«Какая глупость лезет в голову! Напряги извилины!»
Председатель местного отделения правой экстремистской партии выясняет, что его дочь помолвлена с чернокожим, который оказывается замечательным малым.
Франк Фрёлик покачал головой. «Может быть, я беспокоюсь потому, что сейчас речь идет обо мне? Неужели все дело в том, что у меня паранойя? А может, проблема в том, что ее братец сидел не за кражу кур или двоеженство?»
Он снова представил себе их разговор: «Элизабет, ты должна понять: я полицейский! Твой брат — главарь банды. Такие ребята, как он, терпеть не могут пустопорожней болтовни об общечеловеческих ценностях. Им поздно начинать жизнь заново, нюхая розы и слушая скрипки. Юнни и его дружки — закоренелые рецидивисты. Речь идет об организованной преступности!»
Фрёлик снова покачал головой. Как будто Элизабет не знает, какой у нее брат!
Но разве в брате корень проблемы? Пожалуй нет. Корень проблемы в том, что она до сих пор держала язык за зубами. Она знает, что он полицейский; она знала это с самого начала. Они и познакомились-то потому, что он полицейский. Ей давно следовало рассказать о своем братце!
Фрёлик оторопел от такого вывода. Ему показалось, будто он долго просидел под водой, задерживая дыхание, а потом вдруг вынырнул на поверхность. Вот с чего надо начинать. Элизабет молчала о своем брате, она ловко манипулировала им, умалчивала о важном, использовала его!
Решение пришло сразу.
Он умылся холодной чистой водой, вытер лицо бумажным полотенцем и вернулся к себе в кабинет. К этому времени уже пришел Гунарстранна.
— Ты какой-то бледный, Фрёлик, — заметил он. — Устал?
Фрёлик снял куртку с вешалки, накинул на плечи и направился к двери.
— Нет, просто чертовски надоела бумажная работа.
Гунарстранна посмотрел на него поверх очков:
— Расслабься! Скоро Рождество. А в канун Рождества какой-нибудь ревнивый сопляк наверняка отомстит своей подружке за то, что она наставила ему рога.
Сиплый, одышливый смех Гунарстранны слышался даже из коридора.
Когда Элизабет позвонила в следующий раз, он сразу ответил. Все сомнения тут же развеялись, как только он услышал ее ласковый голос с хрипотцой.
Она предложила пойти в кино. Он согласился. Они встретились у входа в кинотеатр «Сага». Первым делом отправились в «Бургер Кинг». Фрёлик взял бургер с беконом, Элизабет заказала молочный коктейль. Ванильный.
— Бургеры я ем только в «Макдоналдсе», — сообщила она, когда они сели за столик у окна, выходящего на улицу.
Кроме них, на втором этаже сидел только папаша с двумя дочками, размазывающими по себе кетчуп.
— Так, может, пойдем в «Макдоналдс»?
— Нет. Сейчас я хочу коктейль. Когда ты придешь ко мне в гости, я сделаю тебе банановый. Тебе понравится.
— Ты хочешь пригласить меня в гости?
Она вскинула на него удивленный взгляд:
— Почему бы и нет?
— В самом деле, почему бы и нет?
Молчание — неловкое молчание. А потом — как будто она прочла что-то у него на лице, как будто вдруг что-то сообразила:
— В чем дело?
— М-м-м?..
— Я ведь вижу: что-то не так. Ну-ка говори, в чем дело!
Фрёлик откусил бургер, который на вкус казался картонным. Но лучше набивать рот картоном, чем слететь с тормозов. И потом, он не знал, как лучше выразиться. Ему сразу же стало жарко и душно. Здесь ему не нравилось: воняло прогорклым маслом, воздух был спертый, стены холодные, а резкий свет придавал коже нездоровый оттенок и обесцвечивал глаза.
— Мне нужно кое о чем с тобой поговорить, — быстро сказал он.
— Подожди, — велела она.
— Ладно, — ответил он.
— Во-первых, я сама должна кое-что тебе рассказать. О моем брате.
Он затаил дыхание. «Неужели она умеет читать мысли?»
— О моем брате Юнни. Он…
Элизабет задумалась и принялась комкать салфетку. Тонкие пальцы складывали ее — вдвое, вчетверо. Она задумчиво смотрела в окно. Фрёлик услышал собственный голос:
— Что там с твоим братом?
Она прикусила губу.
— Мы с ним живем в одной квартире.
— Ну и что?
Она разорвала салфетку пополам.
— Юнни, он… в общем… он сидел.
