Из аптеки Глумов вышел, слегка пошатываясь. Очутившись на улице, он несколько раз глубоко вздохнул, посмотрел по сторонам и, обретя наконец равновесие, торопливо засеменил на работу.
«Что-то надо придумать для Машки, — размышлял он по дороге. — Совещание в тресте? Нет, это уже недавно было. Производственное собрание?… Тоже было. Ну да что-нибудь придумаю. Боже мой, какая удача! Даже сразу две удачи! Ах, Нинель…» И он повторил про себя заветный адрес.
Глумов даже не мог представить, какой сюрприз ждет его сегодня вечером.
* * *
Наташа вернулась из горздрава только к концу рабочего дня, усталая, изнервничавшаяся. Боже мой, эти заседания, кто их придумал!
Ее ждала уйма дел. В отделении больны два врача, и палата одного из них перешла к ней. А там три очень тяжелых больных, Наташа волнуется за них каждую минуту. Хорошо еще, что Вера Евграфовна не заболела, на нее не страшно оставить отделение: старая, опытная сестра, получше некоторых врачей. И все-таки, если бы не эти частые совещания… Скоро уже надо бежать за Вовкой и по дороге обязательно зайти в магазин, получить в химчистке свое платье и Вовкину курточку, а вечером обязательно постирать, столько скопилось белья. Или нет, стирать она будет в субботу, а крупное сдаст в прачечную. Хотя там очень долго держат. А сегодня, когда Вовка уснет, она наконец напишет своим старикам, они так всегда ждут ее писем. Старшей сестре Кате она напишет отдельно, у нее же больна Леночка и может заболеть Галка, как они их там разделили? Мама, наверное, сбилась с ног, ведь Катя и Валерий целый день на работе, они тоже врачи. Ой, как хочется всех их повидать! Летом она с Вовкой непременно поедет к ним. Только до лета еще…
Наташа бежала уже по больничному двору, соображая, что она купит в магазине. Если в мясном не будет очереди… впрочем, очередь, конечно, будет. Тогда она возьмет молока, пачку творога, яйца, хлеб, не забыть бы хлеб! И еще на утро ряженку. Вовка ее обожает.
Она свернула по асфальтовой дорожке к своему корпусу, увидела знакомую цифру «7» в белом квадрате на желтой оштукатуренной стене, приоткрытую дверь…
Солнце уже зашло за крыши домов, синие тени деревьев легли на искристый, белый снег вокруг.
Наташа неожиданно подумала о Лобанове: вон там, около двери, он ее ждал и курил. И ужасная у него работа, никогда, наверное, нельзя быть за него спокойной. Наташа улыбнулась и насмешливо сказала себе: «А собственно говоря, тебе-то почему надо за него беспокоиться? Вот если бы…» Ей стало стыдно додумывать эту мысль до конца. Наташа приложила холодную варежку к щеке: «Дуреха, просто дуреха. Не смей!..»
Она добежала наконец до корпуса и с шумом распахнула дверь.
На площадке второго этажа к ней метнулась молоденькая сестра:
— Наталья Михайловна, скорее! С Кузьминым плохо. Сердце… Мне кажется, опять спазм…
Теперь они обе бежали уже по коридору, и Наташа никак не могла попасть в рукав халата.
— Мы даже звонили вам в горздрав. Но вы ушли…
— Что ж, тут врачей нет?
— Он требует вас…
И вот началась знакомая, напряженная суета вокруг больного, уколы, кислородные подушки, компрессы, горчичники. А рядом встревоженные, страдальческие лица его соседей, их тоже надо успокоить. И наконец, облегчение и безмерная усталость. Наташа еле дошла до ординаторской. Только бы не повторился приступ, только бы спокойно прошла ночь.
Наташа посмотрела на часы. Боже мой, шестой час! Вовка уже ждет. И еще магазины. Превозмогая усталость она торопливо написала новые назначения в истории болезни Кузьмина, потом подробно проинструктировала ночную сестру, она ведь новенькая, может напутать, растеряться. Ох, как страшно ее оставлять на эту ночь.
Но тут зашла Вера Евграфовна и ворчливо сказала:
— Сама останусь. Нешто можно? А ты иди, — обратилась она к Наташе. — Иди, иди. Вовка-то небось заждался. Без тебя управимся.
Она просто чудо, эта Вера Евграфовна, и со всеми на «ты», и никто, конечно, не обижается.
Наташа обняла старуху за плечи, чмокнула в седой висок.
— Я побежала. Только вы мне позвоните, если что-нибудь случится. И ночью звоните. Вовка очень крепко спит. Обязательно позвоните. Я приеду.
— Ну беги, беги уж, — с напускной суровостью про ворчала Вера Евграфовна. — Ничего такого, бог даст, не случится.
Ой, какое счастье, что Вера Евграфовна осталась!
