Они спустились вниз. Валентина увидела, что Анатолий уже спит, сидя на том же самом месте, в кресле, свесив голову на плечо, неприятно-широко открыв рот, раскинув ноги. Гонтарь засмеялся, велел Бобу и Фриновскому перенести бравого прапорщика в другую комнату, и те поволокли его по ковру, как бревно.
Снова загрохотал магнитофон; Нинка выкрикивала что-то непристойное, пьяное, стала срывать с себя одежду, затрясла голыми грудями, скинула было кофту и Светлана.
— Да ты с ума, что ли, сошла, Рогожина?! — раздался вдруг из сада чей-то молодой сильный голос, и Светлана окаменела.
К ярко освещенной веранде подбежал парень, и Гонтарь сразу же узнал его — это был тот самый мотоциклист.
— А-а, значит, шпионишь, подглядываешь, чем это мы тут занимаемся! — он рванул парня за рукав, но тот ловко вырвался, оттолкнул Михаила Борисовича.
— Боря! Олег! — визгливо крикнул Гонтарь. — Вы что же это стоите, черт бы вас подрал?! Я вам за что плачу?!
Басалаев и Фриновский кинулись на парня, но незваный гость был явно не робкого десятка, к тому же явно владел приемами каратэ: Фриновскому попало уже раза два в живот, он заскулил, согнувшись пополам, отскочил в сторону. Дрались теперь двое — Боб и парень, а Гонтарь бегал вокруг них, пинал парня.
Выбежали на шум женщины, и Светлана, увидев парня, невольно воскликнула:
— Сережа!
Сергей оглянулся на крик, застыл на долю секунды, и этим моментом воспользовался Боб — ударил его в лицо, разбил губы. Правда, и Басалаев тут же получил сильный ответный удар, они снова сцепились, упали на землю.
— Борис! И ты, как тебя, Сергей, погодите!… Я кому сказал! — кричал Гонтарь, стремясь растащить дерущихся. — Стойте!
Они поднялись, тяжело дыша, настороженно смотрели друг на друга. Держась за живот, подошел Фриновский, замахнулся, хотел было ударить Сергея, но Гонтарь остановил его властным окриком!
— Олег! Я что сказал?!
Фриновский отступил, недоуменно и обиженно глядя на Гонтаря, а тот присмотрелся к Сергею.
— Ба-а… Мы где-то с тобой встречались, парень?
— Встречались! — с вызовом сказал Сергей и сплюнул кровь. — На площади Ленина, на митинге.
— Да-да, был такой факт, был. «Афганец», так?… А я смотрю — знакомое лицо. Ладно, что было, то было. Сюда, ко мне в дом, — зачем?
— За Светланой приехал.
— Ага… Ты его знаешь. Света?
— Знаю, да.
— «Хвоста», значит, привела?
— Я сам приехал, вы это видели! — запальчиво и гневно возразил Сергей. — В такой компании, как у вас, Светлане не место. Вы глумитесь над людьми, над моралью. Поехали домой, Света! Зачем ты связалась с этими… с этими…
«Что же делать с этим «рыцарем»? — размышлял Гонтарь. — Выследил, выходит, все слышал и видел. Нехорошо. А если донесет? А если он вообще…»
— Слушай, Сережа, — ласково сказал Гонтарь. — А ты, случайно, не из ментов, а? Это ведь они любят выслеживать. И ты один сюда приехал? Или дача моя уже оцеплена?
— Я студент, и никакой не милиционер. И ехал за Светланой.
— Вот тебе Светлана! — Боб свернул перед носом Сергея кукиш. — И вали отсюда по-хорошему, пока цел! Впрочем, погоди-ка, Светик, иди сюда! — он рванул ее за руку. — Ты что, на два фронта работаешь, да?
— Пошли вы все от меня! — Светлана стала вырывать руку.
— Дача моя — не место для выяснения любовных отношений, — вмешался Гонтарь, решив для себя, что надо помягче уладить этот конфликт. А потому, юноша, прошу покинуть территорию. Иди туда, откуда пришел. Ну!
— Не пугай, дядя, я не из пугливых, — спокойно сказал Сергей. Повернулся к Светлане: — Ты поедешь? Или… остаешься?
— Сережа, ты иди, мы… мы потом с тобой поговорим, — Светлана потупила голову, повернулась, торопливо пошла в дом.
— Проводите, господа! — Гонтарь мигнул Басалаеву, тот хорошо понял хозяина, пошел следом за Сергеем, незаметно подхватив у ворот камень. Потянулся вслед за ними и Фриновский.
— И больше, юноша, так не делайте! — говорил Гонтарь, идя следом. — Подглядывать в чужие окна нехорошо. Так настоящие студенты не поступают, даже если они и очень влюблены. Светлана, судя по ее поведению, вас отвергла…
Сразу же за воротами, улучив момент, Боб коротко и зло ударил Сергея в голову. Тот, взмахнув руками, беззвучно упал в траву.
Подскочил Фриновский, пнул обмякшее тело, замахнулся было еще, но Гонтарь оттолкнул его:
— Погоди, Олежек, не усердствуй. Тут надо решить…
— Пришить его, да и вся недолга! Ишь, козел!
— Ты с ума сошел! Возле моего дома!… Вы вот что, Боря. Погрузите его в машину и отвезите куда-нибудь подальше ОТ дачи. Придет в себя, уедет восвояси. Ты его не очень, а?…
— Да вроде не очень, Михаил Борисыч. Но отключился студент-то.
— Ну-ка, посвети!
Они нагнулись над Сергеем, осмотрели голову — крови не было.
— Дышит, все нормально. В другой раз не будет девку из рук вырывать. Ишь! — Боб сплюнул.
Он завел свой «Москвич», выкатился со двора. Пьяный-пьяный, а руль держал крепко.
Прибежала встревоженная Марина, стала тормошить мужа:
— Миша, ну что тут у вас? Что вы с ним собираетесь делать?
— Да ничего, Мариша. Ты иди, иди в дом. Ребята сейчас гостя этого отвезут…
— Да куда они его повезут? Зачем? Ночь на дворе! Вы что — избили его? Ой, господи!
— Да не шуми ты! Чего разоралась? — не сдержался Гонтарь. — Не твое это бабское дело. Или за стол его с собой сажать? И так весь вечер испортил! Ну стукнул его Борис, сейчас очухается. Иди!
Марина пошла, оглядываясь, спотыкаясь на выложенной из каменных плит дорожке, а Боб с Фриновским втащили стонущего Сергея н машину.
— Он уже глазки открыл, Михал Борисыч! — объявил Басалаев. — Долго жить будет.
— Ты, сволочь, ответишь… за все, — с трудом проговорил Сергей, а Боб только засмеялся:
— Во! И заговорил уже! Силен парень!
— Отвезите его к переправе пли туда, где он там мотоцикл свой спрятал, — распорядился Гонтарь. — И пусть едет.
Михаил Борисович, хмурясь, пошел в дом. Вот черт, погуляли, называется. И чего этот придурок привязался к девке? Не хочет же она с ним, ясно!…
В «гостиной» сидели лишь Марина с Долматовой. Нинка, сжавшись в комок, спала тут же, на диване, Светланы не было.
— Сейчас придет, — сказала Марина.
Но Светлану они так и не дождались. Она вышла в сад, перелезла через ограду, порвав при этом платье, и побежала прочь от дома Гонтаря. Дорогу помнила— все по асфальту. Решила, что если не подвезет какая-нибудь машина, то к утру она все равно до Московского шоссе доберется. А уж там ее обязательно кто-нибудь подвезет.
«Ах я дура, какая же я дура, что согласилась поехать с Валентиной! Но та ведь очень просила нас с Нинкой: надо поехать, девочки, я вас прошу. Компания хорошая, интеллигентная… Ничего себе, «интеллигенты»! Тот же Боб, бородатый этот хам: только познакомились, уже под платье лезет. Мерзавец!»
Она быстро шла по спящей чужой деревне, со страхом оглядываясь, вздрагивая от близкого лая собак. Хоть бы палку какую найти, господи! А то ведь в руках только сумочка.
За ее спиной, на том конце Хвостовки, вспыхнули вдруг мощные автомобильные фары, Светлана обрадовалась — повезло ей. Но машина свернула в противоположную сторону, поехала куда-то к лесу, и Светлана прибавила шагу. Хмеля давно уже в голове не было, сердце и каблуки стучали в унисон: тук-тук-тук… И зачем она согласилась ехать, зачем? И что стало с Сергеем? Ушел, наверное, уехал… Хорошо, она не сказала Михаилу Борисовичу, что отец Сергея работает в госбезопасности. Еще неизвестно, чем бы все это кончилось… А страшно-то как, господи! Ну хоть бы кто-нибудь ехал, подвез бы ее! Надо было с Сергеем уйти, уехать…
А Сергея в это время везли берегом Дона, какой-то проселочной дорогой. Он окончательно пришел в себя, сидел на заднем сиденье со связанными руками, матерился.
— Ну ты, студент, потише, потише! — урезонивал его Басалаев, сворачивая к обрыву. Места тут были ему знакомые — рыбачил, когда приезжал на дачу н Гонтарю. Вот здесь, под обрывом, водятся щуки и даже сомы, а самое главное — тут глубокое место. Пусть этот студент искупается со связанными руками. Хоть Михаил Борисович этого им и не говорил, но они о Олегом решили наказать его.
Выбравшись из машины, Сергей догадался, что они задумали, рванулся было в сторону, сбив Фриновского с ног, но Боб насел на него, свалил. Потом вдвоем они поволокли Сергея к обрыву, с трудом столкнули его вниз — зашуршала галька, затрещали кусты — тяжело и звучно шлепнулось в воду тело.
— Ну вот, студент, искупайся, остынь, — хохотнул Басалаев.
Плескалась внизу черная холодная вода, шумно целовала прибрежную гальку, а за лесом, прямо перед глазами, полыхало ночное зарево большого города…
Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, гласит народная мудрость.
