— Струхнула, уже когда под ним вот на полу лежала. — Она кивнула на Олли. — А почему вы мне сразу не сказали, что так будет?
— Я не хотел вас пугать. Думал, откажетесь.
— Я? Да вы что? Это ж как аттракцион в Луна-парке! Как там этот, как его... Вильгельм Телль с яблоком на башке. — Она довольно захихикала. — Эта ваша прошлая, ну, прежняя статистка, которая ногу сломала, что, упала под него неудачно?
— Совершенно верно. — Верховцев поднял чашку кофе с блюдечка, отпил глоток, поморщился. — Лели, пожалуйста, этот кофе недостаточно крепок, свари для меня новый.
Женщина молча поднялась из-за стола.
— Да, Аня, — повторил Верховцев, — ваша предшественница была очень неловкой. Вы гораздо лучше.
— А вы подпишете со мной контракт, как обещали? При этих ее словах Данила встал и отошел к окну. Верховцев задумчиво крошил хлеб на тарелке.
— Вы этого хотите? Она закивала.
— Значит, вам у нас нравится?
— Да, да! Если на две тысячи нельзя, я на меньшее согласна!
— Вам бы хотелось каждый вечер выходить на сцену и играть «Саломею»?
— Да.
— А почему, Аня? Вам нравится эта пьеса?
— Классная пьеса!
— И вам нравится ее конец? — Голос Верховцева был мягким, грустным.
— Конечно! — Она улыбнулась. — Какие у них лица были, ну, у этих.., зрителей! Вот не ожидали-то они! Один чуть кресло не свалил. Копье-то прямо в их сторону летело! Вот Данила-то молоток — шваркнул его как: тютелька в тютельку над нами свистнуло. И ангелок этот, — небрежно кивнула она на Олли, — меня отпихнул. Вот это реакция!
— Вы смелая девушка, Аня, — заметил Верховцев.
— На том стоим. Ну так как же... — Она тревожно искала глазами его глаза. — Будет контракт?
Он склонился над столом, светлые волосы упали ему на лицо, скрыли его.
— Раз вы так этого хотите — контракт будет. Олли, будь добр, принеси из моего кабинета бумагу и ручку. Юноша медленно поднялся.
— Ну что же ты? Я жду.
Олли пошел из столовой, вернулся через минуту.
Следом Лели внесла дымящийся кофейник. Верховцев набросал что-то на бумаге.
— Вот, прочтите и, если устроит, подпишите. Анна жадно схватила листок.
— Две с половиной! За каждый раз! Класс! Я подписываю, Игорь, подписываю, да? — Она быстро черкнула внизу листа.
— В понедельник мы заверим документ у нотариуса, — сказал Верховцев.
— А нельзя сегодня? — Она очень волновалась: вдруг они передумают?!
— Сегодня я занят, Аня.
— А завтра — выходные, — внезапно вставила Лели. — Дотерпи уж до понедельника.
— Я... — Она оглянулась. Сзади стоял Данила, протягивая ей на ладони два пузырька.
— На, заслужила.
— Спасибо тебе. — Она сжала его руку. — Ты отличный парень. Вы... Все вы — молотки здесь. Люди, настоящие, не то что... — Она резко стерла что-то со щеки. Данила заметил капельку-слезинку. — Я таких, как вы, никогда... Да для таких, как вы, я.., я луну с неба достану.
* * *
Когда душа статистки отлетела в мир опийных грез, они все немножко расслабились. Лели молча курила в кресле в гостиной. Перед ней на полу стояла бутылка «Реми Мартен», лимон на блюдечке. Верховцев поднялся в комнату Мастера. Только Данила и Олли остались за столом.
— Зачем ты это сделал? — спросил Данила, когда все ушли.
Юноша молчал.
— Зачем ты это сделал?
— Я вернул долг.
— Я тебя спрашиваю в последний раз: зачем ты это сделал?!
— Я сказал: я вернул долг!
Их взгляды встретились. Данила не выдержал первым.
— Какой долг? Что городишь?
— Она спасла меня на вокзале.
— Тебе это приснилось.
— Она спасла меня на вокзале, я спас ее.., здесь.
— Тебе это приснилось! — Данила повысил голос.
— Нет.
Данила встал, обошел стол, навис, наклонился над Олли.
— Она тебе нравится? Ну, скажи, нравится, да? Поэтому ты даже плаща не надел, до самого конца был перед ними.., перед ней...
— Нет.
— Только не лги мне.
— Я сказал: нет, нет, нет! — Олли поднял голову, ноздри его раздувались.
— Тогда зачем ты это сделал?
Олли хотел было что-то ответить, но тут сзади послышался звон разбитого стекла. В дверях столовой стоял Верховцев. У ног его блестели осколки синей китайской вазы. Он протянул руку к другой, парной вазе, стоявшей на низком резном буфете красного дерева, и медленно столкнул ее на пол. Ваза разбилась.
— Зачем ты это сделал, мальчик? — тихо спросил Верховцев. — Ты хотел обидеть меня?
