Нора (сборник) - Азольский Анатолий

— Вы вот что, гражданин… Идите куда подальше. У нас свои интересы, нам по-семейному поговорить надо…

Маркин повернулся — и увидел Вадима Сергеева, который дружески положил руку на его плечо, а затем сделал полупоклон. Голос его был серьезен и вкрадчив.

— Моя прекрасная незнакомка!.. — Он сделал паузу. Антонина Синицына пялила на него глаза. — Мой друг Андрей не нашел в себе мужества представить меня вам… И я понимаю его робость: не всякий достоин этого… Так позвольте же назвать себя: Вадим Сергеев, пассажир…

Не ожидая приглашения или разрешения, он смело устроился рядом и так улыбнулся Тоне, что у той отпала охота гнать его прочь. Потом глянул на стол, как бы дивясь тому, что на нем нет достойных его и всех сидящих напитков и блюд.

Заработали машины громадного корабля, ногами, телом ощущалась мелкая дрожь корпуса, а Вадим Сергеев призывным жестом дал знать официантке, что той надобно подойти и принять заказ; чуть привстав, он понизив голос сказал, что чрезвычайно уважает право прекрасной незнакомки семейно поговорить с молодым человеком по имени Андрей, поведение которого он осуждает, ибо нельзя быть таким бестактным и бесчувственным, когда к нему с самыми добрыми намерениями обращается красивая молодая девушка, предлагая выпить…

Ему вновь пришлось привстать, потому что завороженно смотревшая на него Антонина Синицына протянула руку, чтоб тот пожал ее, и даже назвала себя.

— Конечно, — продолжал Сергеев, воодушевляясь все более и более, — высокое звание советского рабочего, коим гордится Андрей, разрешает ему выборочно относиться к приглашениям разного рода, однако…

— Да никакой он не рабочий! — вспылила Тоня, очень довольная тем, что с нею знакомится мужчина по имени Вадим Сергеев. — Он офицер, в штабе служит… А вы кто, гражданин?

— Я скромный советский служащий, — ответствовал Вадим Сергеев. — Отпуск, сами понимаете, желание пообщаться с далеко не худшими представителями советского народа…

Официантка уже открыла шампанское, наполнила бокалы, дополнительно плеснув известие: ресторан работает до двух ночи, — на что Вадим Сергеев отозвался просто, предложив пить коньяк не рюмками, а фужерами, иначе не напьешься! Отпуск так отпуск! Отпускать так отпускать!

В недрах теплохода бился пульс машины, оторвавший борт от причала, развернувший корабль носом к выходу из бухты. В ход пошла первая бутылка коньяка. Вадим хохотал, рассказывая еврейские анекдоты, и с такой почтительностью обходился с Тоней, что Маркина начинала злить это мужское умение быть сразу предупредительно вежливым и наглым, и уж совсем бесила беспросветная дурость официантки, начавшей издеваться над товарками по профессии.

— Девушка, — обидчиво протянула она официантке, прочитав меню от корки до корки. — А почему у вас такие дорогие котлеты по-киевски?.. — И важно надула губки.

— Потому что они из самого Киева!.. — рассмеялся Вадим и продиктовал заказ.

Карандашик миловидной девушки попрыгал по блокнотику, девушка готова была подать что угодно, хоть себя, так ей нравился этот Сергеев, так охотно, заранее угадывая его просьбы, исполняла она все, и, уже отойдя, волчком, в каком-то гибком танцевальном движении развернулась так, что края юбки взметнулись, вопрошающе глянула на Вадима, который к винам, коньякам и фруктам добавил:

— Свиную отбивную, шницель по-венски будьте любезны! И для дамы — котлету подешевле, из-под Киева!

И в тот момент Маркин догадался, кто обхаживает его, только его (дура Тоня не в счет), потому что вспомнил Харчевню, глухого как пень Варлама, с пятнадцати метров уловившего негромко произнесенное Хомчуком желание вонзить зубы в свиную отбивную и пивом запивать мясо, порскающее брызгами жира и масла. Никогда бы отбивные и пиво со льда не появились на столике перед Хомчуком, не услышь будто бы тугой на ухо Варлам о шифре и конверте. А также — уже позднее — о теплоходе. После чего — около половины второго уже вчерашнего дня — Варлам спешно покинул Харчевню, оповестил кого-то о гуляющем и безохранном пакете с шифрами, который в чемоданчике офицера, лейтенанта в бело-голубой клетчатой рубашке. А в одиннадцать вечера, то есть через девять с половиной часов, человек, называющий себя Вадимом Сергеевым, уже был в Поти. В шесть вечера с чем-то на станцию Самтредиа приходил поезд Батуми — Москва, бросок на такси — и ты в Поти. Или проще: прямо из Батуми в Поти на такси. Сам он, Сергеев, не местный, в Грузии он новичок, с винами путается, «Салхино» принял за «Саперави». Но — русский, речь правильная, еле слышен какой-то акцент; границу пересек совсем недавно, еще не освоился в СССР…

