Они повернули на восток, к мосту, и в этот момент снова полил дождь. Всё утро тёмные тучи собирались в небе и, наконец, разверзлись прямо над головами; по небу прокатился раскат грома. Далеко на юге над холмами, подёрнутыми дымкой, светило солнце, а здесь небо с каждой минутой темнело, и дождь лил всё сильнее. Шарп понимал, как трудно будет стрелять под таким ливнем, но молчал. Они замёрзли, настроение было подавленное, французы уходили, и Кристофер мог уже переправиться через Мисареллу и быть на пути в Испанию.
Слева от них на расстоянии полумили по извилинам поросшей травой дороге уходили в холмы, за которыми протянулась граница Португалии, драгуны и пехота, но до скалы, которую высмотрел Шарп, ещё нужно было добраться. Джавали уже достиг её вершины и предупредил остатки ополченцев, которые залегли между камней в зарослях папоротников, что приближающиеся к ним одетые в форму люди — друзья. Португальцы, чьи мушкеты под проливным дождём были бесполезны, ограничились тем, что швыряли с восточного склона камни, но для потока французов, движущихся по узкому мосту через Мисареллу, это было как комариные укусы.
Не обращая внимания на приветствовавших его ополченцев, Шарп бросился к краю обрыва. Дождь стегал по скалам, тёк вниз по утёсу и барабанил по киверу. Раскат грома в небе отозвался эхом с юго-запада, и Шарп понял, что это — пушечный выстрел. Это означало, что армия сэра Артура Уэлсли догнала французов, и артиллерия открыла огонь, но несколькими милями дальше, где-то возле Понте Ново. А здесь, прорвав последний заслон, французы уходили из окружения.
Хоган, тяжело переводя дух после подъёма, остановился радом с Шарпом. Они были совсем близко от моста. Можно было разглядеть усы французских пехотинцев, пересчитать коричневые и чёрные полоски на длинной юбке женщины, которая шла рядом с мужем, неся на плече его мушкет, а на руках — его ребёнка; к её поясу на длинной верёвке была привязана собака. Позади них офицер вёл в поводу хромающую лошадь.
— То, что я слышал — это выстрелы из орудий? — спросил Хоган.
— Да, сэр.
— Наверное, трёхфунтовики. — предположил Хоган. — Мы могли бы многое сделать здесь с этими игрушками…
Но у них не было ни одной. Только Шарп, Висенте, их бойцы — и отступающая французская армия.
Там, возле Понте Ново, артиллеристы на руках вкатили свои игрушечные пушечки на гребень холма позади отступающего арьергарда французов. Со склонов кое-где текли потоки воды, но дождь прекратился, а это значило, что мушкеты могли стрелять. Гвардейская бригада зарядила оружие, примкнула штыки и перестроилась в колонны поротно.
Презираемые всеми трёхфунтовики выстрелили по французам маленькими ядрами — не больше апельсина каждое — которые пронеслись сквозь тесные ряды французского аръергарда, а потом назад, рикошетом от скалы, нанося ещё больший урон. Гвардейцы из батальона «Колдстрим» запели «Правь, Британия», в сыром воздухе развернулось большое полотнище знамени. Трёхфунтовые ядра снова нанесли удар, оставляя за собой в воздухе шлейф кровяных брызг, словно гигантским ножом разрезая шеренги французов. Две лёгких стрелковых роты гвардейцев и рота «зелёных курток» 60-го полка Королевских американских стрелков выдвинулись, прикрываясь беспорядочными нагромождениями скал, к левому флангу французов. Мушкеты и винтовки Бейкера принялись разить офицеров и сержантов. Французские стрелки из знаменитого 4-го вольтижёрского полка, выбранного Сультом для охраны тыла отступающей армии за стойкость в бою, попытались пойти в атаку, но против них было слишком много винтовок. Они никогда прежде не бывали под таким плотным и точным огнем дальнего действия, и потому вольтижёры отступили.
— Вперёд, Кемпбелл! — приказал сэр Артур Уэлсли командующему бригады.
1-ый батальон «Колдстрим» и 1-ый батальон 3-го полка гвардейской пехоты, в высоких медвежьих шапках кажущиеся великанами, двинулись к мосту под оглушительную барабанную дробь. Винтовки дали последний залп, и два трёхфунтовых ядра просвистели над головами гвардейцев, пропахав две кровавые борозды через длинные шеренги французов.
— Сейчас они побегут, — сказал подполковник Уотерс.
Весь день он сопровождал сера Артура и сейчас рассматривал французский аръергард в подзорную трубу. Он видел, что французы дрогнули, что сержанты мечутся взад и вперед среди шеренг, выдвигая вперёд людей.
— Молитесь, чтобы так оно и было, — отозвался сэр Артур.
Сейчас его волновало, что происходит впереди отступающей французской армии. Перекрыт ли выход из западни? Победа уже была у него в кармане, но насколько полная — вот вопрос.
