«Закрыта»,— прозвучал ответ Ветрова.
«Это вы хорошо помните?»
«Отлично помню!»
— Странное выпадение памяти,— заметил Гольст.— А о том, что на вашей майке и трусах были брызги крови, которые заметила при стирке Ольга, вы тоже забыли?
— Я мог нечаянно запачкаться, когда сдернул с отца одеяло,— парировал Ветров.
— Где вы стояли, когда сдергивали одеяло?—спросил Гольст.
— В ногах у отца.
— В какую сторону вы потянули одеяло?
Ветров задумался. Вероятно, почувствовал подвох в вопросе.
— Прошу вас ответить,— строго сказал Гольст.
— Ну, потянул на себя...
— На сей раз память вас не подводит?
— Нет,— не очень уверенно ответил Ветров.
Владимир Георгиевич нашел в деле фотографию места происшествия, ткнул в нее пальцем:
— Видите, ноги вашего отца торчат из-под одеяла. Выходит, что одеяло-то вы не трогали, Борис Александрович...
Ветров молчал.
Гольст закрыл папку.
— Я думаю, фактов достаточно, — спокойно сказал он. — Вы запутались.
— Вовсе нет!— Ветров вскочил со стула.— Все, что вы говорили и пытались доказать,— сущая ерунда! Я могу эти же факты истолковать по-другому! Да, да! И не думайте, что напали на сосунка!—он распалялся все больше.
— Уверяю вас, я так не думаю,— не повышая голоса, ответил следователь.— Вы тщательно готовились к преступлению. Все использовали. Мнимую распущенность вашей сестры, мнимую шизофрению отца... Вы даже изучали книги по криминалистике и другую юридическую литературу. Я ознакомился с ней у вас дома. В частности, с уголовно-процессуальным кодексом, что стоит в книжном шкафу. Он заложен- на той странице, где говорится о прекращении уголовного дела. Кстати, день, когда дело о гибели ваших родителей было прекращено, вы пышно отметили в ресторане со своим другом Полонским. Не так ли?
— Не помню,— буркнул Ветров.
— Зато это хорошо помнит ваша знакомая, Стелла Виноградова. Вы тогда говорили, что теперь у вас в жизни есть все: деньги и свобода.
— Мало ли что можно наболтать, будучи под градусом. Знаете, если цепляться к словам...
— Слова словам рознь,— заметил следователь.— В тот же вечер той же Виноградовой вы заявили, что убийца часто попадается потому, что, совершив одно преступление, боится совершить Другое. А своей жене как-то- признались,— Гольст открыл дело на нужном месте и процитировал: «Если мне понадобится убить своих врагов, я полгорода перестреляю. Мне убить человека ничего не стоит».
— Пустая бравада!—запальчиво произнес Ветров.
— Но вы пошли-таки на убийство.
— Господи! Подумайте сами, что я выигрывал в случае смерти родителей? Я ведь зависел от них. И материально, и, если хотите, морально... В конце концов, я по-настоящему любил их. Это подтвердит каждый, кто знает нашу семью. А Ларочка! Я в ней души не чаял!
— Вы говорили людям другое, — Гольст полистал дело. — Вот, например: «Мой отец как Плюшкин: тащит всякое барахло в дом. Над ним смеются».
— Кто это наклеветал?
— Это показания бабы Мани, тети вашей матери. Она же сказала, что вы свою родную мать называли курицей. Неумная, говорили, женщина, не знает значения слова «утрировать»... И вообще ваши родители — цитирую — «глупые, тупые мещане, совсем не близки мне по духу»...
— Ну, знаете!— Ветров задохнулся.— А баба Маня, если хотите знать, вообще выжила из ума! Старческий маразм!
— Нечто подобное о родителях вы говорили еще Аделине Карповне, сестре отца, а также друзьям. Могу зачитать их показания.
— Не хочу слышать!—отрезал Ветров.— Завистники!
— О сестре вы тоже отзывались не очень-то нежно,— невозмутимо продолжал Гольст, листая страницы дела.— «Лариса — дура. Самое страшное, что с ней придется делиться дачей и всем, что останется после родителей».
— Кто?.. Кто все это выдумал?— Ветров от злости и волнения стал заикаться.
— Ваш приятель Геворкян. Эти слова вы сказали ему за три дня до убийства сестры.
— Врет!—выкрикнул Ветров.— Простить не может, что его девушка в меня влюбилась. Он меня ненавидит!,
— Я этого не заметил. Геворкян уважает вас. Кстати, он помог вам организовать похороны, присутствовал на них. Правда, его удивило, что вы тогда не пролили ни слезинки...
— Слезы — бабское дело!—парировал Ветров.— Я вообще не помню, когда плакал. Говорят, в детстве я тоже не...
— Да нет, Борис Александрович,— перебил Гольст,— плакали. И даже рыдали.
— Это когда же?— подозрительно спросил Ветров.
