— Усек, — мотнул головой немного повеселевший Щегол и умчался за спиртным.
Генка напоил его в тот вечер до помутнения, вдалбливал парню:
— Ничего страшного не случилось, если даже и отбросили копыта две-три дуры, а вякнешь где — вот! — И приставил к горлу Игорька колючее острие финки.
Насмерть перепуганный Щегол клялся Дюбелю, что «ни одна собака ничего никогда не узнает», что молчать он будет «до гроба».
— Ты и потом молчи, — усмехнулся Генка и поволок мычащего Игорька к подъезду его дома.
А дня через два в вечерней городской газете появилось следующее объявление:
«Уважаемые товарищи!
Второго августа текущего года, ночью, в результате теракта в купе поезда № 99, следующего до Краснодара, погибли две женщины, еще одна скончалась в больнице, шесть человек ранены. Всех, кто может что-либо сообщить о преступниках, просим позвонить по телефону… Анонимность сведений гарантируем.
УКГБ. УВД».
Объявление это было передано и по областному телевидению.
* * *
Уже в восьмом часу вечера к Русанову зашли Коняхин и Кубасов. Лейтенанты доложили, что выявили круг знакомых Криушина. Был он довольно обширным, но в близкие отношения Криушин почти ни с кем не вступал.
— Женат он не был, это известно, — сказал Виктор Иванович, выслушав оперуполномоченных. — Но если он нормальный мужчина, у него должна была быть женщина. Так, Валера?
— Так, — согласился Коняхин. — И женщин у него на заводе было несколько. Но все они теперь напрочь отрицают какую-либо интимную связь. Да, знали Эдьку Криушина, да, встречались… Но ничего «такого» не было. Он принцессу искал, не иначе.
— Они, эти женщины, знают о его смерти?
— Знают. Слух каким-то образом удивительно быстро распространился по заводу, все в курсе.
— А кто был в числе его симпатий?
— Ну, список довольно условный, Виктор Иванович. — Кубасов положил перед Русановым листок с фамилиями. — Подлинные отношения действительно теперь сложно установить.
Русанов кивнул, углубился в чтение, делая на полях листка карандашные пометки. Остановил руку против фамилии «Долматова В. В.». Но не фамилия привлекла его внимание. Спросил:
— «Зав. ЗИБом» — это что?
— Заводской изолятор брака. Отходы там всякие, Виктор Иванович, бракованные детали. Проще сказать — кладовая отходов.
— Говорили с этой Долматовой?
— Говорили. Криушина она знала, говорит: как же, электриком у нас был, лампочки менял. О смерти его слышала, кто-то из женщин сказал.
— Связь с Криушиным отрицала?
— Да. Чепуха это, говорит, все, наговор, если этот Криушин и имел что-то ко мне и языком обо мне трепал, то меня это нисколько не интересовало. Он не в моем вкусе. А скоро я замуж вышла.
— Это соответствует истине?
— Да, соответствует. Муж — военнослужащий, прапорщик в одной из частей гарнизона.
— Так-так. Будем считать, что вы, товарищи, сделали предварительную работу на «Электроне», — говорил Русанов, — А теперь придется пойти по второму кругу, копнуть поглубже, поискать новых знакомых Криушина, да и со старыми, вам уже известными, пообщаться еще. С первого раза люди могут что-то и недоговорить, укрыть.
— Говорили вроде бы вполне искренне, Виктор Иванович, — даже обиделся Кубасов.
— Когда вы не будете докладывать мне «вроде бы», тогда я буду убежден, что с вами говорили предельно искренне, — Русанов нажал на эти слова. — А так нас могут водить за нос. Логика тут понятная: признаваться страшно, лучше отказаться от всего. Не видел, не знаю, не помню. Тем более что слух о смерти Криушина прошел, удобнее ситуации для умалчивания не придумаешь. Кстати, Валера, что сообщили из Москвы? Я имею в виду причины смерти Криушина.
— Несчастный случай, Виктор Иванович. Эксперты подписали протокол единогласно.
— Хорошо, идите.