Два батальона гвардейцев — оба в два раза больше по численности, чем обычные — твёрдо шли вперёд, их штыки сверкали под пасмурным низким небом двумя тысячами бликов света под красно-бело-сине-золотым знаменем. По шеренгам французов пробежала дрожь. Орудия выстрелили снова, и там, где ядра пропахали ряды неприятельской пехоты, в воздухе повисло облако капелек крови.
Но сэр Артур Уэлсли смотрел не на гвардейцев, а вдаль, туда, где чёрной стеной на землю спустился ливень, скрывая разворачивающиеся там события.
— Дай Боже, чтобы дорога была перекрыта, — с горячностью воскликнул он.
— Аминь, — подвёл итог подполковник Уотерс.
Дорога не была перекрыта потому, что «Прыгун», как и раньше, соединял берега Мисареллы, и кажущаяся бесконечной колонна французских солдат проходила по горбатой арке моста. Они шли, как побитые, усталые и угрюмые, злясь на кучку инженеров, сдерживавших толпу при вступлении на мост. В апреле эти солдаты завоевали Северную Португалию и уже готовились идти дальше, на юг, чтобы захватить Лиссабон. Они разграбили всю страну к северу от Дору, мародёрствоали в домах и церквях, насиловали женщин, убивали мужчин и воображали себя хозяевами положения, а теперь их били, крушили и преследовали, и отдалённый гром орудий напоминал им, что испытания ещё не закончились. На усеянных камнями гребнях холмов они видели множество ожесточившихся людей, которые поджидали тех, кто отстанет. И тогда ножи будут наточены, костры разожжены… Каждый француз в этой армии слышал истории о найденных в горах жутко искалеченных трупах.
Шарпу оставалось только смотреть на это. Время от времени мост расчищали, чтобы перевести по узкому полотну упирающуюся лошадь. Наездникам без разговоров приказывали спешиться. Два гусара, чтобы перевести лошадей через каменный огрызок, были вынуждены закрывать им глаза руками. Дождь сначала приутих, но потом припустил снова. Под чёрными тучами и завесой дождя сгустился сумрак, словно наступил уже вечер. Под мостом далеко внизу кипела и пенилась, прыгая среди камней и закручиваясь водоворотами, вода на пути к Кавадо. Генерал в насквозь промокшем, отяжелевшем от воды мундире с аксельбантами, перевёл через мост лошадь, прикрывая ей глаза, а потом с трудом взгромоздился на неё. Ополченцы смеялись над ним и обрушили сверху град камней, но их «снаряды» ударились о склоны утёса и, не причинив никому вреда, скатились к дороге.
Хоган рассматривал французов, толпящихся перед мостом, в подзорную трубу, поминутно протирая линзу от капель дождя.
— Где же вы, господин Кристофер? — с горечью спросил он.
— Может, ублюдок уже успел пройти? — равнодушно предположил Харпер. — На его месте, сэр, я постарался бы идти впереди. Ведь именно это он и хочет — уйти.
— Возможно, — признал Шарп.
Он считал, что Харпер, скорее всего, прав, и Кристофер уже может быть в Испании с французским авангардом, но где найти доказательства?
— Мы можем наблюдать до сумерек, Ричард. — предложил Хоган, весь потухший вид которого выражал охватившее его разочарование.
Шарп мог видеть, что происходило на дороге за милю до скучившейся у узкой перемычки Сальтадора густой толпы мужчин, женщин, лошадей и мулов. По мосту пронесли двое носилок с ранеными, что вызвало победные крики ополченцев, расположившихся на скале. Ещё один, со сломанной ногой, хромал, опираясь на самодельный костыль. Он ужасно страдал, но предпочитал терпеть боль в стёртых до кровавых пузырей руках и кровоточащей ноге, чем отбиться от своих и быть схваченным партизанами. Его костыль зацепился за камень, он рухнул, как срубленное дерево, что было встречено взрывом проклятий со стороны ополченцев. Французский пехотинец прицелился из мушкета в насмехающихся португальцев, но высеченная кремнем искра попала на отсыревший порох… и ничего не случилось, только насмешки зазвучали ещё громче.
И тут Шарп увидел его — Кристофера! Вернее, вначале он увидел Кейт, узнал очерк её лица, контраст бледной кожи и угольно-чёрных волос, ее красоту, заметную даже в неестественно сгустившихся посреди дня сумерках. Он удивился, почему на ней французская форма, и только потом заметил рядом с её лошадью Кристофера и Вильямсона. Подполковник в гражданском платье пытался угрозами и силой пробиться через толпу, чтобы скроее переправиться по мосту и оказаться в безопасности. Шарп взял у Хогана подзорную трубу, вытер линзу и присмотрелся внимательнее. Кристофер, с посеревшим от усталости лицом, подумал он, смотрится почти стариком. Сдвинув трубу чуть вправо, он поймал в окуляр угрюмое лицо Вильямсона, и его затопила волна гнева.
