— Я не знаю, о ком вы говорите… — промямлил Веня. Максимов решил сделать вид, что поверил. Ему Бенина испуганная морда уже все подтвердила. Но пугать этого «шестеря» своей осведомленностью не стоило. Пусть сперва все озвучит.
— Ладно, — Произнес Кирилл Петрович, — не знаете, так не знаете.
Докладывайте дальше то, о чем вас просили.
— Дело в том, что вчера почти так же неожиданно, как и ваша дочь, сменили место своего пребывания еще два человека. Мне их имена неизвестны, естественно, но их хорошие знакомые почему-то убеждены, что вы можете помочь этим двум людям вернуться. И тем самым, конечно/поможете возвратиться домой Маше и Жене.
— Понятия не имею, о ком идет речь, — заявил Максимов. — Я в основном занимаюсь торговыми операциями. Может, вам следовало в милицию обратиться?
— Еще раз замечу, — виновато произнес Веня, — я только передаю то, что мне сказали. Наверно, у этих людей были основания для того, чтоб обратиться к вам. Конечно, они просили, чтоб вы как можно скорее отреагировали на мое сообщение. Их очень устроило бы, если б все урегулировалось в течение этой недели. Они просили передать, что с вашей дочерью и внуком обращаются очень вежливо и корректно. Наверно, излишне напоминать, что если за упомянутую неделю соглашение не будет достигнуто, то обращение может измениться. — Скажите, Вениамин, — криво усмехнулся Максимов, хотя ему, вообще-то, было невесело, — вы случайно не Институт международных отношений заканчивали? У вас в речи некие дипломатические нотки проскальзывают.
— Я областной институт культуры закончил, — признало Веня, — по специальности руководитель хорового коллектива. А нынешняя жизнь — она быстро дипломатии учит… — У вас все? — спросил Максимов.
— Практически все, — кивнул Веня, — за исключением еще двух пунктов.
Люди, которые послали меня, просили вас предупредить, чтобы вы воздерживались от всяких односторонни действий. Это может негативно сказаться на положении Маши и Жени. Ну, и последнее. Поскольку вам, наверно, нужно будет с кем-то проконсультироваться, навести справки и так далее, то ответа от вас ждут завтра, в 18.00. Позвоните 77-55-33 — запомнить легко. Телефон сотовый, нигде не зарегистрирован и вообще как бы не существует. Условитесь о месте и времени следующей встречи. Но уже не со мной, естественно, а с более компетентными людьми. На этом деловая часть нашей беседы завершена. Можем поужинать…
— Благодарю вас, — сказал Кирилл Петрович, — но, к сожалению, я не голоден. Могу возместить вам расходы и откланяться.
— Насчет расходов можете не беспокоиться. Я никак не пострадаю материально. Жалко, если все эти блюда пропадут…
— Пригласите любимую девушку! — процедил Максимов и вышел.
В нескольких десятках километров от Москвы, посреди невысоких лесистых холмов, прятался некий поселок, внешне очень похожий на дачный. Разумеется, не на тот, где живут шестисоточники, посвящающие весну, лето и осень трудам по выращиванию фруктов, овощей и корнеплодов, а на элитный, то есть окруженный солидным внешним забором и охраняемый не хуже, чем стратегическая база.
Когда-то, на заре российской демократии, «борцы с привилегиями» жутко шипели на коммунистов по поводу того, что они, провозглашающие с трибун «Мир, труд, свобода, равенство и братство всех народов», живут себе припеваючи за этими заборами, под охраной кагэбэшных церберов из 9-го управления. И это в то время, как народ выстаивает очереди за водкой и колбасой! Потом, когда демократия — правда, при отчаянной поддержке генсека ЦК КПСС! — одержала победу над недостроенным коммунизмом, визг по поводу привилегий мигом прекратился.
Демократы стали поспешно переселяться в элитные поселки, окруженные все теми же заборами и охраняемые все теми же церберами. Возможно, потому, что очередей за водкой и колбасой не стало, равно как и денег у трудящихся. Поскольку популярность демократов по причине многочисленных «пирамидальных» надувательств и регулярных невыплат жалованья резко упала, ездить вместе с народом на трамваях и «Жигулях» они перестали, и жить в коммуналках и «хрущобах» им тоже стало неудобно. Опять же люди большого бизнеса вовсе не хотели разделить судьбу тех своих мелких и средних коллег, которых периодически отстреливали в подъездах и на выходе из бань, взрывали в автомобилях и тем или иным образом мочили в сортирах. Так что число этих элитных поселков, удаленных не только от широких масс и нецивилизованного криминала, но и от экологически вредных городов, за годы демократии сильно выросло.
