Александр Чернобровкин - Чижик – пыжик

Конечно. Хуй с ней, что с дитем, главное, чтоб целкой была.

Я налил еще коньяка, предложил выпить за то, чтобы ее мужу было из-за чего ревновать. Она согласилась. Мы попиздели минут десять на околоеблиные темы, пока ее не развезло окончательно и не принялась откровенно пялиться на хуй, даже передвинулась в кресле, чтобы столик не закрывал обзор.

Я встал, выглянул в приемную — Нинка ушла, — закрыл дверь на ключ. Лиля наклонила голову, будто ждала, что на нее сейчас выльют ведро ледяной воды. Я взял ее под локти и одним движением поставил на ноги. Ротик у нее маленький, но она пользуется помадой ярко-красного — блядского — цвета и создается впечатление, что соразмерим с лицом. Губы были горьковатые, с коньячно-кофейным привкусом. Я расстегнул пуговицы кофточки из скользкой материи. Одной рукой и одним движением рассупонил лифчик. Сиськи маленькие — сосок, кружок и что-то там еще. Провел рукой по спине, Лиля прогнулась по-кошачьи — и я придумал, как буду ебать.

Отнес ее на стол и положил так, чтобы ноги свисали. Задрал юбку и стянул колготки вместе с трусами и высокими сапогами. Пока возился с ее обувью, пизда была прямо перед глазами. Губастая и плешивенькая, с влажной бороздкой. Лиля прикрыла ее ладошкой с длинными ярко-красными ногтями.

Став между ее ног, закинул их себе на плечи и, стукнув хуем по ладошке, заставил открыть лохматый сейф. Провезя Лилю спиной по столу, надел ее на хуй. Отодвинул и опять притянул. Кофточка легко скользила по столу и заводила хозяйку не меньше, чем сама ебля. Проезжая по столу, Лиля тихо взвизгивала: ко мне — на одной ноте, от меня — на другой. Уверен, что в постели с мужем она играет в партизанку, а со мной раскрепостилась. Глаза зажмурены, но когда хуй влетает до упора, открывает и бессмысленно смотрит на люстру, будто не может понять, что это такое.

Кончив, я подумал, что у жены скоро появится еще одна подружка. Моя сперма перенастроит Лильку на меня, станет молочной сестрой Ире.

Переложив ее со стола в кресло, налил еще по чашке кофе с коньяком. Холодным он шел хуже, как разъебанный пидор.

— Хочешь стать совладелицей «Тяжмаша»?

— Вместе с тобой?

— А как же без меня!

— Тогда хочу , — произнесла она, опять глядя на хуй.

— Поговори с отцом, чтобы пробил разрешение на приватизацию.

— Поговорю.

— Он будет брыкаться, — предупредил ее.

— Пусть попробует! — пригрозила она шутливо, но уверенно.

Ее старик прочно обосновался под каблуком у жены, а та — у дочки, единственного дитяти, часто болевшего в детстве.

— Если сделаешь, десять процентов акций твои, — пообещал ей.

Обещание так понравилось ей, что забыла о ебле. Мы поболтали малость о том о сем, и я сказал, что мне надо ехать по делу.

— Знаем мы ваши дела! — произнесла Лиля, попробовала встать, не устояла, плюхнулась в кресло. — Какая я пьяная!

Я помог ей подняться и влезть в шубу. Лиля держалась за меня и сыто лыбилась. Наеблись-напились, аж самим не верится!

Под дверью кабинета стоял ее муж. Манда Нинка! Огромные уши его были такие красные, будто все то время, что провел под дверью, щелкал по ним пальцами, стряхивая подслушанное. Выпученные глаза вот-вот должны были выстрелиться из орбит и прошить нас насквозь. При этом его морда выражала не ярость, возмущение или еще какое-нибудь чувство, достойное мужчины, а обиду. Я бы истолковал выражение так: женился на чмуровке — и та изменяет!

Что ж, судьба раздает поровну, только одному белую половину, а другому черную. Тут уж кто для какой родился. Обычно в семье одна блядь. Больше данных на эту роль у баб, но чаще бывают мужики. Встречаются семьи, где гуляют оба, но редко, как и бисексуалы. Еще реже — в которых никто не изменяет, как и комбайны, с одним из которых я однажды пересекся: он имел жену, троих детей, поебывал пидоров и сам очко подставлял.

Я смотрел на супругов, разделенных дверным проемом, и пытался не расхохотаться. Правда, с ушастого чмошника глаз не спускал. Сейчас только уж слишком сыкливый из богатых не имеет оружия.

Первой из них оклемалась жена.

— Подлец! — крикнула она и принялась хлестать мужа по морде, будто застукала его с блядью.

