- Может, промахнулись, - подал голос кто-то из оперативников. - Хотели актера убить, но ошиблись или обознались.
- Резонно, - кивнул Афанасьев. - Именно поэтому нам необходимо подключиться к работе. Каменская, возьмешь это на себя. Свяжись с РУБОПом, пусть проверят убитого на причастность к какой-нибудь группировке. Если это обычная разборка, тогда они сами будут этим заниматься. Телевизионная версия остается за нами.
Настя мысленно поморщилась, она все еще не привыкла к манере нового начальника всем "тыкать". Одно дело - Гордеев, который своих подчиненных называл на "ты", и совсем другое - Афоня. Хотя почему другое? Логичного объяснения у нее не было. Почему Гордееву можно, а Афоне нельзя?
- Просто ты его не любишь, - засмеялся Коротков в oтвет на ее в очередной раз озвученное недоумение. - И все, что он делает или говорит, кажется тебе неправильным. Слушай, у тебя пирожков не осталось?
Настя молча вынула из сумки пакет с пирожками и положила на стол:
- Ешь, солнце мое незаходящее, а то я на них уже смотреть не могу. И все равно у меня просто зуд какой-то критиковать Афоню.
- Ну-ну, давай, - подбодрил ее Юра, засовывая рассыпающийся пирожок целиком в рот. - А я послушаю.
- Вот зачем, например, он велел мне сделать запрос в РУБОП? Он что, считает, что на земле все полные идиоты? Ты мне еще вчера сказал, что есть информация о причастности убитого к сокольнической группировке, значит, ребята с территории первым делом этим вопросом поинтересовались. А Афоня считает, что только здесь, на Петровке, сидят люди, которые что-то понимают в раскрытии преступлений. Терпеть не могу этот высокомерный снобизм!
- Подруга, ты и права и не права одновременно. То, что я тебе вчера сказал, было неофициальной и непроверенной информацией, которая пришла ко мне вовсе не из РУБОПа. Но с другой стороны, опера, которые выехали на труп, этот вопрос обсуждали и запрос посылать действительно собирались. Может, даже уже и ответ получили. Так что не кручинься раньше времени, сейчас позвоним ребятам в Сокольники и все узнаем. Если окажется, что это была банальная разборка, можешь вздохнуть свободно.
- А как же жена сценариста? Ты говорил, она пропала.
- Ну и что? - Коротков пожал плечами и потянулся за очередным пирожком. Пропала и пропала. Может, она оказалась свидетелем, видела, кто и почему убил водителя, и ее забрали с места убийства, чтобы потом решить, как с ней поступить. Все равно на версию о разборке это не влияет. Ты слышала, что Афоня сказал? Ты подключаешься только в том случае, если это была не разборка. А если окажется, что это сокольнические между собой или с кем-то другим отношения выясняли, то пусть на территории разматывают.
Слова Короткова прозвучали для Насти хоть и утешением, но слабым. В убийстве водителя Теймураза Инджия она видела ничего для себя интересного. Вот если бы это был маньяк, само существование которого ежечасно и ежеминутно создавало угрозу для жизни новой жертвы - тогда другое лело. Тогда необходимо напрягать все силы, физические и умственные, чтобы спасти те жизни, которые еще можно спасти. А тут... "Что со мной? - испуганно одернула себя Настя. - Я никогда раньше так не думала. Раньше для меня любое убийство было преступлением, которое просто необходимо раскрыть. Любой ценой. Любыми усилиями. Неужели я настолько очерствела, что стала относиться к трупам людей как к сухим фактам, которые лично ко мне не имеют ни малейшего отношения? Или дело в Афоне? Мне не нравится новый начальник, поэтому я охладела к своей работе. Чисто бабский подход к делу. Кажется, прежде мне это было не свойственно. Старею, что ли? Человека убили, а я думаю только о том, как бы увернуться от работы по раскрытию преступления".
- Юра, может, мне пора уходить? - внезапно спросила она.
- Куда? - Коротков машинально посмотрел на часы, и Насте стало понятно, что он воспринял ее вопрос буквально: назначена деловая встреча, на которую она не хотела бы опаздывать.
- Вообще. Из розыска, - неуверенно пояснила она. - Без Колобка мне здесь нечего делать. Моя аналитическая работа теперь никому не нужна, а все остальное я делаю плохо.
- Не дури, - строго произнес Юра. - Ты все умеешь и все прекрасно делаешь. За последние пять лет мы с тобой на эту тему ругаемся с завидной регулярностью. Лучше бы ты мне пирожки пекла с такой же частотой, с какой высказываешь эти бредовые мысли. Толку больше было бы.
- Юра, я...
- Ничего не хочу слушать, - резко оборвал ее Коротков. Потом поднял на Настю полные тоски глаза: - Ася, я тебя прошу. Пожалуйста. Колька Селуянов ушел. Игорь Лесников ушел. Доценко женился и тоже поговаривает о переходе куда-нибудь, где побольше платят, ему теперь семью содержaть надо, там, насколько я понял, уже ребеночек на подходе. В отделе один молодняк, мы с тобой единственные, к проработал здесь больше десяти лет. Да и молодняк такой что надежды мало, тоже все на сторону посматривает. За последние годы у нас больше полутора лет ни один опер не продержался, только-только начинает хоть что-то понимать в работе - и сбегает. Приходит новенький, которого мы начинаем учить, а он тоже уходит. И так без конца. Ася, пожалуйста. Ну хочешь, я на колени встану?
Настя его понимала. Каково это - быть заместителем начальника отдела, когда у тебя в подчинении нет ни одного сотрудника, на которого можно было бы полностью положиться, одни молодые неумехи, которые мало что знают и знать больше не стремятся, ибо не видят на этой работе своего будущего? Игорь Лесников ушел на повышение, в Главное управление уголовного розыска министерства. Колю Селуянова переманили в окружное управление замом по розыск Ребят можно понять, им расти надо, подполковниками стaновиться, потом полковниками. Это Насте так повезло, что она на майорской должности сидит в звании подполковника но и то только потому, что она на целый год уходила в главк Заточному, где и получила очередное звание, а потом вернулась на Петровку с двумя большими звездами на погонах и заняла прежнее место. И хоть до самой пенсии просидит он на этой должности, полковником никогда не станет, потому как "потолок" у старшего оперуполномоченного - майор, ни миллиметром выше. Просто она не очень честолюбива и ради звания полковника милиции в лепешку расшибаться не'собирается. А Игорь и Коля - нормальные мужики, их такое "болотное" состояние не устроит. У Мишеньки Доценко тоже свои комплексы, женился на Ирочке Миловановой, и все бы ничего, но у Ирочки есть весьма состоятельная родственница, она же следователь Татьяна Образцова, она же жена хорошо зарабатывающего частного детектива Владика Стасова, она же известная писательница Татьяна Томилина, получающая за свои книжки очень приличные гонорары. Ирочка привыкла жить, не считая денег, а Татьяна привыкла ее содержать. И для Миши совершенно неожиданно оказалась невыносимой ситуация, при которой Татьяна и Стасов постонно помогают им деньгами. Он сам должен содержать свою семью. А на одну милицейскую зарплату не очень-то получается содержать неработающую жену с ребенком, старенькую маму с грошовой пенсией и себя, молодого сильного мужика как минимум трижды в день испытывающего здоровое чувство голода. Вот и получилось, что сколоченный и обученный Колобком-Гордеевым костяк стал постепенно разваливаться, рассыпаться на кусочки. Как Настины вчерашние пирожки... Они с Юркой одни остались.
- Юр, а давай вместе уйдем, а? - предложила она. - Я все понимаю, я тебя здесь одного не брошу, даю слово. Но с другой стороны, зачем тебе оставаться с Афоней? И меня привязываешь, и сам мучаешься. Хочешь, я поговорю с Заточным? Наверняка у него найдется место для нас обоих.
- Аська, ты в облаках витаешь, - грустно усмехнулся Коротков. - Ну какой Заточный? Ты что, забыла, что у нас новый министр? Он пока еще своих замов перетряхивает, а как с назначением новых заместителей все уляжется, эти заместители начнут менять начальников главков. И где тогда окажется твой Заточный?
- Тоже верно, - вздохнула Настя, - я об этом как-то не подумала. Но в принципе-то ты готов уйти?
- Честно?
- Честно.
- Если честно - нет. Ася, я не мальчик, мне скоро пятьдесят стукнет...
- Еще не скоро, - с улыбкой перебила его Настя.
- Скорее, чем хотелось бы. У меня тридцать лет выслуги. Ты понимаешь, что это такое - тридцать лет службы? Как поступил после десятого класса в Омскую школу милиции, так и служу в ментовке. Много чего повидал, много чего умею. Я любил и продолжаю, как идиот, любить свою работу. я родился для нее, я в нее вошел, как в хорошо сшитый костюм влез - мне удобно, комфортно, не жмет, не тянет. У меня два ранения, восемнадцать выговоров и хренова туча благодарностей и прочих поощрений. И что, на исходе пятого десятка признать, что прожил жизнь неправильно? Что люто, чего не нужно было любить? Что много лет с потом и кровью учился, нарабатывал профессионализм и теперь умею то, что никому не нужно и никем не востребовано? Пойми, Аська, розыск - это моя жизнь. И другой у меня не будет. Во всяком случае, я не хочу, чтоб была. Мне не нужна никакая другая жизнь и другая работа. Поэтому я прошу: не уходи, помоги мне. Если можешь, конечно.