— Может, вы действительно не помните... А ваша тетя, Аделина Карповна, помнит. Вам было шесть лет. Вас повезли в Ялту. Мама и тетя. Отец выдал матери тридцать рублей, в старых еще деньгах, на мороженое и конфеты для вас. Мать истратила их по назначению. Вы же потребовали эти- тридцать рублей себе. Мол, отец дал их вам. Сколько Надежда Федоровна ни убеждала, что деньги истрачены на вас же, вы не хотели этого понять, кричали на мать, плакали...
— Я действительно не помню этого,— мрачно заявил Борис.— И не пойму, куда вы клоните.
— Все туда же... Объясняю: почему вы убили сестру и родителей.
— Из-за тех тридцати, простите, по-новому трех рублей? — усмехнулся Ветров.— Любой, даже малограмотный психолог посмеялся бы над такими выводами.
— Теперь сумма выражается куда более солидной цифрой. Одна дача сколько стоит! Кстати, какую цену вы запросили с Лебедянского?
— Кого-кого?— словно не расслышал Ветров.
— Лебедянского,— повторил следователь.— Который изъявил желание купить дачу.
— Да, я хочу ее продать,— с вызовом сказал Борис.— Что из этого?
— Странно. Если вы, как утверждаете, не убивали сестру и, естественно, не знали, жива она или нет, то как же могли начать переговоры о продаже дачи? Ведь Лариса по закону являлась такой же наследницей, как и вы.
— Во-первых, я еще раз повторяю, что никого не убивал. Во-вторых, сестра еще маленькая и, будь она жива, я стал бы ее опекуном...
— Допустим. Но ведь на деньги, положенные на имя Ларисы в сберкассу до ее совершеннолетия, вы не имели никакого права. Однако же изъявили желание заполучить их. Выходит, знали, что сестра мертва?
После долгого молчания Ветров произнес:
— Вы основательно покопались в моей биографии. Но почему-то прошли мимо того, что я всегда бескорыстно помогал другим. Спросите в институте, бросил ли когда-нибудь Борис Ветров товарища в трудную минуту? Сколько сил я потратил, занимаясь с Турковым, Геворкяном! Да мало ли?.. — он усмехнулся.— С чего вы взяли, что я мелкая, расчетливая личность?
— Не мелкая,— заметил Гольст.— Планы у вас были серьезные... «Жениться, чтобы сделать карьеру. Сделать карьеру, чтобы иметь независимость и власть. Иметь власть, чтобы иметь деньги»,— процитировал Владимир Георгиевич из дневника Ветрова и закончил его же словами: — ум кумо!
— А Ольга?—воскликнул Борис.—Какая уж тут карьера? Из самой обыкновенной семьи, скромное положение и достаток...
— Ну, вы думали, что она внебрачная дочь Петрякова, проректора.
— Ерунда! Я с самого начала знал, что это сплетни.
— А вы и не собирались на ней жениться,— спокойно заметил Гольст.
— Вот те на! — изобразил крайнее удивление обвиняемый.— Так зачем же, по-вашему, я все-таки женился на ней?
— Боялись, что она скажет правду.
— Какую?
— О том, что в действительности было в ночь на первое сентября. Вы держали ее при себе, зная: пока она рядом, вы сможете давить на нее. И постоянно напоминали ей: если будут спрашивать, где вы находились в момент выстрелов, чтобы она отвечала, что вместе с ней. Ольга — единственный свидетель, который подтверждал ваше алиби. А теперь доказано, что алиби нет. И все улики и факты свидетельствуют: убийца сестры и родителей — вы.
Ветров вдруг загадочно улыбнулся и твердо произнес:
— Это заблуждение. Вы никогда не добьетесь моего признания в убийстве, — помолчал и добавил: — Никогда!
На последующих допросах Ветров продолжал категорически отрицать свою вину.
Была произведена очная ставка между Борисом и его женой. Следователей поразила наглость, с какой Ветров обвинял жену во лжи, называя ее ревнивой и мстительной. Ольга не выдержала и разрыдалась.
Большинство родных и знакомых Ветрова не могли поверить, что он совершил такое злодеяние. Некоторые считали, что следствие глубоко заблуждается и настоящий убийца или убийцы еще не найдены. По их мнению, Борис заслуживал не ареста, а отдыха где-нибудь-в санатории или на курорте после потрясения. Но были и такие, которых не удивило, что Ветров совершил столь тяжкое преступление. Один из бывших друзей Бориса, одноклассник, видел, как Ветров-подросток зверски убил в лесу бродячую собачонку. После этого их дружбе с Борисом пришел конец.
И вообще выяснилось, что садистские наклонности в обвиняемом замечали давно. И не только по отношению к животным. Например, Ветрову доставляло удовольствие, когда люди испытывали перед ним страх. Он мог навести на человека заряженное ружье и смеялся, если это кого-то пугало. А однажды даже выстрелил поверх головы знакомой девушки.