Он закрывался руками и отступал. Лилька слишком больно ударилась о его руку, вскрикнула:

— Больно! — и заревела в навзрыд, закрыв лицо руками с ярко-красными ногтями, но очень точно сев на стул у стены в приемной.

— Лиля, Лилечка… — бормотал муж, часто моргая покрасневшим левым глазом.

Видимо, ногтем задела. Ничего, глаз — не пизда, проморгается.

Я подождал, убедился, что с его стороны агрессивных действий не будет, закрыл кабинет на ключ. Выходя из приемной, предупредил:

— Свет не забудьте выключить.

Меня не услышали. Лилька рыдала, а муж шлифовал коленями паркет вокруг нее.

Вэка сидел в Шлемином кабинете. Перед ним стояла двухлитровая бутылка газировки. Очередной запой сменился очередным сухим законом. Оба периода примерно одинаковы, поэтому быть Вэке трезвым еще недели две.

— Будешь? — предложи он и налил в два фужера газировки.

Я пригубил колючую воду с запахом лимона, спросил:

— Говорят, ты церковь строишь?

Смущенный Вэка промолчал.

— Прям, как Лужков! — подъебнул я.

— Он храм строит, а я всего церквушку.

— У тебя и грехов меньше.

Вэка улыбнулся:

— Это верно!

— Опять чернуха в голову лезет? — спросил я.

Во время запоев и выхода из них у него часто появляется мысль о самоубийстве. Поэтому я уверен, что Вэку не убьют. Судьба любит помучать самим собой.

— А-а!.. — махнул он рукой, выпил газировку залпом и сморщился так, словно дернул вонючего шмурдяка, настоянного на карбиде.

— Чего звал? — перешел я к делу.

— Да тут твоего компаньона заказали, Варваринова.

— Кто и за сколько? — улыбнулся я, представив, в какое положение теперь попадет Алик.

— Яценко-младший. За тридцатник сторговались, — ответил Вэка. — Договорились, что за неделю сделаем.

— Можешь с ним еще раз потолковать и записать на пленку? А то Алик не поверит, — попросил я. — Допустим, срок увеличь на неделю. Мол, у него охрана, последить надо сначала.

— Можно, конечно, — согласился Вэка.

Как ни странно, нам приходилось убивать только по заказу. Нам платили без базаров. Оно и понятно: под крышей не капает, можно спать спокойно. Весь город знал, что мы — люди солидные, через хуй не кинем, не только с конкурентами поможем разобраться, но и с властями уладим недоразумения. Часто и конкуренты были под нашей крышей, так что дело заканчивалось спектаклем под названием «Попытки убийства» или разъяснительной беседой. Самое распространенное наше занятие — выколачивание долгов. Обычно бизнесмен перекидывал долг на крутых за половину. Чаще всего заказывали из-за денег. На втором месте шли ревность и зависть, примерно треть от всех заказов. Исполнителей хватало, в очереди стояли, особенно новички. Работы — ерунда, а сразу на роскошную тачку загреб.

Получив кассету с записью переговоров, я встретился с Аликом в ресторане «Русская кухня». Сели в кабинете, потому что в зале по случаю выходного дня было шумно и людно. Оттягивались в основном мои подопечные да так отчаянно, словно узнали, что завтра им пиздец. Может, он и правда скоро наступит, но ведь всяк пиздец на свой образец — и от водки угорают.

— Что закажем? — спросил Алик, когда мы сели за стол.

— Что хочешь! — весело ответил я. — Тебя ведь самого заказали!

— Ты серьезно? — не поверил он.

— Тридцать штук. Срок — две недели.

— И кто? — все еще сомневался он.

— Угадай, — предложил я.

В это время в кабинет зашел официант.

— Как обычно, — отослал его Алик и перечислил мне четырех своих конкурентов.

— Очень холодно, — ответил я.

— Хочешь сказать, что кто-то из моих знакомых?

— Теплее.

— Очень хороший знакомый?

— Еще теплее.

— Говори ты, не выделывайся! — не выдержал Алик.

— Петя Яценко.

— Да ты охуел! — возмутился он.

Варваринов редко матерится, несмотря на тяжелую казарменную юность. С Яценко они корешевали в школе. Потом пути разошлись, потому что Алик поступил в военное училище. По возвращению в Толстожопинск Варваринов восстановил отношения, помог Яценко подняться. Петя, подзавязав с пьянками, на его деньги пригнал тачку из Германии, перепродал. Съездил за новой — и опять удачно. Машину водил хорошо в любом состоянии и разбирался в них — этого у Пети не отнимешь. Со временем перестал гонять сам, с помощью Алика открыл автосалон. Попробовал не платить Снегирю, а когда запахло жареным, прибежал ко мне. Я помог по старой памяти, и он от радости с неделю ссал кипятком.