Элизабет посмотрела на него в упор. Фрёлик не отвел взгляда. Вирус куда-то улетучился. Яд, который лишал его сил в ее присутствии, окружал толстой пеленой, отделял от остального мира, враз выветрился из организма. Ему показалось, будто он выбрался на волю из кокона. С него сияли неприятную, липкую смирительную рубашку. Дышать стало легче, сердце больше не колотилось громко, как барабан, в ушах не стучала кровь. Напротив него сидело хрупкое создание с сухими губами и сапфировыми глазами, которые упорно смотрели в сторону. Она как будто придумывала, как лучше выразиться. Совсем как на допросе, если допрашиваемые лгут. У лгунов точно так же пересыхают губы, и они то и дело их облизывают.
«Вот чего я все время жду — что она облизнет губы и выдаст мне первую ложь. Что такое творится у меня в голове?»
— Юнни всегда был задиристым и драчливым, но, кроме него, у меня никого нет. Он на четыре года старше. Он мой единственный брат, и не только. Как сказать? Он — центр моей Вселенной. А ты полицейский. Да, я понимаю, я должна была сразу сказать тебе, что мой брат сидел. Всего он провел за решеткой больше трех лет. Знаешь, достаточно Юнни пройтись по улице, и его могут арестовать сыщики в штатском. Только за то, что он их клиент. Старый знакомый, как говорят копы в сериалах. Но это не меняет дела. Юнни все равно остается моим братом, понимаешь? Я не могу разлюбить его только за то, что он мотал срок. Он мой единственный родственник. Мы всегда были вдвоем. Тебе понятно?
— Элизабет, что ты сейчас пытаешься мне сказать?
«Посмотри на меня! Посмотри мне в глаза!»
— Я пытаюсь сказать, что мой брат тебе, возможно, не понравится. Но это не значит, что я буду хуже к тебе относиться. И то, что ты полицейский, не имеет никакого значения. Кстати, Юнни сейчас ищет работу. Он хочет завязать.
— Юнни известно обо мне?
— М-м-м?..
«Она растерялась. Придумывает, что бы такое сказать. Тянет время».
Они услышали шорох и обернулись, радуясь небольшой передышке. По винтовой лестнице в конце зала загремели шаги. Фрёлик посмотрел в ту сторону. Кто-то поднимался на второй этаж. Фрёлик похолодел. К ним приближалась Лена Стигерсанн, его сослуживица. Она была не одна — пришла перекусить со своим приятелем-расистом. Пока Лена и ее дружок их не видели, потому что оба смотрели на свои подносы с едой. Лестница в пяти метрах. Скоро Лена поравняется с ними.
— Твоему брату известно обо мне?
— Вряд ли.
Как назло, Лена стала вертеть головой, выбирая столик получше. Пройдет несколько секунд, она узнает Франка Фрёлика, увидит, что он развлекается в обществе новой знакомой. Пройдет совсем немного времени, и об Элизабет будет знать все управление!
Элизабет обезоруживающе улыбнулась. Увидев, что он не улыбается в ответ, она посерьезнела, опустила голову и снова принялась комкать салфетку.
— Какое это имеет значение?
— Что?
— Юнни. Какое это имеет значение?
Лена Стигерсанн крикнула:
— Привет, Франк!
Игра окончена.
Фрёлик вскинул голову и притворился удивленным:
— Привет, Лена!
Элизабет не проронила ни звука.
Лена Стигерсанн, широко улыбаясь, шла к ним. За ней плелся ее идиот-приятель, тоже сотрудник полиции. Фрёлик знал, что приятель Лены работает под прикрытием. Ему по должности полагается знать о Юнни Фаремо. Возможно, он даже знает, что у Юнни имеется сестра. Теперь оба стояли у столика, за которым сидели они с Элизабет, и ждали. Элизабет сосредоточенно пила коктейль через соломинку.
Фрёлик откашлялся:
— Лена, познакомься. Это Элизабет.
Все посмотрели друг на друга, чувствуя неловкость ситуации. Натянуто улыбаясь, Лена сказала:
— Мы уже знакомы с Элизабет.
— В самом деле? — озадаченно спросила Элизабет.
Раньше, чем Лена успела произнести хоть слово, Фрёлик все вспомнил и поспешил объясниться:
— Вы виделись на Торггата, в магазине Бадира. Лена возглавляла операцию.
Элизабет принужденно улыбнулась:
— Там-то мы с Франком и познакомились.
Мысли Лены Стигерсанн отчетливо отражались у нее на лице. Фрёлик видел, как она соображает, делает выводы… Бросив на него многозначительный взгляд и вспомнив, что она детектив, а вовсе не милая женщина, которая повстречала в городе коллегу, Лена со своим спутником отошла, и вскоре они оказались вне пределов слышимости, в противоположной части зала, где с шумом отодвинули стулья от столика. Фрёлик оттолкнул недоеденный бургер. Сейчас ему противно было думать о еде.
