И всё же, раз Озирский хочет поговорить тет-а-тет, у него нет прямых улик против Зеньковича. Иначе генеральный директор агентства не стал бы тратить своё драгоценное время и обратился напрямую к дружкам из РУБОПа. Завалились бы сюда амбалы в камуфляже и в масках, и никакая охрана не помогла. В любом случае, придётся вызывать одного из адвокатов, причём срочно. А что будет дальше, неизвестно. Запятнавший себя Академик вряд ли потребуется коллегам по сообществу. Могут его тихонечко убрать в следственном изоляторе, чтобы не сдал и не напоминал постоянно об их долге. Сотрут, как ластиком, как стирал людей он сам, и будут стопроцентно правы.
Евгений быстро шёл мимо недавно пересаженных карликовых сосен, глубоко дышал и никак не мог успокоиться. Пушистые сосенки обозначали границу его владений. И сейчас, разогретые солнцем, они приятно пахли смолкой. Академик резко повернулся и зашагал мимо яблонь, выстроившихся в шеренгу, как на параде. Приствольный круг каждой был любовно декорирован цветной мульчей. Райский уголок, но и здесь нет покоя…
Сейчас главное — узнать, чего именно хочет Озирский. Постараться сохранить в тайне не только их встречу, но и свои неприятности. Если сегодня удастся договориться, то можно продолжать жить по-прежнему. Нет, не совсем, потому что отныне Академик будет постоянно чувствовать себя под колпаком. И ещё неизвестно, как на его контакт с генеральным директором сыскного агентства посмотрят те уважаемые люди, с которыми волей-неволей приходится считаться. Могут понять неправильно, решить, что Академик за их спинами ведёт какую-то свою игру.
Что же касается Маргариты, то она, конечно, не станет дожидаться расплаты за своё предательство. Если она всё рассказала Озирскому, исправить ничего нельзя. Можно лишь отомстить. И восточная женщина, азербайджанка с персидской кровью, это отлично понимает. Конечно, Озирский поможет ей получить новые документы. Скорее всего, Кагирова уедет из России. В любом случае, искать её Зенькович не станет, потому что действительно виновен. И не только перед Маргаритой…
Он вернулся к коттеджу, изучил место будущей встречи. Решил, что говорить с Озирским будет в деревянной беседке, увитой плющом. В комнаты гость, скорее всего, не пойдёт. Есть и пить ничего не будет. Возможно, Озирский согласился бы побеседовать на открытой веранде, но это не устраивает уже самого хозяина. Чем меньше охранников и прислуги увидит его в обществе сыщика, тем лучше. Так что беседка подойдёт им обоим, а телохранители будут чётко видеть свои объекты, но практически ничего не услышат.
Зенькович бездумно крутил колёсико маленького радиоприёмника, загадав — всё закончится так, как сейчас скажут или споют.
Мой парень снова влип в дурные дела.
Подрался, наглотался какой-то мути…
пел задорный девичий голос.
Академик выключил приёмник и помрачнел ещё больше. Да, он действительно влип. Наглотался какой-то мути и подрался с теми, с кем ни в коем случае нельзя было драться. Но, может быть, ситуацию ещё можно исправить? Судя по всему, и Озирский хочет того же.
— Тоня, убери со стола! — крикнул Зенькович куда-то через плечо.
Он знал, что женщина, на попечении которой находился коттедж, бросится выполнять приказание. Так оно и вышло. Сухонькая, коротко стриженая Тоня, в габардиновых брюках и лёгком свитере-кольчужке, пулей вылетела на улицу.
— Прикажете подавать обед? — с заученной улыбкой спросила она.
— Нет, пока ничего не нужно. Обедать буду со Святославом.
Не дослушав Тониного ответа, Зенькович ушёл в беседку. Проверил, всё ли там в порядке, и остался доволен. Плетёная мебель, букет георгинов в изящной вазе, ящик с сигарами и пачками сигарет. Чтобы скоротать время, Зенькович взял свою любимую трубку, принялся набивать её. Но пальцы, всегда такие гибкие и сильные, не слушались, дрожали.
Академик прикуривал от длинной кедровой спички и сегодня извёл их целых три. А чего он, собственно, боится? Вована с Люлей убивал Чаркин. Упоминали его отчество? Это всё лирика. Все действующие лица памятной ночи на сегодня мертвы. Академик в последний момент решил не переправлять их за границу, а упрятать понадёжнее. Туда, откуда их никто и никогда не достанет. И он оказался прав — каждый из этих ребят мог стать ценным подарком для Озирского. Теперь же такой вариант исключён.