— Нет, я... — Олли приподнялся.
— Ты хотел меня разочаровать? Уничтожить меня? Ты хотел причинить мне боль?
— Я хотел ее спасти, вернуть долг, я.., я не могу, чтобы она умерла! — Голос Олли вдруг сорвался. — Я не хочу этого! Она спасла меня на вокзале! В моем роду платили все долги! Всегда! Всем! Даже холопам! — От волнения его акцент стал очень сильным. Он еще что-то выкрикнул по-литовски, затем рухнул на стул, уткнулся в ладони.
Верховцев медленно приблизился к нему. Лицо его застыло, оно стало каким-то безжизненным, белым — не бледным, нет, а бескровно-белым, лоснящимся, словно брюхо камбалы. Данила на всякий случай подался вперед. Он не собирался давать Олли в обиду даже...
Верховцев протянул руку и.., погладил юношу по голове. Пальцы его запутались в золотистых волосах.
— Олли! — позвал он.
Тот поднял голову. Он не плакал, глаза его были сухи.
— Ты — прелесть, Олли, — прошептал Верховцев. — Я всегда это говорил. Значит, ты заплатил вот этим долг?
Юноша кивнул. Он не понимал, что происходит, в глазах его мелькнул испуг.
— Значит, теперь ты.., удовлетворен? — шептал Верховцев.
— Да, я...
— И ты не хотел меня обидеть?
— Нет, нет, я...
— Ты — прелесть. — Верховцев сжал в горсти его волосы и потянул назад. Данила замер.
— Ты — прелесть, я не сержусь, я даже рад. — Верховцев пристально вглядывался в его лицо.
— Чему ты.., вы рады?
— Я рад, Олли... — Верховцев погладил юношу по щеке, отпустил его волосы, — что нам послано испытание и мы прошли через него с честью. Все. А то, что было.., ведь теперь в наших силах все исправить, да?
Олли молчал, он ничего не понимал.
— Мы все запомним твои слова, Олли: «Я вернул долг, я удовлетворен». Мы все запомним, и мы исправим все вместе. Да?
Юноша не успел ответить ему. В кабинете Верховцева зазвонил телефон.
Катя зря тревожилась о том, что делали Кравченко и Мещерский. Они не делали ничего. Сидели у Мещерского на квартире, курили, считали трещины на потолке. Переваривали информацию.
Кравченко с самого утра пытался навести справки по своим прежним каналам о том, кто мог быть среди актеров и зрителей «Саломеи». Со зрителями оказалось проще. Отследить на Руси происхождение иностранцев, как и прежде, сейчас гораздо легче, чем родословную соплеменников.
Вадим связался с одним приятелем из агентства по сбору деловой информации, тот — со своим другом детства, а тот с приятелем приятеля, выдал куда-то еще звоночек, попытал компьютер и...
И вот Кравченко и Мещерский уже знали, что японцы — это, по-видимому, господин Ямамото, председатель концерна автомобильной промышленности «Мицукохара», и его личный секретарь. Альбинос оказался богатым туристом из Швеции Ульманисом Ольсеном. А господин в шелках, похожий на цикаду-мутанта, предположительно, мог быть Юлием Кайгородовым, художником-экзистенциалистом, в прошлом советским диссидентом, а ныне — гражданином США, приехавшим на историческую Родину по приглашению Фонда соотечественников зарубежья.
А вот с актерами был полный напряг. О Верховцеве-младшем в агентстве знали лишь то, что у него тоже есть секретарь (им мог оказаться этот вот Данила), но откуда взялись в его доме женщина, игравшая Иродиаду, и тот юноша, никто не знал.
Ни имен, ни фамилий. И самое главное, никто не мог сказать, кем была и как попала в тот дом в Холодном переулке Саломея-девушка.
— Полный облом, Серега. — Кравченко стряхнул пепел на ковер. — Люди яко трава у нас: не считаны, не мерены. Остается — паспорт смотреть. Только так они тебе его и предъявили. Эх, предлагали же умные люди в нашем богоугодном заведении: откатайте пальчики всему населению СССР. Пришел за паспортом — шлеп-шлеп, пальчики твои взяли и ввели в систему. Если ты не жулик, а честный человек, чего тебе их скрывать? А зато, если надо провернуть что-то по-быстрому, установить кого-нибудь негласно, раз — изъяли тайно следы пальцев рук, вывели дактоформулу, сравнили, и нате вам — Сидор Сидорович Сидоров, личность установлена. Так нет же! Завыла вся эта кодла: происки Кей-Джи-Би, нарушение прав человека! Враги, Сережа, враги кругом. Буржуазные спецы.
— Вадь, мне тут идея одна пришла. — Мещерский выпустил дым колечками. — А что, если поехать туда нам прямо сейчас, прихватить парочку твоих шкафов-охранников да моих ребяток из турклуба кликнуть... Сесть и поговорить с ними там по душам. Забрать оттуда девушку...
