Серьга вел беседу в четком русле:
— Он сам снимал с вас одежду?
— Ну… как же… да… — шелестела женщина, робко оглядывая кабинет. Наверно, в полусумраке затемненные фигуры Носова и Фудзиямы производили впечатление: инженерша могла даже принять их за представителей неких тайных неясных сил, благодаря которым милиция якобы держит всех на учете и раскрывает самые кошмарные и запутанные преступления. И думала: вот уж они немедленно побегут только им одним известными путями, живо изловят коварного вора и обманщика и предоставят ей: делайте с ним, что хотите! И она ответит без колебания: отведите в тюрьму! Но сначала выскажет ему все, что думает. Воспользовался женской слабостью! Это жестоко! Платочек ее окончательно вымок.
— Вы оказывали ему сопротивление?
— А? Да-а… Да.
— Значит, предварительной договоренности у вас не было? И он совершил половой акт с применением силы?
Невнятный, умоляющий шелест.
Никакой загадки Серьгина тактика не представляла: он упорно «тащил» на якобы имевшее место изнасилование — чтобы свалить дело в прокуратуру, которая вела следствие по этим преступлениям. Носов с Вайсбурдом скептически переглядывались: нет, не пройдет номер! Школа Бормотова и Таскаева сидела в них, а она считалась лучшей в городе. Дурак будет прокурор, если возьмет дело! Одинокая женщина ведет мужчину к себе на квартиру… Уже этим она его провоцирует на определнные действия. Потом ласкалась, пошла кофе ставить, шуровать в холодильнике… Нет, Серьга, дохлое твое дело. И тебе, милая, не стоит обольщаться, что кто-то станет здесь здорово стараться, чтобы изловить твоего краткого избранника. Пусть этот случай останется в памяти удивительным и неприятным казусом. Вспоминай его со вздохом. Еще лучше — с юмором. Так легче. И не ходи больше в милицию. Ничем тебе здесь не помогут. Не порти жизнь, не выставляй себя на позор.
Наконец ушла, боязливо оглядываясь. Но сколько Серьга ни бился — заявления об изнасиловании он так и не смог из нее вытащить. Она хотела только одного: вернуть похищенное. И — заглянуть в глаза этому человеку. Бог с тобой, золотая рыбка.
— Все-таки я этот материал сбагрю, — толковал Серьга, когда они уже махнули по стакану. — Повестку на завтра выписал… поговорим еще… На хрен надо… возись с ней, подвесишь еще глухаря, объясняйся потом с начальством…
— А ничего курочка, — заметил Вайсбурд. — Я бы и сам с ней на той тахте побарахтался. Старовата, но женщины, братцы, в этой поре — особый перчик! Я сам с таких начинал еще сопляком, они мне много дали…
Назин с удовольствием поддержал разговор: он еще в вузе числился в ходоках по женской части. Даже женитьба и рождение дочки не внесли особенных корректив в его поведение. Отец у него был полковник милиции, начальник отдела службы управления.
Под визгающий смех Борька с Серьгой травили друг другу анекдоты. Носова вино развезло, он сделался мрачен, все время помнил о ждущем его дома сыне.
— Слушайте, парни, — сказал он. — Нет у вас ощущения, что все время какая-то темная мура мозг обволакивает, топит? На меня как накатит иногда — хожу сам не свой, ватные и руки, и ноги, и голова.
— Пройде-от! — прищурился Серьга. — Отец говорит — лишь первые два года трудные, а после — как начнет год за годом отмахивать… Ты пускай все мимо себя. Делай, что положено, а остальное не бери в голову. А то действительно… Учти, здесь у нас тоже вредная сетка действует!
9Домой он заявился в десятом часу. Лилька вышла в прихожую, горько сказала:
— Ну обещал же! Да еще и выпивши опять, Господи, вот горюшко!
Но ее уже оттеснял с дороги Димка:
— Папка, папка! — он бросился к отцу, обнял его ноги. Михаил поднял его, коснулся ладонью теплой, мягкой детской щеки.
— Ты ужинал?
— Да, усадишь его, как же! Разве он без тебя сядет? Знаешь ведь, как он тебя ждет.
— Ну давай, Димыч, за стол!
— Не-ет! — мальчик потащил его в комнату. — Сначала будем играть. Дай мне это… с погонами.
Носов достал из шкафа китель, надел на Димку. Тот важно заходил взад-вперед, волоча полы.
— Запачкает! — сказала Лилька.
— Ничего, очистится, пусть таскает. Иди, готовь там чего-нибудь.
— Пап, а ты кто? Я забыл. Старший капитан, да?
— Нет, сынок. Всего лишь старший лейтенант. Да и то недавний.
— Почему недавний? Что такое — недавний? Ты милиционер, да? Ты милиционером работаешь?
— Я работаю в милиции, но не милиционером, а следователем.
— Я тоже хочу следователем. Как ты. Давай в следователев играть.