Уже совсем стемнело, когда Наташа выбежала из больницы. Нет, в магазин она уже не успеет, магазин потом, сейчас надо за Вовкой. Бедненький, он, наверное, заждался ее и, конечно, уже оделся и вспотеет. И другие дети уже ушли…
Когда Наташа подбежала к остановке автобуса, по тротуару уже вытянулась длинная очередь. Подавляя отчаяние, Наташа пристроилась к ее концу.
И тут вдруг произошло чудо. Возле Наташи неожиданно остановилась зеленая «Волга», шофер приоткрыл дверцу и весело сказал:
— Можно вас подвезти, доктор?
Наташа с удивлением посмотрела на молодое, улыбающееся, совершенно незнакомое лицо.
— Не узнаете? — засмеялся тот. — А ведь мы с Александром Матвеевичем вас сегодня в горздрав возили.
Боже мой, ну конечно! Как Наташа его не узнала!
— Спасибо, спасибо. Я так спешу.
Трогая машину, шофер весело объявил:
— Вы теперь вроде как наша. Так что извините.
Хорошо, что в машине было темно и он не заметил, что Наташа смутилась, и даже, кажется, покраснела. Около детского сада он притормозил и сказал:
— Давайте вашего молодца, я вас домой доставлю.
— Ой, что вы! — воскликнула Наташа. — Не надо. Мы теперь сами. И так ужасно неудобно, что я вас затруднила.
— Так у меня еще двадцать минут. Александр Матвеевич велел к шести быть. Я ему доложу, он только доволен будет. Знаете, какой это человек? Поискать.
Наташа невольно улыбнулась.
— Ну хорошо. Мы сейчас. — И она побежала через садик к двери с зеленой табличкой.
Через минуту Вовка, укутанный шарфом чуть не до носа, важно сопя, взгромоздился на переднее сиденье и с любопытством огляделся.
Когда машина тронулась, он оттянул вниз шарф и строго спросил:
— Это чья, а?
— Одного начальника милиции, — в тон ему ответил шофер.
— Хорошего?
— Ого, еще какого хорошего! Поискать.
Шофер, оглянувшись, весело подмигнул Наташе.
— А чего он сейчас делает? — продолжал допытываться Вовка.
— Он, брат, одну сложную операцию проворачивает. Хорошо, если к утру управимся, — серьезно ответил шофер и добавил, обращаясь уже к Наташе: — Начальство даже сегодня из Москвы прилетает, друг его. Скоро встречать поедем.
— И… опасная операция? — робко спросила Наташа.
— Все может быть, — вздохнул тот. — Может, еще кого к вам в больницу привезем.
«Это ужасно, ужасно, — подумала Наташа. — Только бы ничего не случилось… с ними».
— А сегодня, когда мы гуляли, ко мне один здоровенный детина подошел из второго класса… — начал рассказывать Вовка.
Около дома Наташа с сыном вышли и направились в магазин неподалеку.
…Вовка уже сидел за ужином, а Наташа стелила ему постель, когда в передней раздался звонок.
Наташа кинулась открывать, и ей почему-то вдруг стало страшно.
На пороге стояла высокая, худенькая девочка с рыжеватой косой, перекинутой через плечо. Глаза ее были красны от слез. Рукой она прижимала к себе пальто.
— Это ты, Валечка, — с облегчением сказала Наташа. — Ну, заходи же. Что с тобой?
Она только сейчас заметила ее заплаканные глаза.
— Тетя Наташа, — решительно сказала девочка, прикрывая за собой дверь. — Я ухожу из дома. Я уже взрослая и больше жить с мамой не буду.
— Ты с ума сошла! — всплеснула руками Наташа. — А ну, идем. Сейчас уложу Вовку, и ты мне все расскажешь. Повесь пальто.
Вовку, однако, уложить спать было не так-то просто. Он выдумывал одну причину за другой, чтобы оттянуть этот неприятный момент. Он требовал, чтобы помазали йодом какую-то невидимую царапину на коленке, потом у него начинал болеть живот, который прошел только после конфеты, потом Вовка вспомнил, что не почистил зубы, потом, что ему надо приготовить на завтра цветные карандаши, последним было условие дать ему в постель яблоко и мохнатого любимого мишку. Наконец он, угомонился.
Наташа, облегченно вздохнув, сказала Вале:
— Гаси свет. Пойдем на кухню и спокойно поговорим.
— Я тоже хочу… спокойно… поговорить… — сонным голосом пробубнил из темноты Вовка.
В кухне на плите весело пыхтел чайник.
Наташа усадила девочку за стол, налила чай и придвинула вазочку с конфетами.
— Ну, рассказывай, Валюша, что случилось?
— Просто я не хочу больше так жить…
У Вали вдруг скривилось лицо, и крупные слезы за капали прямо в чашку.
— Ну, подожди. Ну, успокойся, — заволновалась Наташа. — Давай разберемся. Как ты не хочешь жить?
