Дело было не так уж и давно, пару недель назад. Галя занесла Владимиру Евгеньевичу заказанную ранее трехлитровую банку с молоком и сообщила ему, что в особняке сейчас проживает дочка Льва Долинского, Ирина, — вообще-то редкая гостья в здешнем краю. Об этом Гале сказала кухарка олигарха. А еще кухарка сказала, что Ирину отец специально вывез из столицы на природу, потому что на нее нашла некая смурная хворь. Мается девица — сама не знает отчего, и никакие московские доктора не помогают, потому что ничего такого болезненного у Ирины не находят.
Ну Галя возьми, да и заяви кухарке олигарха, что у них в деревне Желдыбино проживает знаменитый знахарь, который от всех болезней лечит травами и заговорами. Наверняка поможет и сохнущей неизвестно от какой напасти девице.
Кухарка сообщила об этой идее своему хозяину, и тот вроде как ею загорелся. Значит, теперь следует ждать Владимиру Евгеньевичу весточки от Долинского, радостно объявила молочница.
Галя явно ждала благодарности от Дерябина за такой вот свой промоушен, ведь, ясное дело, за визит знаменитого на всю округу лекаря к любимой, но болезной доченьке богатенький Долинский заплатит — мало не покажется.
Но Владимира Евгеньевича ее информация совсем не обрадовала. Конечно, за двенадцать лет теоретических и практических занятий лечебными травами он изрядно поднаторел в этом вопросе. Особенно удавалось ему излечивать деревенских мужиков от запоев, а то и вовсе их отваживать от самогонки и местной паленой водки, отчего деревенские замужние бабы просто молились на Дерябина. Он также быстро наловчился лечить простуду, различные кожные заболевания, заживлял колотые и резаные раны, но, судя по рассказу Гали, у дочки олигарха была болезнь душевного свойства, раз соматических, телесных, расстройств московские врачи у Ирины не нашли. А вот в психических делах у Владимира Евгеньевича решительно никакой практики не имелось, хотя он и обладал определенными теоретическими знаниями по данной теме.
Но дело было не только и не столько в отсутствии практики. Леча от разных невзгод местное население, он, конечно, добивался существенных успехов, но терпел и многочисленные неудачи. Однако в подобных случаях Дерябин ни от кого и никогда не слышал ни слова упрека, укора. Что тут поделаешь, говорил народ даже при самом неблагоприятном исходе лечения, знахарь сделал все что мог, но против Бога не попрешь.
Другое дело — неудача в лечении дочки олигарха. Как отреагирует на отрицательный результат Долинский? Ведь все эти олигархи — люди без чести, совести и простой человеческой жалости. К своему богатству они шли не иначе как по трупам — по-другому в девяностые годы миллиардные состояния сколотить было просто невозможно, считал Владимир Евгеньевич.
Ладно, если болезнь Ирины останется в стабильном состоянии. А если ее здоровье после его лечения ухудшится?!
А если… летальный исход!!?
И Дерябин решил твердо — ежели и вправду последует приглашение от олигарха, от посещения особняка он откажется…
Вечером заверещал его мобильник. С недобрым чувством Владимир Евгеньевич взял трубку. И действительно, мужской голос, удостоверившись, что имеет дело с господином Дерябиным, представился как секретарь Льва Долинского и сообщил, что за Владимиром Евгеньевичем завтра в десять утра заедет машина.
— Вам следует взять все необходимые лекарства и обследовать заболевшую дочку Льва Михалыча.
После чего секретарь олигарха, не дожидаясь какой-либо реакции Дерябина, разъединился.
Возмущенный таким беспардонным к нему отношением, Владимир Евгеньевич наутро, еще до десяти часов, собрался было уйти в лес, но подумал, что это будет выглядеть крайне неэтично и даже вызывающе перед не последним в стране человеком. Лучше уж дождаться машину с гонцом от Долинского и, вежливо извинившись, отказаться от визита, сославшись на свою некомпетентность в медицинских делах.
Автомобиль перед избушкой Дерябина действительно появился ровно в десять. Вид он имел, по мнению доктора наук, а теперь уже и просто доктора, крайне устрашающий. То был огромный американский внедорожник «Хаммер», причем, как предположил Владимир Евгеньевич, исполненный не в гражданском, а в военном варианте, поскольку на его борту красовалась надпись «U. S. ARMY».
Из вездехода вылез мордатый малый в камуфляже, зевнул во весь рот и скучным тоном обратился к вышедшему на порог избы Дерябину:
— Ты, что ли, местный лекарь?