— Нет уж, сынок, уволь. Что за игрушки! Я в них днем играю, а после — не хочу.
— Ну, давай играть в ГАИ.
Михаил устал на работе, да хмель еще ударил в голову, ему не хотелось вставать с дивана, но и отказать было нельзя: ведь кроме него, с мальчишкой, по сути, никто не играет. Старики только кричат на него с утра до вечера, читают нотации, воспитывают. Он надел болоньевую куртку, нахлобучил старую кроличью шапку, положил на диван плашмя детский велосипед и, рыча и завывая, подобно мотору, стал крутить баранку-колесо. Димка подождал немного в коридоре и вдруг выбежал в комнату, поднимая вверх полосатый жезл, стащенный отцом у райотдельских гаишников.
— Стойте! Ваши права!
Носов протянул ему служебное удостоверение. Мальчик раскрыл его, стал внимательно разглядывать.
— Да, правильно, это ваши права. Вы, товарищ шофер, нарушили правила. Правила ГАИ.
— Какие, товарищ милиционер?
— Ехали со скоростью на красный свет.
— Извините, пожалуйста, больше не буду. Это в последний раз.
— Нет, платите штраф.
— Хорошо. Вот, возьмите, — Носов дал ему рубль.
— Сейчас выпишу квитанцию. — Димка начеркал ручкой на листке бумаги какие-то каракули, отдал отцу. — А теперь идемте в тюрьму.
— За что? Я же уплатил штраф. И я же больше не буду.
— Ну, понимаете — я очень строгий милиционер. Вы не бойтесь, вы только посидите маленько в темной тюрьме, и я вас выпущу. В ГАИ так делают, понимаете?
Носов покорно встал и пошел в другую комнату. Выключил там свет, встал в углу. Димка закрыл за ним дверь и принялся четким шагом ходить возле нее — охранять. У Носова закружилась голова, он снял пиджак и свалился на постель. Вдруг дверь отворилась, зашла Лилька. За ней хныкал Димка, пытался утащить мать обратно. Увидав отца лежащим, а не стоящим в углу, он вообще заревел благим матом.
— Что это за игры у вас? Тюрьма, штрафы, квитанции… Ты чему его учишь, Миша?
— Я учу? — он даже растерялся. — Да ты что, Лиль! Я с ним о своей работе и не разговариваю никогда. Клянусь честью, он это сам все придумал.
— А ты поддерживаешь… Конечно, если папка служит в милиции — то и тюрьма обязательно, и все такое прочее… Не играй с ним, прошу, в эти игры, у меня от них душа болит.
— Хочу, хочу играть в ГАИ! — еще пуще заблажил Димка.
— Вы… ладно, идите… — глаза уже смыкались, голос сел. — Закрой, Лиль, дверь, устал я… вздремну маленько…
— Столько пить — как не устанешь! Хоть бы штаны снял. Думала, немножко хоть с нами побудешь.
— Я… сниму, ладно… полежу только…
Но сразу уснуть ему не удалось: Димка подбежал к кровати, прыгнул на отца и, больно упираясь ему в грудь острыми коленками, полез к стене, отодвигая Михаила.
Отключившийся было Носов очнулся снова, пустил мальчишку; тот прильнул к его уху и стал рассказывать про Чудище-Снежище из виденного недавно мультфильма — оказывается, он выработал целую программу на случай встречи с этим страшным существом: «Я ему, папка, всю свою слюню в рот задую!» — «Ум-м… М-мм…» — мычал Носов. Сознание то исчезало, то снова выныривало на поверхность. В соседней комнате Лилька смотрела телевизор: бубнили голоса, почему-то все время ухал филин. Так они и уснули: обнявшись, под уханье филина.
Убрав утром свой участок, Носов отправился к управляющему домами выписывать новый халат, у старого уже вышел срок носки. Требование он подписал, но на склад не поехал: болела голова, хотелось опохмелиться. Носов знал двоих человек со своей территории, что торговали водкой, но они дорого брали, ихнее было ему не по карману. Он поплелся к себе в подвал. Вчерашнюю встречу он заспал, забыл и удивился, когда некий человек ухватил его за рукав, развернул:
— Нет, ты не проходи… Не узнал, что ли?
— Ты мне не тычь, я тебе не Егор Кузьмич… — забормотал, вырываясь, бывший следователь. Вдруг замер, припоминая.
— А… Это ты вчера с ножом-то… Ну дак и пыряй прям сюда, чего стоишь… — он завозил пальцами, расстегивая пуговицы рубашки. Пришелец остановил его:
— Погоди, не спеши.
— Дело твое… Побегу я тогда. Надо мне…
— Похмелиться, гляжу, шукаешь?
— У тебя есть, что ли? — уставился на него Носов. — У меня бражка стояла маленько… да вот вышла вся. — Он залез в старую сумку, которую незнакомец держал в руках, и радостно, возбужденно засмеялся: — Ну пошли тогда, пошли скорее…
