ворчу себе по-стариковски:
«А чего же, собственно, я жду?
Все ветшает, даже тело, в ходе носки»
Здесь, в аду, живя среди чертей,
Выгорают в людях даже души,
Да и люди здесь не тех мастей,
И от разговоров местных вянут уши.
Пеплом душ дорогу занесло,
И туманом подлости укрыло,
В воздухе витает только зло,
А тепло в сердцах давно остыло.
Моя вера – щит, а ум – копье,
Мое слово – меч. Вернулись силы.
Разлетайся, злое воронье!
Ваши крылья долго зло носили.
Я терпела все почти 5 лет.
Что ж, последней буду я смеяться,
Ведь в моей душе сомнений нет,
Я в долгу не буду оставаться.
Испытание на прочность
И проверка на запас.
Ох, взорвется кто-то точно
Прямо здесь и прям сейчас!
Что ни день – нововведенье,
Но не к лучшему, увы.
«Скоро ль кончатся мученья?» -
Задаем вопросы мы.
Усиление режима
Нам проводят каждый день.
Как дорожная машина,
Давят все, кому не лень.
Под конвоем, с картотекой,
Мы в столовую идем.
В пиджаках ли все одеты?
Ел, не ел, друг друга ждем.
А в здравпункте, как в музее,
На крылечко не взойти.
Не топчи, не то – по шее
Можно быстро «огрести»
Целый день расписан плотно,
Зэк без дела не сидит.
Да…взялись за нас добротно,
А инспектор, знай, кричит.
Хозработы и проверки,
И в столовой свой дресс-код…
Ну, держись, пенсионерки!
Фуру грузим. Все вперед!
Вокруг меня сомкнулась стая псов,
Рычат и лают, брызгая слюною,
Кусать пытаются, и мерзкий яд с клыков
Стекает в землю за моей спиною.
Я не привыкла опускать глаза,
Когда мне кто-то вдруг бросает вызов.
Когда вдруг начинается гроза,
Иду вперед, назло чужим капризам.
И мне не страшно, просто все равно.
Мне ль этой своры бешеной бояться?
Я поняла уже давным-давно –
Не надо падать, чтоб не подниматься.
Не надо глаз от своры отводить,
Чтобы тебя мгновенно не загрызли.
И по-собачьи я не стану выть,
Мое достоинство – дороже жизни.
Пришла весна, но нет еще тепла.
Мордовия пугает нас морозом.
Мы на зарядку в минус 22
Шагаем строем с ярко-красным носом.
Здесь о здоровье нашем не с проста
Заботится колония родная.
Мы проживем, наверно, лет до ста,
Весь срок себя промзоне отдавая.
И пусть нас кашель будит по утру,
Пусть нас опять всех на плацу продует.
Мы делаем зарядку на ветру,
Режим мордовский нас, любя, прессует.
Ну вот, еще вчера нам солнышко светило,
И птички пели, и текли вовсю ручьи.
А нынче снова небо потемнело,
И дождь со снегом снова стал идти.
Когда же эти хляби прекратятся?!
Здесь жизнь и так не радует меня.
Когда тепло, и дни быстрее мчатся.
Как ни крути, я время трачу зря.
Ну от чего меня должна исправить
Колония, где я почти пять лет?
Жить так, как здесь, нельзя меня заставить,
Ведь здесь и жизни-то нормальной нет.
Есть только грязь в душе людей и теле,
Есть зависть темная, и подлость – как закон.
И если честной быть, на самом деле,
Здесь не колония, а истинно – притон.
Здесь продается честь за сигареты,
А совесть – за возможное УДО.
Здесь продадут тебя за полкотлеты.
Ты здесь не человек, ты здесь – ничто.
В колониях Мордовских нет закона,
Они здесь красные от крови тех людей,
Которым, как животным из загона,
Нельзя здесь жить по совести своей.
Здесь дубинал – не просто наказанье,
А как пример, как назидание другим.
Здесь принято слепое послушанье
И восхищенье шуточкам тупым.
Смотрю на все и кажется порою,
Что про фашистов вижу кинофильм.
Хочу остаться здесь самой собою,
Не изменяя принципам своим.
Мое желание обходится мне «боком»,
Но ничего, кончается мой срок.
А это время будет мне уроком,
Был труден путь на волю и далек.
Холодно и телу, и душе…
Может быть предчувствие плохое?
Все здесь опостылело уже!
Связи нет. Ну что это такое?!
Ни звонков, ни писем нет давно.
Паникуем от того, конечно.
Мы смеемся, хоть и не смешно.
Кажется, что будет это вечно.
Понимаем мы своим умом,
В отпуске одна, другие – в деле,
Ну, а мы надеждами живем
И считаем грустные недели.
Чтоб услышать голосок родной,
Прочитать душевные странички,
Мыслями умчаться в дом родной,
Вновь смахнуть слезу свою с реснички.
Много ли нам надо? Боже мой!
Мы и так наказаны жестоко.
Как же хочется скорей домой!
Здесь так грустно, пусто, одиноко…
Кто «фофаны» отпустит в назиданье,
Кто – просто кулаком по голове.
Такое ль суд назначил наказанье?
Как-будто жизней не одна, а две.
Как можно называть себя мужчиной,
Когда ты женщин бьешь своей рукой?
Ты хвалишься мужской, наверно, силой?
Хотя, ты и мужчина – никакой…
В тебе нет ни любви, ни состраданья,
И возраст женщин для тебя не в счет.
Мне разум твой – за гранью пониманья.
Нет, не мужчина ты, а просто скот.
Приезжает генерал,
На ушах вся зона.
У строителей аврал,
Ради чести трона.
Все сдают второй отряд
После капремонта.
Будет кто-то очень рад,
Это ж вроде фронта.
Каждый день без хозработ
Не было минутки.
Дни и ночи, круглый год,
Фронтовые сутки.
Так же, как на всех фронтах,
С кровью и слезами,
И превозмогая страх,
С сонными глазами.
Зэчки ночью базу шьют,
Днем – на хозработы.
Как же, бедные, живут?
Тошно, аж до рвоты…
Генералу дела нет
До проблем на зоне.
Стройку принял и «Привет!»
Не понятно, что ли?
Уходит год… Что ж, подведу итог.
Что он принес? Ударов горечь и потери.
Чем он меня порадовать не смог?
Уходят прочь из жизни дни, недели.
Я знаю, мы пред Богом все грешны,
Но я раскаялась, прошу лишь снисхожденья,
Хочу я лишь семью свою спасти,
Пытаясь получить освобожденье.
Я никому здесь не желаю зла,
По Заповедям Божьим жить стараюсь,
Но в
