Вито Корлеоне выслушал рассказ Назорини с сомнением. Выходило, что закон просто поощрял подобный грабеж, Сам мебельный торговец продолжал жить в собственном доме в собственном имении в Лонг-Айленде, продолжал разъезжать в шикарном автомобиле, а его дети по-прежнему посещали дорогой колледж. Как же он смеет отнимать триста долларов у бедняка Назорини? В любом случае мебель, за которую уплачено, он должен был отдать владельцу.
Вито Корлеоне распорядился через Дженко Аббандандо, чтобы адвокаты его оливковой фирмы проверили, как в действительности обстоят дела. Все подтвердилось: состояние и имущество коварный мебельщик записал на имя жены, поэтому сейчас, когда дела подлежали ликвидации, сам он оставался в стороне и личной ответственности перед кредиторами не нес, за все расплачивалась корпорация. Он знал уже, конечно, что берет деньги у Назорини будучи на грани банкротства, этот грех на его совести, но не он первый, не он последний, так многие поступают. Закон здесь бессилен, помочь Назорини нечем.
Пришлось обходиться без помощи закона. Дон направил к обанкротившемуся мебельному торговцу своего советника Дженко Аббандандо и, как и следовало ожидать, долго уговаривать вернуть Назорини мебель не пришлось. Хитрый коммерсант с первых же слов осознал, что от него требуется, и позаботился, чтобы пекарь получил свою мебель в лучшем виде.
А Вито Корлеоне тоже получил свое в этой истории — еще один жизненный урок, полезный и занимательный.
Второй урок стал еще более поучительным, во всяком случае, Вито Корлеоне не раз обращался к нему впоследствии. В 1939 году дон наконец решил переселиться за пределы города. Как хороший отец, он думал о том, чтобы дети посещали приличную школу и росли в подходящей общественной среде. Самому дону тоже было предпочтительнее поселиться в пригороде, чтобы меньше бросаться в глаза и не давать поводов слухам, которые, подобно степному пожару, стремительно распространяются в густонаселенных городских районах. На новом месте репутация торговца оливковым маслом не омрачилась никакими домыслами. Он купил небольшой участок на Лонг-Бич. В то время там стояло лишь четыре дома, недавно выстроенных, но было много места для будущей застройки.
Санни был уже помолвлен с Сандрой, так что один из четырех особняков предназначался ему в качестве свадебного подарка. Второй дом занял сам дон, в третьем поселился Дженко Аббандандо со своим семейством. Четвертый дом до поры оставался пустым.
Дон только-только начал обживаться в новом особняке — неделя прошла после вселения, — как на площадку между домами в Лонг-Бич въехал грузовик с тремя молодцами в рабочих комбинезонах. Они назвались городской пожарной инспекцией, и телохранитель пропустил приехавших к отопительным приборам на нижнем этаже здания.
Дон с супругой и Санни как раз прогуливались по саду, дыша солоноватым приморским воздухом и отдыхая, когда телохранитель, впустивший в дом рабочих, пришел позвать хозяина. Вито Корлеоне с неудовольствием пошел на зов. Он увидел, что гости, все трое — здоровенные парни, один к одному, развалили отопление и плиту в кухне, раскидав беспорядочно части агрегатов по цементному полу, а сами стоят, в предвкушении разговора с хозяином. Старший из инспекторов, самый мощный на вид, заговорил хрипловатым, не допускающим возражений голосом:
— У вас здесь не все в порядке. Если хотите, можем починить. Это вам станет в сто пятьдесят долларов, включая техосмотр, — он вытащил из кармана и показал дону красную картонную карточку. — Прикрепим эту штуку вам на плиту, чтобы никто больше не беспокоил. Сговорились, папаша?
Дона ситуация позабавила. Последнюю неделю он в основном занимался устройством на новом месте, и бытовые хлопоты отвлекли его от обычной жизни.
Обращаясь к старшему из инспекторов — или кем уж они там были? — Вито Корлеоне нарочито усилил итальянский акцент, давно уже почти сгладившийся в его английской речи:
— А если я не заплачу, что будет с отоплением в доме?
— Ничего, — пожал плечами тот, что постарше, — оставим все, как есть, и уедем, — он широким жестом указал на развороченную плиту и раскиданные металлические детали.
Дон не стал возмущаться.
— Вам придется чуть-чуть обождать, пока я расплачусь, — сказал он спокойно и вернулся в сад.
— Санни, — окликнул он сына, — там какие-то парни докапываются до нашего отопления. Что-то я не разберусь, чего им надо. Ты бы пообщался да выяснил все толком.
Он скорее шутил, чем всерьез распоряжался, но и в этой шутке имелась толика смысла. Уж если Санни и впрямь войдет в дело на правах заместителя дона, надо проверить его на разных уровнях.
Метод, которым воспользовался Санни, не совсем был в духе Вито Корлеоне — очень уж прямолинейно, без традиционного сицилийского изящества. Получив задание отца, Санни ограничился несколькими вопросами к незваным гостям, а затем, не мудрствуя лукаво, наставил пистолет на всех троих и приказал ребятам из охраны поучить «инспекторов» уму-разуму. Получив причитающиеся им тумаки, инспекторы стали на редкость сговорчивыми, в кратчайшие сроки свинтили плиту и отопительные приборы, установили их по местам и даже прибрали за собой под бдительным присмотром телохранителей.
Когда порядок в кухне был восстановлен, Санни собственноручно обыскал пришельцев, выяснил, что они действительно работают в инспекции пожарной безопасности, но в фирме, относящейся к графству Суффолк. Санни поинтересовался, кто владелец фирмы, а затем вышвырнул троицу из дома, порекомендовав напоследок:
— Упаси вас бог еще когда-нибудь попасться мне на глаза в Лонг-Бич! А не то поотрываю все, что отрывается, и поменяю местами, можете в этом не сомневаться.
Более того, Сантино, желая довести дело до логического конца, связался с владельцами компании в Суффолке и предупредил о недобросовестности служащих. В ту пору в Санни еще не проснулась его жесткость и он распространял благодеяния шире, чем было необходимо. Впрочем, для городка, где поселилось семейство Корлеоне, уже само их появление стало фактом положительным. У семейства немедленно наладились деловые контакты с местной полицией, а поскольку дон оказался наиболее информированным человеком обо всех происшествиях на Лонг-Бич, местным хулиганам и гангстерам пришлось ретироваться. Не прошло и года, как преступность в Лонг-Бич упала до нуля и городок стал одним из самых спокойных в Соединенных Штатах. Ворам в законе и налетчикам достаточно было совершить всего лишь одну вылазку в этом районе, как их предупреждали о последствиях. Если же кто-нибудь оставался глух к предупреждению и решался на вторую попытку, этого человека больше не видели нигде. Мелкие жулики и вымогатели, вроде пожарных инспекторов, тоже вежливо предупреждались, что их появление на Лонг-Бич нежелательно. Наиболее дурковатые из них, не реагирующие на добрый совет, попадали в лапы костоломов. Местные подростки, проживающие в Лонг-Бич под родительским кровом, но тяготеющие к правонарушениям, получали отеческий совет вести себя прилично или покинуть пределы городка.
Лонг-Бич вскоре мог претендовать на звание образцового города.
Что больше всего удивляло Вито Корлеоне, так это мера справедливости, которая в окружающем мире оставалась еще более сомнительной, чем в созданном им самим мирке. Он ясно видел, что в большом мире, все еще закрытом для него, с порядком дело обстоит ничуть не лучше, и понимал, что его таланты и знания могли бы пригодиться, если бы оказались востребованными, когда он только вступал в жизнь честным итальянским пареньком из овощной лавки. Но тогда никто не помог ему занять достойное место в мире, а сейчас все было в его собственных руках. Теперь он сам поступал, как считал нужным, и мог занимать любое положение, какое приглянулось бы. Какое он счел бы достаточно престижным для себя.
Он выбрал Лонг-Бич и спокойно и комфортно жил-поживал в собственном доме на собственной земле, понемножку расширяя и укрепляя границы своей державы, пока не закончилась вторая мировая война, а с нею — мир в пределах владений пяти нью-йоркских Семей, вовлеченных в очередную междоусобицу турком Солоццо, и пока он сам, дон Вито Корлеоне, не оказался прикованным к больничной постели пятью бандитскими выстрелами.
Как и в любом другом провинциальном городке, в Нью-Гемпшире ни одно сколько-нибудь из ряда вон событие не может остаться незамеченным: обязательно углядят многочисленные домашние хозяйки, затаившиеся за своими окнами, или любопытные лавочники, словно из-под земли вырастающие в нужный момент на порогах собственных владений. Поэтому едва лишь появился черный автомобиль с нью-йоркскими знаками и направился к дому Адамсов, об этом знала вся улица, а может, и весь городишко.
