустя осознал, что силы мои на исходе. Устроившись поудобнее на заднем сидении патрульной машины, я мгновенно заснул.
Проснулся я от звука, который мне, выросшему на асфальте, показался нереальным. Где-то поблизости кричали петухи, возвещая наступление утра.
Грегор Абуш коротко информировал меня о результатах допроса. Пророк утверждал, что автобус съемочной группы до сегодняшнего дня вообще не видел. Нашел он его будто бы на шоссе недалеко от фермы. Тогда ему взбрело на ум использовать дарованное самим господом бесплатное средство передвижения для поездки в Новый Виндзор, куда он так или иначе собирался за новой гитарой.
Что же касается найденной возле телефона полосы с похожими на шифр буквами и цифрами, то это, мол, сокращенные наименования музыкальных агентств с соответствующими телефонными номерами и междугородним кодом.
Участие в убийствах, а также в ограблении банка Пророк категорически отрицал. Продолжал упрямо отрицать и после предъявленных оружейным экспертом доказательств.
Зарядив пистолеты найденными в коробке от бисквитов патронами, эксперт после пяти выстрелов из каждого ствола пришел к выводу, что Альберт Герштейн и Ричард Бейдеван убиты именно из этого оружия. Причем даже смог указать, кто из них убит из какого конкретно пистолета.
Пророк лишь презрительно рассмеялся:
– Луиса я видел один-единственный раз за всю свою жизнь, тогда в дискотеке. Какой смысл имело для меня убийство совершенно незнакомого мне человека? Значит, его труп кто-то нарочно подбросил в амбар, чтобы бросить на меня подозрения. Тот же человек и с тем же злым умыслом, очевидно, вложил в ящик кухонного стола пистолеты и патроны!
Это походило на правду. Если какие-то отпечатки пальцев раньше и были, то после чистки и смазки они должны были непременно исчезнуть.
С этого момента я уже присутствовал при допросе. И пытался угадать, удастся ли Грегору Абушу опровергнуть этот, может быть, и лживый, но в общем-то железный аргумент. Выражение лица позволяло думать, что начальник полиции прекрасно сознает шаткость своей позиции.
– Возможно, возможно, – пробормотал он. – Каждому свойственно ошибаться. Позвольте мне лишь еще один, совсем незначительный вопрос, и тогда мы вас больше не будем беспокоить… Можете ли вы мне объяснить, как на эту жестянку, – начальник полиции сунул Пророку под нос бисквитную коробку с патронами, – попали отпечатки пальцев, принадлежащие, как установлено нашим дактилоскопистом…
Грегор Абуш внезапно рванул за руку одну из спутниц Пророка:
– Этой вот барышне?!
Встретившись глазами с Пророком, девица сразу же опустила голову, возвращаясь к прежнему безучастному состоянию.
– Говорите! – Грегор Абуш пытался привести ее в себя окриком.
Она по-прежнему апатично молчала.
– Напрасно трудитесь! – усмехнулся Пророк. – Влада глухонемая.
– Глухонемая?
– Да! И останется таковой, пока я не прикажу ей во имя Христа заново обрести речь.
Как раз в этот момент на горизонте возник Оливер Дэрти.
Он приехал с целой свитой.
Его частный автомобиль сопровождал автобус – точная копия предоставленною в распоряжение съемочной группы фильма «Частная жизнь Долли Кримсон». Из него выскочила добрая дюжина нагруженных аппаратурой студийных работников.
Еще никто из нас не успел толком опомниться, а они уже провели кабель, а нас самих оттеснили на задний план. Перекликаясь друг с другом на том специфическом профессиональном жаргоне, который прилипает ко всем киношникам, они развили бурную деятельность.
В центре этого бедлама находился сам Оливер Дэрти. Истекающий потом, отчаянно размахивающий портфелем, он, казалось, не замечал ни меня, ни Грегора Абуша, ни остальных полицейских. Для него существовал один только Пророк.
– Вы выиграли! – Дэрти выкрикнул это ломающимся от волнения голосом. – Я подписываю с вами контракт! Первая афиша уже отпечатана! Ваши монохоралы станут величайшей сенсацией! Я уже придумал название для первого музыкального альбома: «Ритуальные песни убийцы Рея Кросвина!» Подпишитесь!
Пророк протянул руку, но Грегор Абуш решительно заступил ему дорогу.
– Господин Дэрти, вы, к сожалению, здорово промахнулись, – сказал он. – Мы допрашивали Рея Кросвина всю ночь и он утверждает, что мы ошибаемся. – Грегор Абуш со значительным видом повернулся к Пророку: – Прошу вас, подтвердите господину Дэрти то, что говорили нам. А именно, что ни к какому убийству не причастны и абсолютно невиновны.
– Что? Ни к одному убийству?! – Дэрти взорвался. – Вы просто-напросто аферист!.. В какое положение вы меня поставили? Что же мне сейчас делать? Столько денег уже потрачено на рекламу! А плакаты? Что мне теперь с ними делать? Подтереться, что ли?
Дэрти с проклятиями вытряс из портфеля скатанные в рулон плакаты и принялся рвать их в клочья. Рулон не поддавался. Тогда Дэрти развернул его, кинул на пол и стал топтать ногами.
Под отпечатками грязных подошв проступил немного утрированный портрет Пророка. Почти полностью заросшее волосами лицо. Дико сверкающие глаза. Огромные буквы, отражаясь в луже крови, возвещали: «Певец убивает соперника, чтобы увековечить свой голос на пластинках фирмы „Оливер Дэрти“.
– Давайте сюда контракт! – Пророк наконец решился. – Я признаюсь!
Манера, в которой Пророк давал свои показания, ничем не напоминала поведение обычного преступника. Восседая по-турецки на плите с гитарой в руках, Пророк с явным удовольствием позировал перед кинокамерой. Усевшись у его ног на грязном полу, спутницы создавали декоративный фон. Не исключено, что при других обстоятельствах они выглядели бы отнюдь не хуже своих сверстниц, но под гримом из копоти и слипшейся грязи все возможные индивидуальные отличия исчезли.
Пророк говорил спокойно, без обычного лая и фанатического блеска в глазах. Он несомненно старался, чтобы звукозаписывающая аппаратура донесла каждое его слово до аудитории без искажения.
– Уже полгода назад, когда Ральф Герштейн чуть не вызвал полицейского, дабы выгнать меня, я поклялся так долго молить Христа, пока он не смилостивится надо мной, даруя месть.
Мне отлично известно, почему он вышвырнул меня как последнего нищего. Зависть! Сочинитель банальных шлягеров без единой искорки таланта, который внезапно видит перед собой гениального композитора. Я, Рей Кросвин, явл51юсь автором ста тридцати шести монохоралов, ознаменовавших собой революцию в мире современной музыки!
И когда вчера это ничтожество, племянник Ральфа Герштейна, оскорбил меня и в моем лице самого Христа, я понял, что час пробил! Сын божий рек мне, что делать. И тогда я позвал Владу, – словно благословляя ее, Пророк простер руки над ней, сидевшей в позе рабыни у его ног.
