У Варяга хватило бы авторитета превратить быков Ореха в жалких дворняжек. При особом старании он мог даже Мишку затолкать под нары, подведя его под крупный косяк, как это делали иные блатные, расправляясь со строптивыми зэками. Но он обязан был выбирать такой путь, чтобы впоследствии ни один блатной не смог упрекнуть его в недозволенных действиях.
Поразмыслив, Варяг решил вызвать Ореха на откровенный разговор. А почему бы в принципе не поболтать двум ворам, глядишь, до чего-нибудь и докумекались бы…
Орех предложил встретиться в бане — тихом, уютном домике. Выложена банька была из огромных сосновых бревен, которые с успехом подошли бы для постройки океанского корабля. Оставалось только гадать, каким это образом они попали в тундру, где, кроме карликовой березы, росли еще лишайники. Баня была главной гордостью Ореха, она свидетельствовала о том, что смотрящий может не только гонять по локалке петухов, но и заботиться о братве. Слава об этой бане разошлась так далеко, что париться сюда приезжало даже областное тюремное начальство. Орех любил баню и проводил на ее жарких полках немало часов, твердо уверовав в то, что вместе с потом из его пор выходят и давние грехи. Возможно, поэтому, вопреки воровской традиции, он не носил на шее креста, ни разу не исповедался, а в своей каморке вместо икон развесил на стенах картинки с голыми бабами.
Подпаханники Ореха и Варяга мирно толковали у порога бани, пока законные, закрывшись в парилке, помахивали над распаренными телами пахучими дубовыми вениками.
Жар был отменно крепок. Варяг не раз задавался вопросом: почему на зоне так любят горячий парок. Владислав чувствовал себя так, как если бы он забрался в топку паровоза. Он не был большим любителем бани, но сейчас решил не отставать от Ореха и залез под самый потолок, где воздух был настолько раскален, что невозможно было дышать. Орех, привыкший к пару этой бани, с усмешкой поглядывал на Варяга, дожидаясь, когда тот спустится пониже, но Владислав знал, что скорее сварится на горячих полках вкрутую, чем даст повод Мишке позлословить. Кроме того, он считал, что большие поражения всегда начинаются с маленьких потерь. Варяг же непременно хотел выиграть эту битву. Он даже не пожелал остудить разгоряченное тело холодной водой, а с интересом прислушивался к себе, чувствуя, как отмирает кожа.
— Хорошая у меня баня! — не без гордости произнес Орех и плеснул ковш воды на аккуратно уложенные голыши. Камни протестующе зашипели, а в воздухе запахло мятой. — А дух-то какой! — Он вынырнул из клубов пара. — Сказали мне мужики, дескать, трудно без бани, так я в лепешку разбился, малявы во все концы Урала разослал и бревна нашел какие надо! Врать не буду — баня моя удалась, где я только не парился, а чтобы жар держался так долго, как здесь, не встречал! Да она лучшая за тысячи километров вокруг! Зарубку кладу, не вру! — хвастался Орех. — Ведь не для себя старался, а для мужиков. И без того тянуть срок в этих похабных местах не в радость, а тут хоть какая-никакая, а отдушина имеется.
Варяг подумал, что Ореху хотелось выглядеть этаким добрым помещиком, пекущимся о благе крепостных крестьян.
На самом деле «заботливый» Мишка установил такой порядок: каждый зэк должен был отчислять на общак десятую часть заработанных денег. Он обложил данью всех картежников, всех спорщиков и посягнул даже на деньги мужиков, что в иных правильных зонах посчитали бы за полнейший беспредел. Но Мишка ссылался на решение регионального смотрящего, по чьей маляве собирались гроши. Однако ходили разговоры, что в центральную кассу от его колонии не поступило даже рубля. Варяг решил, что наступило самое время, чтобы напомнить ему об этом.
— Баня у тебя действительно крепкая, Миша, — качнул головой Владислав. — А вот мне хотелось бы узнать, куда деваются башли, которые ты выколачиваешь из мужиков под предлогом общака?
Даже за густым паром было видно, как Орех нахмурился — на его узком лбу собрались мелкие складки, а вокруг рта обозначились две глубокие морщины. Братва приговаривала на смерть и за меньшие провинности. И если участь его уже решена, то, возможно, в предбанничке ссученного вора дожидаются два человечка, которые без особого шума затянут у него на шее длинное махровое полотенце.
— О чем ты говоришь, Варяг? Все деньги я переправляю в общак, а если курьеры берут себе на дорогу больше положенного, так это с них нужно и спрашивать. Если и можно меня в чем-то упрекнуть, так это в том, что я слишком доверяю людям.