Лейтенанты ушли, а Виктор Иванович, включив настольную лампу, снова углубился в бумаги. Дела валились на него одно за другим, забот с каждым днем прибавляется и прибавляется. Конечно, основная забота его отдела — это «золотое дело», но как теперь поставить на второй план взрыв в поезде? Как забыть О том, что Андрей Воловод в больнице, в реанимации, уже две недели не приходит в сознание?! Водитель, сбивший его, не сбежал, отвез Воловода в больницу. ГАИ установила, что наезд случился из-за того, что отказали тормоза, лопнул один из тормозных шлангов, это доподлинно установила техническая экспертиза. Вот не повезло Андрею! Надо будет сходить к нему, как только он придет в себя, поговорить. Этот капитан милиции Русанову нравился, он душой тянулся к нему. Захотелось повидать его, а если и получится, то поговорить о делах. Битюцкий, правда, сказал, что ничего интересного Воловоду на «Электроне» не удалось добыть. Сейчас там работает другой человек, не менее квалифицированный…
Русанов слушал Битюцкого молча. Возразить полковнику милиции было нечего — ему лучше знать свои кадры. И внешне у него с начальником областного управления БХСС остались те же, почти приятельские, отношения. Но после беседы с Жигульской, после напористых объяснений Битюцкого Виктора Ивановича стал точить червячок сомнения: а вдруг? В самом деле, зачем Альберту Семеновичу было ходатайствовать перед начальником паспортного стола о каком-то Криушине-Калошине? Ну, рыбачили вместе, ну, выпивали. Но ведь речь-то шла об очень серьезном деле — выдаче паспорта на другое имя! Неужели действительно Битюцкий ничего не знал, все принял за чистую монету, и этот самый Криушин обвел его, опытнейшего работника милиции, вокруг пальца?! Очень сомнительно, очень! Тогда что стоит за этим его звонком Жигульской?… Почему он даже не попытался чем-то помочь женщине — ведь у них были, судя по всему, неплохие, почти приятельские отношения. А он безжалостно бросил ее на произвол судьбы…
Русанов поднял глаза, посмотрел на стул, на котором сидел в тот день Битюцкий, явственно услышал его уверенный, хорошо поставленный голос. Таким людям верят, они располагают к себе. Неужели только это стало для начальника паспортного стола решающим фактором? Сомнительно, черт возьми! И он, и она чего-то недоговаривают. И добровольно не скажут, это ясно. Люди взрослые, опытные, знали, на что шли, И ладно бы, заменила Жигульская паспорт какому-нибудь Иванову-Петрову (да и то надо было бы разобраться — зачем честному человеку другая фамилия? Да, есть случаи, меняют, но причина всегда уважительная и понятная: старая — неблагозвучная, смешная, глупая… — да мало ли как могла прийти к человеку его фамилия!), но ведь Криушин стал Калошиным, скорее всего, потому, что хотел скрыть следы своей преступной деятельности. В этом нет никакого сомнения! И путь к истине лежит теперь только через скрупулезное расследование, через установление связей Криушина на заводе. Не может быть, чтобы никаких следов на «Электроне» не осталось. Правильное он принял решение, заставив Коняхина с Кубасовым снова поработать на заводе. Там — корни преступления, там разгадка тайн. Вполне возможно, что и эта история с заменой паспорта повернется совсем неожиданной стороной. А пока что Жигульская отстранена от дел, будет сурово наказана. И пусть подумает на досуге: стоит ли ей молчать и брать всю вину на себя? Рано или поздно он, Русанов, истину знать будет.
Виктор Иванович снял трубку телефона, позвонил в больницу, где лежал Воловод, спросил дежурного врача: что нового? Врач ответил, что новостей нет, но он помнит о необходимости позвонить в КГБ. Еще врач сказал, что так же ежедневно звонит в реанимацию полковник милиции Битюцкий и тоже просит сообщить незамедлительно, если Воловод придет в себя.
— Понятно, — сказал Русанов и, попрощавшись с врачом, положил трубку.
Что ж, звонки Битюцкого вполне объяснимы: начальник справляется о здоровье подчиненного. Но надо быть плохим или малоопытным чекистом, чтобы в этой ситуации не подумать пошире, не пофантазировать — а случайно ли то, что произошло с Андреем Воловодом?
Виктор Иванович достал из сейфа рабочую папку, полистал знакомые страницы — докладные и рапорты своих сотрудников, собственные схемы взаимосвязей. «Золотое дело» выглядело на этих схемах пока что в зачаточном состоянии: несколько кружков, соединяющие их линии, вопросы и восклицательные знаки, две-три фамилии…
Он стал рисовать новую схему, как бы отказавшись от тех, прежних, стремясь не попадать под их влияние.
В центре листа Русанов начертил прямоугольник, вписал в него слова: «Золотой слиток», протянул от него линии к другим прямоугольникам. В этих прямоугольниках появились фамилии: Безруких (таксист), Мамедов (перекупщик золота), Криушин (один из расхитителей золота). От прямоугольника «Золотой слиток» потянулись еще линии — к пустующим пока квадратам. Подумав, Русанов решительно вписал в один из них: «Литье слитков. Кто?» В соседнем квадрате появилось слово: «Организатор».