Даже если сыщик объединит усилия с РУБОПом, даже если вывернет наизнанку Маргариту Кагирову, то ничего существенного не добьётся. Её измышления можно представить как злобу брошенной женщины, к тому же вообразившей, что Зенькович устроил ей выкидыш. Но доказать, что это было действительно так, уже никто и никогда не сможет. И насчёт Лизы… Есть заключение врачей, не заподозривших никакого криминала. Маргарита была в курсе только банковских дел Академика. Возможно, припрятала какие-то документы. Но грамотный адвокат сумеет заговорить суду зубы, и Зеньковичу ещё выплатят компенсацию за клевету.
И эти покушения в Москве… Теперь, после пожара в сауне, никто не сможет подтвердить причастность Зеньковича к роковым выстрелам. Не сегодня-завтра выбранный Аристовым человек возьмёт на себя эти покушения. Сделает это для того, чтобы спасти свою жизнь, подтвердит, что посылал киллеров. У мужика как раз сложности с этим агентством, и признание никому не покажется странным. Только бы выяснить, что может предъявить та шантажистка, которая звонила Лизе и намеревалась информировать Киреева. С бабами-то он никогда особо откровенным не был. Больше всех знала Кагирова…
Мобильник опять заиграл мелодию Риты, и Академик вновь увидел кошечку. А в следующий момент понял — та женщина и есть Кагирова! Сначала она хотела действовать через Лизу, затем — через Киреева. И, наконец, нашла Озирского, который оказался шефом Леонида Глебовича. Свести их могли только сам Киреев или Оксана Бабенко.
Трубка закончила исполнять «Не оставляй меня, любимый!» и тут же выдала новый логотип. Евгений обомлел. Две точки, как два глаза, и внизу — улыбающийся рот. Этот логотип использовала только Лиза, и сопровождал его «Клич Тарзана» — Лизин позывной. Кагирова этого не могла знать, если не встречалась с Елизаветой. Но в курсе дела, несомненно, был Киреев. Значит, цепочка выстраивается такая: Кагирова-Киреев-Озирский. И все они показывают, что помнят о Лизе. Да, доказательств у них нет, а домыслы к делу не пришьёшь. Но сам-то Зенькович знает, как дело обстояло в реальности…
Едва замолк «Клич Тарзана», как мобильник опять запиликал. Зенькович, затягиваясь, слушал этот звук. Потом вспомнил, что нужно отвечать.
— Шеф, прибыл Андрей Озирский, и с ним три человека охраны, — доложил от ворот Роберт. — Прикажете пропустить?
— Да, конечно.
Евгений Романович сверился с часами. Действительно. Прошло ровно сорок минут. А когда? Как в вечность канули…
— Всех четверых? — уточнил Роберт, любящий ясность.
— Да. Охрану усадить так, чтобы просматривалась беседка. Пусть за шефа не боятся — я его не съем. Ну, и сами, конечно, присматривайте.
— Понял. — Роберт отключился.
Зенькович, положив мобильник на стол, пошёл навстречу гостю. Он не стал приводить себя в порядок, менять спортивный костюм на деловой. Они же на даче, и здесь уместен свободный стиль.
Озирский шёл впереди, а сзади следовали три его охранника в камуфляже. И сам гость был прикинут в стиле «милитари». Он надел шерстяной армейский свитер на «молнии» с удлинённым рукавом и прорезью для пальца. А к нему — камуфляжные брюки, шнурованные ботинки с коваными каблуками. Резко контрастировали с суровым обмундированием воздушные очки в тонкой золотой оправе.
Выглядел сорокапятилетний Андрей Озирский очень молодым и невероятно мудрым, весёлым и грустным, бесхитростным и загадочным. Зенькович отметил необыкновенную красоту его холёного породистого лица, лишь в одном месте, на правой щеке, немного попорченного шрамом от ожога. Каштановые волосы, расчёсанные на тонкий пробор, тронула лёгкая, как изморозь, седина. Сквозь овальные стёкла очков смотрели глаза цвета морской воды. Загорелая кожа, впалые щёки, нос с лёгкой горбинкой, обветренные, но рельефные губы. И угольно-чёрные брови, форме которых могла позавидовать любая красотка.
Зенькович на какое-то время отключился от реальности и завороженно смотрел на идущего к нему человека, как на сказочного героя или инопланетного посланца. Он много слышал о фантастической привлекательности Озирского, но увидеть это чудо природы довелось только сегодня.
— Ещё раз здравствуйте, Евгений Романович! — Андрей говорил приветливо, улыбался открыто.
Он протянул руку, и Зенькович пожал её. Всё верно, это Озирский — про шрамы на его ладонях Академик тоже слышал.
— Приветствую вас! Пожалуйста, пройдёмте в беседку. Нас там будет видно, но не слышно. Вашей охраной займутся мои ребята.