Как-то сразу потерявшийся доктор неопределенно пожал плечами, поскольку отрицательный ответ выглядел очевидной ложью, а положительный — практически не давал возможности уклониться от визита в особняк.
— М-м… — только и смог протянуть он, поочередно переводя испуганный взгляд с грозной машины на не менее грозного мордатого амбала-водителя.
— Не понял, — процедил сквозь зубы гонец олигарха и резким плевком сбил наземь крутившуюся возле его круглой, как сковорода, физиономии навозную муху.
— Ну в некотором роде… — прорезался наконец голос у Владимира Евгеньевича.
— Тогда собирай свои пробирки с микстурами — и поехали. К кому — знаешь?
— Уведомили, — пролепетал Дерябин.
— Значит, лишний раз объяснять не надо. На сборы — пять минут.
Моральных сил ответить отказом у Дерябина так и не нашлось, и вскоре он оказался в том самом знаменитом трехэтажном особняке, более напоминающем замок или дворец.
Здание, сложенное из розового армянского туфа (вот откуда название Розовый дом, смекнул Дерябин), было огорожено возложенными друг на друга нетесаными каменными глыбами и занимало вместе с прилегающей территорией три-четыре гектара.
Внезапно, прямо перед «Хаммером», каменная ограда как бы сама собой раздвинулась, и вездеход по довольно широкой асфальтовой дороге направился к особняку, стоявшему в глубине огороженной территории, непосредственно на берегу Волги.
Владимир Евгеньевич, к этому времени слегка успокоившись, усердно крутил головой по сторонам.
Усадьба располагалась непосредственно в дубовой роще, но, конечно, сильно прореженной стараниями лесорубов. Слева от особняка Дерябин за кронами деревьев разглядел строение не вполне понятного предназначения, напоминающее уменьшенную копию авиационного ангара. Справа раскинулся сад с различными плодовыми деревьями, характерными для средней полосы России, — яблонями, сливами, грушами.
Более ничего особенного Владимир Евгеньевич разглядеть не успел, поскольку машина уже остановилась у парадного входа в особняк.
В задание его ввел все тот же мордатый камуфляжник — кроме него, как ни странно, никого из прислуги или охраны Дерябин не заметил.
Его сопровождающий сразу за парадными дверями, не входя в апартаменты, нырнул в боковой закоулок, и они тут же оказались в лифте. Но поехал подъемник не вверх, как вроде бы следовало по логике, а вниз, и это пустяковое, казалось бы, обстоятельство вновь навело Владимира Евгеньевича на самые мрачные размышления.
Его подавленное состояние духа еще более усугубилось, когда он услышал серию хлопков, сильно напоминающих выстрелы из огнестрельного оружия.
Версия Дерябина вскоре нашла свое подтверждение, когда из железных дверей, перед которыми они остановились, показался пухлый лысоватый мужчина лет сорока пяти, в спортивных штанах с непомерно широкими карманами, в потрепанной маслянистой майке и с пистолетом в руке.
— Так это местный знахарь, Гоша? — спросил камуфляжника вооруженный мужик, достаточно бесцеремонно оглядывая Владимира Евгеньевича с головы до ног и вроде как поигрывая пистолетом.
— Угу. — Гоша в качестве дополнительного подтверждения мотнул башкой в сторону небольшой сумки в руке Дерябина: туда Владимир Евгеньевич действительно сложил кое-какие снадобья.
Доктор между тем заглянул в слегка приоткрытые железные двери и обнаружил за ними обширное пространство, у самой дальней стены которого маячили человеческие фигуры.
«Так это тир!» — догадался Дерябин и вдруг сразу почувствовал себя уверенно и свободно.
— Меня зовут Владимир Евгеньевич Дерябин, — как-то даже строго объявил он и укоризненно посмотрел на толстяка, интуитивно угадывая в нем хозяина усадьбы.
Такое вот спонтанное проявление чувства собственного достоинства неожиданно произвело впечатление на олигарха: пренебрежительная гримаса исчезла с его лица и сменилась выражением подчеркнутого уважения к гостю. Он, не оборачиваясь, протянул руку с пистолетом назад, к дверям, и оружие тут же подхватил будто свалившийся с потолка паренек и немедленно растворился в пространстве.
Олигарх вытащил из брючного кармана довольно-таки задрипанный носовой платок, тщательно вытер им правую руку, которую и протянул Дерябину:
