Это было бы здорово. Напоить бы ее, чтобы не ломалась. Вокруг было тихо, лишь где-то вдалеке урчал лодочный мотор. Внутренний дворик роскошного особняка, бассейн и большая часть лужайки утопали в тени деревьев; забор и живая изгородь с двух сторон надежно укрывали этот оазис от посторонних глаз. Тем восхитительнее был открывавшийся вид на озеро и крутой склон, по которому можно было спуститься на пляж по новой лестнице: сорок восемь ступенек и две площадки. Боб прекрасно знал все эти цифры, потому что сам построил в конце июня эту лестницу. Помогали ему два парня из бригады сборщиков огурцов. Пока они работали, Нэнси загорала возле бассейна в раздельном купальнике, выставляя напоказ свой живот. Поиздевалась над Бобом и мексиканцами в свое удовольствие. Впрочем, в отличие от рабочих, Боб имел возможность приходить в дом и после окончания строительства лестницы.
Сегодня он выждал до половины шестого, чтобы избежать встречи с мистером Ритчи, который как раз собирался в Детройт. Если бы мистер Ритчи еще не уехал, у Боба была заготовлена отличная отмазка: он с полным правом мог сказать, что пришел проверить, где находится яхта и не нужно ли перегнать ее к причалу яхт-клуба. Мистер Ритчи частенько поступал так по воскресеньям: вместе с Нэнси они катались пару часов по озеру, а потом оставляли яхту на якоре возле дома, чтобы не тратить время на поездку в клуб. Мистер Ритчи переодевался, садился в машину и уезжал в Детройт. В таких случаях в обязанности Боба-младшего входило вызвать по телефону кого-нибудь из клуба, кто перегнал бы яхту на место. Вот и сейчас яхта покачивалась на волнах перед домом — красивое судно, тридцать восемь футов в длину, борта выкрашены в белый и темно-зеленый (цвет консервированных огурчиков), как и все, что принадлежало мистеру Ритчи: белый дом с зеленым тентом над террасой, устроенной на крыше первого этажа, зеленые кусты живой изгороди, зеленая плитка вокруг бассейна, зеленый «мустанг», зеленый «линкольн»; все оборудование, используемое на ферме, тоже было зеленого цвета. В зеленый и белый цвета был выкрашен и охотничий домик в глухом уголке принадлежавшего мистеру Ритчи поместья. В общем-то, Боб-младший ничего не имел против зеленого с белым: ну, нравятся тебе эти цвета, есть тебе что в них покрасить — и слава богу, хотя лично ему больше было по душе сочетание синего с золотым — в такой форме он выступал за «Холден Консолидейтед».
Нэнси вернулась в голубом свитере с воротником-матроской, отлично сочетавшемся с ее темными волосами. В доме она пробыла довольно долго, но, к разочарованию Боба, не удосужилась принести ни бутылку, ни бокалы. Его вообще удивило, что сегодня она задумчивая и какая-то медлительная, а ведь обычно эта вертушка на месте усидеть не в силах.
— Я думала, где-то есть запасные ключи, — сказала Нэнси, — но не нашла.
— Знаешь что? Если уж тебе так хочется, возьми мой пикап. Только мистеру Ритчи не говори.
— Вот ведь сукин сын. Думает, если забрал ключи — то я всю неделю буду сидеть тут в четырех стенах, его дожидаться.
Боб-младший посмотрел на девушку и осведомился:
— А разве это не является одним из условий вашей сделки?
— Наша сделка, Ваня, — не твоего ума дело.
— В таком случае поговорим о чем-нибудь другом. Принесла бы немного выпить.
— Я не хочу пить. Я хочу чем-нибудь заняться.
— Ну, не знаю, — задумчиво произнес Боб-младший. — Может, покатаешься на яхте?
— Спасибо, сегодня я уже каталась.
— А что вы делаете, когда уплываете на яхте?
Нэнси как стояла, уперев руки в бока и неотрывно глядя на раскинувшееся перед ней до самого горизонта озеро, так и осталась стоять, не удостоив Боба ответом.
— Рыбу ловите?
Нэнси бросила на Боба такой взгляд, что он сразу принял правила игры и сменил тон.
— Я понял. Вы купаетесь в чем мать родила, а потом он гоняется за тобой по всей яхте.
— Точно, — кивнула Нэнси. — Как это ты догадался?
— Слушай, давай куда-нибудь съездим. В конце концов, до вечера еще полно времени.
— А жена тебя не хватится?
— Она уехала в Бэд-Экс, маму навестить.
— И всех детишек с собой взяла? А в это время папочка… так чем, ты говоришь, собирается заняться папочка?
— Да брось ты. Я имел в виду… ну, на яхте покататься.
— Я уже сказала: кататься я не хочу. Сыта по горло этой чертовой яхтой.
— Тогда, чтобы мозги лучше работали, принеси нам что-нибудь выпить. Например, «Колд Дак».[1]
— Я хочу чем-нибудь заняться.
— Чем же выпивка — не занятие?
— Я хочу выбраться отсюда.
— И что будешь делать? Опять парней на дороге сбивать, как кегли?
Нэнси пристально посмотрела на него и, выдержав паузу, сказала:
— Я бы с удовольствием, да вот у тебя для этого, боюсь, кишка тонка.
— Я знаю кое-какие занятия и получше.
— У тебя духу не хватит даже вывезти меня отсюда — просто чтобы проветриться, — заметила Нэнси. — Разве я не права? Будешь всю дорогу торчать здесь, пока Рея нет дома, а чтоб взять и увезти меня куда-нибудь развеяться — так нет, сразу в кусты.
— Ну, и куда же ты хочешь?
— Куда угодно, только бы отсюда.
— А какой смысл? У тебя здесь есть все, что нужно.
— Мне надо уехать отсюда, — сказала Нэнси. — Так что выбирай: или вези меня кататься, или вали домой.
Когда они доехали до Женева-Бич, было около семи. Боб-младший сказал, что, если ей захочется чем-то заняться, пусть предупредит его, потому что ничего хорошего ей захотеться не может. Нэнси пообещала сообщать ему о всех своих желаниях.
— Если мы куда-нибудь поедем, я схожу куплю себе сигареты. — Боб-младший остановил машину возле тротуара и зашел в магазинчик.
Нэнси осталась сидеть в пикапе, лениво наблюдая за прохожими. Через минуту это ей наскучило, и она принялась расчесываться, повернув к себе зеркало заднего вида. Приведя себя в порядок, она, не вынимая расчески из волос, принялась себя разглядывать. Потом вытащила расческу и минуту посидела спокойно. Вдруг ее взгляд уткнулся в знакомую фигуру на другой стороне улицы: прямо напротив машины находился ресторан, откуда вышел Джек Райан в сопровождении какого-то тяжеловесного дядьки. Они остановились на перекрестке, по зеленому сигналу светофора перешли Прибрежное шоссе и свернули к бару «Пирс».
Когда вернулся Боб-младший, он заметил, что Нэнси успела причесаться.
— Я знаю, куда мне хочется сходить, — сказала она.
Когда Нэнси Хейес было шестнадцать лет, она с удовольствием подрабатывала, приглядывая за чужими детьми. Делала она это не от большой нужды и вовсе не потому, что ей нечем было заняться. На свидание с кем-нибудь из парней она могла рассчитывать хоть каждый вечер, а что касается денег, то отец каждый месяц присылал ей чек на сто долларов в конверте с надписью «На личные расходы». Эти деньги поступали в ее адрес в тот же день, когда мать получала чек на причитавшиеся после развода алименты. Так что Нэнси проводила вечера в чужих домах и с чужими детьми просто потому, что ей это нравилось.
В то время они с матерью жили в Форт-Лодердейле в белом домике за тридцать тысяч долларов, с жалюзи на окнах, покрытым керамической плиткой полом и небольшим, неправильной формы бассейном во дворе. От дома до океана было меньше семи миль. Другое дело, что неподалеку от них, по другую сторону торгового центра «Оушен Майл», дома были совсем другие — дорогие и роскошные. От каждого дома к океану был проложен канал, а у пристани перед многими домами покачивались большие белоснежные яхты. Как правило, владельцы приезжали сюда лишь на несколько месяцев в году — с Нового года до Пасхи. Светская жизнь у этих людей не прекращалась ни на один день, и, чтобы поспевать на все приемы и вечеринки, многим приходилось решать вопрос, с кем оставить привезенных в это благословенное курортное место маленьких детей. Самым везучим удавалось заполучить в качестве бэбиситтера Нэнси Хейес. Нэнси была очаровательна: темные волосы, карие глаза, уже не детская, но и не совсем взрослая фигура, особенно эффектная в обтягивающей футболке и сидящих низко на бедрах брючках. Она была очень благовоспитанной девушкой. Как бы поздно ни возвращались родители, они никогда не заставали Нэнси спящей. Чтобы не скучать, она приносила с собой какую-нибудь книгу.
Книга оказалась отличной фишкой. Нэнси быстро сообразила, что лучшее впечатление на родителей производят русские классики и автобиографии знаменитостей. Она оставляла книгу на кофейном столике в гостиной, а к тому времени, когда родители возвращались, перекладывала закладку на тридцать-сорок страниц вперед. На самом же деле ей было не до чтения. Больше всего Нэнси в ее работе нравилась возможность походить по чужому дому и порыться в чужих вещах. Дождавшись, когда дети заснут, она приступала к планомерному осмотру, который начинался обычно с гостиной и заканчивался хозяйской спальней. В письменных столах тоже интересно было покопаться, особенно если где-нибудь в нижнем ящике лежали письма. Занятно было и полистать чековую книжку главы семейства. В кухнях и столовых делать особо было нечего. Кое-что любопытное попадалось в комнатах для гостей и на верандах. Но интереснее всего были, конечно, спальни.