Но два дня назад Варяг получил маляву, в которой были описаны «подвиги» курьеров регионального сходняка. Забрав у Ореха «капусту», они ринулись в первый подвернувшийся ресторан и стали швыряться там деньжатами, как будто это были конфетные фантики. На ночь они приволокли в гостиницу с десяток шалав и устроили в своих номерах такой бедлам, по сравнению с которым распутство городов Содома и Гоморры казалось всего лишь детскими шалостями.
Загул курьеров не остался безнаказанным. Смотрящий региона велел изловить «шальных» и вытрясти из них всю правду. Расколоть их оказалось просто — курьеров достаточно было посадить на ночь в свежевырытую могилу и закопать по шею, чтобы они без утайки поведали не только о собственных подвигах, но и о хитростях самого Ореха. И получилась весьма неприглядная картина: больше половины собранных денег Орешин каждый раз оставлял себе, хотя постоянно твердил о том, что часть общака уходит на подкуп администрации и на «дорогу».
— Твои слова напоминают мне байку о девке, что доверилась прохожему, да сама не заметила, как стала бабой. Не так уж ты наивен, как хочешь показаться! — ехидно заметил Владислав.
— Ты меня за свисток не дергай, Варяг! Мне бы очень не хотелось, чтобы отсюда мы вышли врагами. Мне трудно тягаться с твоим авторитетом, ты — смотрящий по России, знаменитый вор, но хозяин в колонии я, и мое слово — указ для всех… включая и тебя! — жестко отрезал Орех.
Он взял ковшик и снова плеснул воду на раскаленные голыши. Варяг почувствовал, как кожу обожгло жаром, и ему потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы не вскочить с раскаленных досок. Похоже, Мишка зазвал его в парную для того, чтобы убить жаром: можно было догадаться, с какими насмешками «шестерки» смотрящего колонии вытащат из баньки его голый обваренный труп.
— Я ценю твою выдержку, Орех. Вижу, что ты сторонник не только крепких бань, но еще и спокойных бесед, а поэтому расставим все точки над «и». Отпрессуем по всем вопросам, чтобы между нами было полнейшее взаимопонимание. Первое, что хочу тебе сказать, — я не допущу того, чтобы эта зона из сучьей переродилась в еще более сучью. Второе, мне очень не нравится беспредел, который процветает на кичеване.
— Что ты имеешь в виду, Варяг?
— Не гони гусей, Орех, очень многое. Первое, ты не должен обижать мужиков и на радость администрации вытягивать из них все жилы. Им и без того достается — они вкалывают, выдают по три нормы, их давят «дубаки», а тут еще и ты наседаешь на них со своими «шестерками».
— Варяг…
— Это еще не все. Ты понапрасну обижаешь петухов. Да, это самая гнилая масть, не буду с тобой спорить о том, что дальше порога их пускать не следует и самое подходящее для них место — крышка параши. Но ты забываешь, что они тоже зэки и тюрьма для них тоже мать. Ты, как смотрящий, должен и о них заботиться. Ты ведь отец для всех зэков! Не случайно смотрящего на зоне называют паханом. Пускай петухи не самые любимые твои сыновья, но слова утешения ты обязан найти и для них. Ты же, вместо того чтобы наводить порядок у себя на зоне, начал с того, что душишь целые масти!
— Варяг, я уже вышел из того возраста, когда большие дяди грозили мне пальчиком и делали замечания. Я сам, как ты выразился, папаша, так что советы свои оставь при себе, а в свои дела я тебе вмешиваться не дам. А что касается петухов, то я им еще устрою петушиные бои, — расхохотался Орех и, вылив на себя таз холодной воды, произнес: — Жарко здесь. Пойду. Видно, придется тебе париться в одиночестве. А напоследок хочу тебе сказать: я здесь выбран сходняком, только сходняк вправе меня и разжаловать. — И, стараясь не поскользнуться на мокрых ступенях, Орех стал медленно спускаться вниз.
Во всю спину Мишки был наколот огромный пятиглавый собор — некое тюремное пижонство. — Остановив свой взгляд на звездчатых маковках, Варяг негромко произнес:
— Сходняк послал тебя сюда сидельцем, а как ты до пахана вдруг вырос, это надо еще проверить. — Владислав увидел, как при этих словах напряглась спина Ореха. — Ты забываешь о том, что российский сходняк дал мне особые полномочия. Ты был на этом сходе… И по своему усмотрению я могу разжаловать любого смотрящего.
Орех резко обернулся. Рот его скривился в усмешке, обнажив золотую фиксу.
— Ты мне угрожаешь? Да здесь твое слово значит куда меньше, чем приказ какого-нибудь красноперого первогодка!
