Кому-то удалось с помощью денег родителей продолжить учебу, выучиться на специалиста. Многие окунулись в бизнес или же подались за бугор.
Для Слобожанщины ближе всех была Россия. На нее и возлагали надежду о возрождении Украины.
Все это увидел Зенон Мартынович, посетив степные края, по которым когда-то с востока на запад осуществлялось Великое передвижение народов. Были, конечно, попытки двигаться с запада на восток, а чем они кончались, знают не только историки.
Теперь Зенон Мартынович мог далеко не во всем соглашаться с Варнавой Генриховичем, но и доказательно возражать ему, имея свое, не вычитанное из книжек мнение.
Украина, оказывается, разная, подвержена ветрам истории. Здесь чуть ли не каждое столетие меняется социальная погода. Она всецело зависит от могущества соседа. Ближайший западный сосед ее называл окраиной (отсюда и название страны). Исход русского населения на юг дал Малороссию. Кто ее перетянет на свою сторону — Польша или Россия, — ту цивилизацию она и примет. Но как бы ни разрывали ее доброхоты, прежде всего католики и православные, Украина останется Украиной. Теперь стало модным поголовно верить в Бога. Пример берут с президентов. Вчера еще они были закостенелыми безбожниками, сегодня их, как посланцев неба, благословляют патриархи. За кем пойдут украинцы — за католиками или за православными? А может, и еще за кем-то. Все зависит от размера траншей, которые выдаст им Международный валютный фонд.
Неисповедимы пути Господни…
Хотя Иисус Христос вроде один, но люди-то — разные. И предают они по-разному, преследуя свои, часто далеко не каждому понятные корыстные цели.
«Из сердца человеческого исходят злые помыслы». Так говорил апостол Павел, когда это была неоспоримая истина. Сегодня в эту истину поверил и Зенон Мартынович.
Посетив Слобожанщину, он с мятежной душой вернулся в Галицию. В его сердце стучалась кровь сыновей, о которых он догадывался, что они где-то существуют, но до недавнего времени никаких чувств к ним не испытывал. На ниве баламутной жизни какой муж не роняет свое семя? Где удачно уронит, там родится новая жизнь… Так гласит библейская заповедь. А Библию писали люди святые.
Ронял и Зенон Мартынович, не думая о результате — его интересовал сам процесс…
За кладбищенскими воротами уже никого не осталось. На площадке, где усопших перекладывают на катафалк, сиротливо стоял уазик, покрытый предутренней росой. Вернулись ребята и стали дожидаться пана Шпехту. В отдалении на крыше спящей семиэтажки в голубом ореоле высвечивалась цифра 4.
В этот предрассветный час огромный старинный город видел свой не первый сон.
— Сколько же можно дожидаться? — вслух сердито спрашивал себя Илья, подавляя зевоту. — Ну и народ эти западены!
Этот народ он уже немного знал. В детстве, когда еще была советская власть, его привозили в Карпаты на спортбазу — тогда школьники готовились к соревнованиям по легкой атлетике. Были ребята из западных областей, он обратил внимание, что говор у них другой, но тренируются с большим усердием. В своем усердии они были похожи на взрослых. Когда еще был колхоз, бригада плотников из Западной Украины строила коровник. Сельчане хвалили строителей, но не председателя. Он им по договору не заплатил — нашел много брака. На прощание обозвал их бандеровцами. Хотя западены были люди как люди, и коровник получился добротный. Чем они отцу не угодили? Илья спросил, отец ответил: «Не стахановская у них работа. В праздники — за топор не берутся, в субботу — банятся, в воскресенье требуют автобус, чтоб смотаться в райцентр — попасть на утреннее богослужение. Коровник могли бы построить за месяц. Сорвали все планы… А могли до осени и школу отремонтировать…»
Так и остались в памяти западены, как их нарисовал отец. Илья усвоил: народ работящий, но по-настоящему отдыхать не умеет.
В эту ночь Илья отдыхал своеобразно. Сначала ходил, подпрыгивая вокруг машины, отгонял дрему. Холодный порывистый ветер, гулявший над крышами домов, заставил его надеть куртку-ветровку, потом все-таки загнал в салон, где еще держался омерзительный запах.
Микола на водительском сиденье делал вид, что спит. Илье было скучно, и он растолкал напарника.
— Где же твой трижды трахнутый Шпендель?
Микола поднял голову, заспанными глазами уставился куда-то в темное пространство, поправил:
— Шпехта. Он не еврей. Он — карфагенец.
— Один хрен. Все они из пустыни… Мне мою тысячу отдаст?
— Обязательно.
— Тебе-то проще. Ты за так согласился… Вот вернемся в наше Сиротино, всем расскажу, какой ты чокнутый. За обещание кого-то выкупить из плена заставить себя четверо суток нюхать мертвечину. Ну и как — нанюхался?
— А ты — разве нет?
— За бабки, Миколка, да еще жирные, я не только буду нюхать — лизну любое место. — И выдал, как открытие: двадцать первый век — абсолютная власть денег.
— Понятно, кто много лижет — много имеет.
Илья едко ухмыльнулся, показав передний верхний зуб со щербинкой:
— Ты, как мой батько, любишь наставлять народной мудростью.
— Батько — это который?
— Он у меня один.
Микола и в этот раз не стал уточнять. Еще обидится. Детские обиды, нередко переходившие в драки, уже давно забылись.
«А мне, — сказал он себе, — стоит ли вмешиваться в чужую жизнь, если не просят?» Вспомнил, что на этот счет есть у слобожан пословица: «Цыган знае, шо кобыли робе». Главное, напарники за всю дорогу ни разу не конфликтовали. Гуменюк обязательно спросит: «Ну, как поездка? С Ильком кашу сварил?» Однозначно не ответишь. В дороге всякое случалось. И уж если отвечать, то разве что слобожанской шуткой: «Наше дело — дерьмо. Мы его успешно разжевали».
Зенон Мартынович спросил, но не об опасностях, которые поджидали их по пути сначала от Коломны до Грозного, где запомнилась чеченская шурпа, а затем этот проклятый «груз 200», от которого выворачивало все внутренности, хотя потом было терпимо до самого Лычаковского кладбища. Оказывается, человек — не зверь и не скот, ко всему привыкает.
Когда, по утверждению Ильи Пунтуса, человеку, как звезда путеводная, светят «бабки», его уже ничто не остановит; он идет прямиком — как Иисус Христос по водам.
— «Бабки» лишают человека страха, — откровенничал Илья.
— И совести, — подсказал Микола.
— С такими убогими мыслями, Колюнчик, ты никогда не станешь не то что олигархом, даже мало-мальски крутым, чтоб тебя замечала Юля.
Это был удар под дых. Значит, Пунтусы на семейном совете обсуждали Юлино будущее: дескать, стоит ли распивать мировую с Перевышками?
Тем временем, пока приценивались, прикидывали, выгодно ли отдавать Юлю за односельчанина, удастся ли ей потом, замужней, перебраться в город, Алексей Романович по старой памяти побывал на приеме у вице-губернатора Антона Семенистого.