Чемоданчик, где будто бы лежал этот пакет, Маркин машинально подвинул ближе к себе, зажав его меж ног, что не осталось Сергеевым не замеченным, и Вадим понимающе кивнул: да, все правильно, а то сопрут, как у меня… Теплоход уже лег на курс 180 градусов, прямо по носу — Батуми (Маркин мысленно переставил макетик на планшете), штопор выдергивал пробки коньячных и винных бутылок, и после того, как выпили за штаб, в стенах которого служит «наш дорогой друг Андрюша», Маркин сказал себе: «Хороший лимонад!..»

— Почти сухое вино… — промолвил он после очередной порции коньяка (Вадим не скупился на тосты, а чтоб у сидящих за столом не мелькнула мысль о том, что расплачиваться придется им, он сунул при всех деньги в кармашек официантки).

— Лимонад-то — выдохся, — про себя констатировал Маркин и впал в состояние, какое называется «лыка не вяжет». Подпер кулаком подбородок и ждал дальнейшего развития событий, догадываясь уже, что произойдет в ближайшие три часа, и приоткрывая веки, чтоб наблюдать за столом. И верил, и знал: русская баба от пьяного мужика своего не отойдет, в обиду его не даст.

— А друг-то наш — кажется, наклюкался… — посетовал Сергеев, на что Тоня, привыкшая к неразбавленному спирту, успокоительно махнула рукой.

— Он по пьянке терпимый… А вот пить не умеет… Да и не выспавшись, с дежурства… Ну-ка подсчитаю сейчас… Когда это мы с ним гужевались? Ага, — стали загибаться ее пальцы. — Тогда он только сменился, дежурства у них суточные… Ну правильно! Он в полдень сдал смену, ночь не спал, вот и притомился.

— Так спал бы у себя в казарме или где там… Что его потащило в Батуми?

— Что-то, значит, важное потащило… Им же, офицерам базы, запрещено покидать Поти. Значит, по службе. А она у него — секретная.

Антонина Синицына умолкла, чтоб Вадим Сергеев оценил важность ее слов. И поскольку молчание его как бы ставило под сомнение ее слова, авторитетно уточнила:

— Он в пункте служит, где что-то собирают и кому-то доносят. ПСОД называется. Я однажды шла по улице с одним лейтенантом из стройбата, махнула Андрюшке рукой: привет, мол, а он отвернулся.

— Интересно, — сказал Вадим и пальцем проверочно ткнул в горло Маркина. — Вам повезло, на вас он уже не донесет… Давно его знаете?

— Ну не так чтобы уж давно… Знаешь, что я тебе скажу… — Она поманила к себе Сергеева пальчиком, и он придвинулся к ней. — Ты знаешь, — она понизила голос, — я с ним переспала.

Сергеев разрезал ножом яблоко и ждал продолжения.

— Пе-ре-спа-ла. Сознательно. Идя навстречу не его пожеланиям, а своим. То есть не ломалась. Сразу разделась. Сама. Понимаешь это?

— Понимаю. Последний и решающий довод есть не только у королей. Продолжай. Если б ты знала, как приятно слушать тебя.

— Ну и слушай. Переспала. Хоть он и упирался. Не хотел сперва. Боялся. У нас в базе болезнь такая среди мужчин и женщин ходит, триппер, от которого сладу нет, ни один пенициллин не помогает. Вот он и забоялся, что я… Так я ему справку предъявила, что — не заразная.

— А что — такие справки есть?

— Есть. Иначе на работу в общественное питание не возьмут. Я как справку эту ему предъявила — он сразу согласился полюбить меня как женщину.

— А ты не можешь показать мне эту справку?

— Ни в жисть. Она у меня с собой, но… Секрет! Военный! Нас предупреждали, когда на работу брали. Извини, такая уж я.