Татьяна Светлова - Место смерти изменить нельзя

Обычный нож. Или — или он ее собирается задушить? Наверное. Это проще всего для него. Тогда чем? Руками? Веревкой?

Соня откинула голову назад.

— Губы… — она чувственно и изящно обвела свои губы пальцем. — Ты мне кожу содрал своим пластырем, — сказала она капризно, скользя глазами вокруг себя, пытаясь приметить что-нибудь, напоминающее орудие убийства. Ее убийства!

Боже, боже мой!..

Ничего похожего на удавку или нож не попало в поле ее зрения. Ладно.

Сейчас главное — найти верный тон. Немножко свысока, как было всегда, но позволяя ему надеяться на другие с ней отношения. Может, он тогда передумает?

По крайней мере передумает ее убивать?..

Этьен нежно облизал языком ее потрескавшиеся губы.

— Жемчужинка моя, — снова зашептал он, — прости меня, я не хотел…

Если бы все могло быть по-другому, если бы!

Руки его снова забегали по его телу. Он трепетно целовал ее грудь, и Соня не сопротивлялась. Что он там плел насчет драгоценностей? И самое главное, почему он убил папу? Зачем ему столик? Он же ничего не мог бы с этим столиком поделать. И почему, собственно, он хочет ее убить? Хотя нет, с последним вопросом понятно: она ведь сказала, что почти узнала лицо в саду. Конечно, это был Этьен. И он испугался. И теперь он намерен ее просто-напросто устранить, ясное дело. Недостаток его идеи лишь в том, что ей не хочется быть устраненной.

Причем совершенно не хочется.

Соня снова подышала учащенно. Он, кажется, уже ничего не соображал, дрожа над ней от возбуждения. У нее перед глазами стояла эта поганка, торчащая из его ширинки, — надо об этом тоже позаботиться. Нежно и мимолетно мелькнуло воспоминание об обнаженном теле Максима. Это потом, сказала себе Соня. Потом.

Когда и если я останусь жива.

Она поражалась своему хладнокровию и была, между прочим, собой невероятно довольна. «Между прочим» — это между жизнью и смертью, уточнила для себя Соня.

«Поганка» уже тыкалась ей куда-то в живот. Преодолев чувство гадливости, Соня коснулась его члена и, прикрыв глаза, застонала — якобы от желания.

— Развяжи мне ноги, — прошептала она, — я же не могу так…

Он отодвинулся и посмотрел ей в лицо. Конечно, она рисковала. Сейчас он вспомнит и о том, что ее руки развязаны…

По его лицу она поняла, что именно об этом он и подумал. Соня сидела перед ним, опершись руками назад, на стол, на расстеленное одеяло, прикрыв глаза и приоткрыв губы, готовые для поцелуя, — соображай, дрянь, мне руки нужны свободными, а то как бы я без них тебе такую позу приготовила? Этьен колебался.

Она приоткрыла глаза, глянула на него лукаво и вытянула губы. Он медленно потянулся к ней, высовывая язык. Гадость какая… Допустим, он развяжет ей ноги. А потом что? Бороться с ним врукопашную — это игра на тридцать секунд. Он ее скрутит, свяжет, изнасилует и убьет. Было бы что-нибудь под рукой, чтобы его треснуть по голове… Так нету. Или нож — она бы, не сомневаясь ни секунды, воткнула этот нож в его красивое смуглое тело, которое вырисовывалось из-под расстегнутой рубашки… Но — тоже нету. А что, если сбежать? Выбраться отсюда, добежать до леса — там можно спрятаться! Если он все-таки ей развяжет ноги…

Оторвавшись от ее губ — Соня с трудом подавила желание стереть с них мокрый след, — Этьен снова отстранился и глянул на нее. Похоже, он сомневался.

Прав Максим, актриса она никудышная… Не важно самое главное — ни в коем случае не давать ему время на размышления!

Соня подняла свои босые связанные ноги прямо к его лицу.

— Развяжи, — произнесла она глубоким голосом. Он скосил глаза ниже, под ее согнутые колени, туда, где темнели волосы ее лона.

— Если это последние мгновения моей жизни, — сказала она серьезно, заметив плотоядный блеск в его глазах, — то я не хочу их портить. Я хочу ими насладиться сполна.

Она бы удивилась, если бы он ей поверил.

Но он стал развязывать тугие узлы веревок.

За направлением этой веревки Соня проследила:

Этьен бросил ее на пол, себе под ноги. Должно быть, и первая валяется там же.

— Помассируй мне ноги, — попросила Соня с нежным придыханием, томно прикрыв глаза, — затекли…

Он положил ее ноги себе на плечи и стал их медленно массировать, то одну, то другую, целуя их попеременно.

"Сейчас начнется тот же самый вояж, что и с руками, — все выше и выше.

Больше у меня времени нет".

— Ай! — вскрикнула она. — Судорога! — Она схватилась за ногу. — Погоди, надо встать на нее!

Вот, она уже на ногах. На непослушных, деревянных ногах. Ничего, она попрыгает под предлогом судороги, разомнется немножко… Надо незаметно взять веревку, потом позволить ему себя обнять и — затянуть веревку на его шее.