Впрочем, к данному конкретному поселку все выше сказанное относилось в меньшей степени. По своей сущности он был гораздо ближе к таким широкоизвестным ныне закрытым городам, как «Арзамас-16», «Челябинск-40», «Красноярск-70» и так далее. Никаких бомб тут, правда, не собирали, зарядов для них никто не держал и даже радиоактивных отходов не хранили. Спутники американского АНБ, регулярно пролетавшие над этой точкой, ничего такого не регистрировали. Они не фиксировали также запусков ракет, зондов, взлетов и посадок каких-либо аппаратов нового поколения, хотя при данном поселке имелась вертолетная площадка, откуда время от времени взлетали относительно старые «Ми-2» и «Ми-8».
По всем официальным и неофициальным данным здесь находился Центр трансцендентных методов обучения, сокращенно — ЦТМО, где разрабатывались методики сверхускоренного обучения различным наукам: иностранным языкам, программированию, истории, политологии и так далее. Хотя с точки зрения классической науки название сего заведения представляло полную ахинею, ибо «трансцендентное», согласно философии Иммануила Канта из города Калининграда, представляет собой нечто, не поддающееся познанию, а следовательно, то, с помощью чего никак нельзя чему-либо обучать, ЦТМО успешно функционировал и приносил, должно быть, немалые доходы своим сотрудникам. Центр не входил в систему-j РАН или какой-либо иной академии и являлся сугубо частной организацией. Здесь никогда не было проблем с недостатком финансирования, «утечкой мозгов» за рубеж, которыми нынче «славится» российская наука.
Примерно в то время, когда господин Максимов вел переговоры с Веней в ресторане «Маргарита», рабочий день в ЦТМО тоже подходил к концу. Большая часть сотрудников покидала учреждение и расходилась по домам. Однако, строго говоря, рабочий день в Центре не кончался никогда. В некоторых отделах, секторах и группах велись посменные круглосуточные исследования, и в то самое время, когда одни сотрудники, усталые, но довольные возвращались в родные дома, другие заступали на ночную смену. Кроме того, у многих, особенно у руководящего персонала ЦТМО, домашний отдых мог быть в любое время прерван внезапным звонком с работы. Увы, хорошая и обеспеченная жизнь заставляла мириться с некоторыми неудобствами.
Итак, формально рабочий день завершался. Казалось бы, уж кому-кому, а директору ЦТМО профессору Сергею Сергеевичу Баринову никто не мог запретить покинуть рабочее место. В отличие от других директоров, он мог не беспокоиться, что его вдруг потревожит какой-нибудь министр или президент академии и потребует срочно отчитаться о выполнении программы исследований. Точно так же можно было не бояться звонка из Минфина, ибо ни копеечки из госбюджета Центр не расходовал.
Министр по налогам и сборам, правда, возможно, мог побеспокоить но почему-то этого не делал. Налоговая полиция предпочитала устраивать свои «маски-шоу» подальше от стен ЦТМО. Возможно, дабы избежать неоправданных потерь в живой силе и технике ибо служба безопасности Центра была вполне способна отразить несанкционированный наезд мотострелкового и лаже воздушно-десантного батальона со штатной техникой и вооружением. Так что господин профессор мог бы преспокойно уйти домой, поужинать и наслаждаться благоуханием летнего вечера во дворе своего трехэтажного особняка. Все-таки 62 года — это возраст, когда надо избегать перегрузок.
Однако Сергей Сергеевич все еще находился на работе. В его кабинет прибыл начальник СБ Центра, бывший полковник 7-го ГУ КГБ, Владимир Николаевич Комаров. И вовсе не с тем, чтоб доложить о том, что никаких происшествий не случилось. Правда, на самой территории ЦТМО и впрямь ничего существенного не произошло, но, как ни странно, профессора очень беспокоили события, которые вроде бы не имели прямого отношения к подведомственной ему научной епархии.
— Ну, и что же ты выяснил, Николаич? — спокойно спросил Баринов, поглаживая седеющую бороду. Комаров знал, что сие свидетельствует о некоем внутреннем волнении шефа.
— Общая картина такая. Примерно в час тридцать Климкова с ребенком в сопровождении Степана Талицкого и собаки Альмы вернулась домой с прогулки.
Галина Теребенько за пять-десять минут до этого пошла за покупками. Через двадцать минут к подъезду подъехала «Скорая помощь», из которой вышли женщина-врач и два санитара. Консьерж Рысаков Егор, следуя инструкции, спросил, как говорится, «куда и к кому». Врач доложила, что прибыла по вызову из 32-й квартиры к Семеновой Антонине Ильиничне. Навстречу им из 32-й квартиры спустилась гражданка, известная Рысакову как Семенова Ольга Николаевна, дочь тонины Ильиничны. Семенова Ольга работала у владельца 32-й квартиры бизнесмена Панина Сергея Ивановича в качестве домработницы с проживанием, но, естественно, в квартире прописана не была. Панин в данный момент находится с семейством на Кипре. С его разрешения Семенова поселила в квартиру больную мать. Это произошло две недели назад, а младшая Семенова в доме за месяц до этого — прошу запомнить.