Задушить его она вряд ли сумеет, но хотя бы придушит слегка и успеет выбраться отсюда, пока он очухается. Соня прыгала на одной ноге и внимательно оглядывалась. Лаз из подвала был прямо над столом, она сидела к нему спиной.

Значит, нужно забраться на стол, и с него уже…

— Прошло? — Этьен подозрительно смотрел на нее. Что-то она подзабыла о том, что собиралась насладиться последними минутами своей жизни.

— Прошло, — с упреком ответила ему Соня. — Это все из-за тебя! Как ты мог такое сделать!

Как бы наклониться и поднять незаметно веревку? Она пошарила ступней и наступила на веревку, прихватив ее пальцами ноги.

— Смотри! — Соня, приподняв рубашку, положила другую ногу на стол и указала ему на лиловые следы пут.

Этьен мельком глянул, не особенно заинтересовавшись ее маневром, схватил ее на руки и посадил снова на стол. Что-то она сделала не так, и он снова насторожился и перестал ей доверять.

Молча и зло он опрокинул ее навзничь и, встав между ее ног, приподнял их, разведя ей колени локтями. Веревка, зажатая в пальцах Сениной ступни висела почти у его уха. Нельзя, чтобы он ее заметил…

Соня протянула ему навстречу свои тонкие, холодные руки. Помедлив, он недоверчиво склонился к ней. Она притянула его к себе на грудь. Он поддался.

Соня обхватила его в талии ногами и стала гладить его по спине, задирая его рубашку, вонзая легонько ногти в его кожу. Этьен застонал от возбуждения. Ее руки разбегались по его спине все дальше и дальше, все ближе к ее ступне, лежащей на пояснице Этьена, в пальцах которой была зажата веревка. Шумно дыша, Этьен стал ерзать тазом между ее колен, налаживая свою поганку в нужном направлении. Напрягшись под ним, Соня рывком достала до своей ступни и сдернула с нее веревку. Этьен встревоженно приподнял голову, и Соня закончила движение руки, обвив веревку вокруг его шеи. Схватившись за концы, она начала ее натягивать. На лице Этьена изобразилось такое детское удивление, что на какое-то мгновение Соне стало его жалко. Но только на мгновение. Ее ноги крепко держали тело Этьена в своем кольце, в силу чего он, не имея возможности распрямиться, был вынужден опираться хотя бы на одну руку, пытаясь другой ослабить натяжение веревки. Соня тянула концы веревки изо всех сил, раскинув кулачки в стороны на столе. Он задыхался. Но этого было недостаточно. Соне не удавалось его даже просто легонько придушить, чтобы он выключился ненадолго…

Она стала наматывать веревку вокруг своих запястий, усиливая таким образом натяжение. Тогда Этьен, почувствовав, что это уже серьезно, уперся в ее тело головой — больно, твердо уперся, прищемив левую грудь, — и, опираясь на нее, высвободил себе обе руки. Теперь сила была на его стороне. Он по миллиметру отодвигал веревочную петлю от своего горла, ему уже удалось просунуть под нее пальцы, Сонины кулаки побелели и веревка врезалась в них до крови, а Этьен все оттягивал и оттягивал петлю, глядя на Соню тяжелым, убийственным взглядом…

Неожиданно Соня разомкнула ноги и ослабила натяжение веревки. Этьен начал выпрямляться. И, когда он достаточно распрямился, она изо всех сил ударила пяткой по поганке, которая странным образом до сих пор торчала жизнерадостно вверх.

Этьен взвыл и схватился за член. Воспользовавшись этим, Соня быстро накинула еще одну петлю вокруг его шеи и снова изо всех сил натянула веревку.

Этьен схватился за петлю. Тогда она еще раз ударила его в пах. Этьен согнулся, но урок усвоил и теперь одной рукой прикрывал пах, а другой держался за шею. Но Соня уже чувствовала, что она победила. Он еле дышал, красный, с бессмысленными вытаращенными черными глазами. Она дернула веревку на себя, со всей силой откидываясь назад, и Этьен начал заваливаться на нее. Соня быстро отодвинулась, давая ему упасть на стол. Когда его голова глухо стукнулась о дощатую поверхность, Соня встала над ним на колени и, завязывая веревку на его шее вместе с его просунутыми под нее пальцами покрепче, материлась', глотая слезы, всеми известными ей во французском языке неприличными словами. Этьен хрипел на столе. Закончив, Соня встала над ним во весь рост.

Она осмотрелась. На полу валялись обрывки других веревок, ее повязка с глаз… Она мстительно улыбнулась, спрыгнула на пол, подобрала вторую веревку и пихнула Этьена в бок. Этьен завалился вниз, на пол. Соня склонилась над ним. Он дергался, хрипя, и размахивал свободной рукой, пытаясь ее ударить. Не обращая на него внимания, Соня туго обмотала веревкой поганковидный член, сделала на нем крепкий узел, а второй конец, натянув, завязала у него на шее. Вот так.