вывоз некоторой налички у вас есть. Уже завтра вы будете отдыхать в старой доброй Германии, следя издали за тем, как здесь разворачиваются события. Если они будут развиваться по наихудшему варианту: вам позвонят, и вы переберетесь в страну, которая не подписала никаких соглашений о выдаче.
— Хорошо, я согласен, что это был бы неплохой вариант. Но что касается акций… Денис Петрович, надо найти компромиссный вариант.
— Глеб Игоревич, не надо было стрелять в партнеров.
— В партнера…
Я стою на точке зрения будущего следствия. Если вы хотите говорить о компромиссе, то оживите сначала хотя бы одного покойника. Но вы стреляли метко.
И добивали вполне хладнокровно. Так вы согласны с моим предложением?
— Да, — ответил Неврюков. Ему хотелось оказаться как можно дальше от залитого кровью и забрызганного мозгами ресторана. Хоть во Франкфурт, хоть во Владивосток!
— Замечательно. Мы выезжаем через десять минут. Костя, проводи директора в туалет, ему надо умыться. А я чего-нибудь перехвачу в кабинке по соседству. Вовочка, чего-нибудь горячего у вас не осталось?
— Денис Петрович, — сказал официант, которому наконец-то разрешили заглянуть из кухни в зал. — Есть пельмени. Их приготовили для клиента, который пришел вторым. Еще не остыли.
— Мясные блюда стынут медленно, — заметил Денис, удаляясь в соседний кабинет.
С трапезой он покончил минут за пять. К этому времени Неврюков уже немного привел себя в порядок, в том числе, вытер с брюк несколько бело-розовых капель.
— Отличные пельмешки, — сказал Денис с набитым ртом. — Какого удовольствия этот сука Витюша лишил дядю Сашу напоследок! Кстати, насчет Витюши. Он — мелкий гад, спорить не буду. Но под последними словами покойного коллеги я готов подписаться: «Крысятничать — нехорошо». Вот так-то, Глеб Игоревич.
«Так он же, сволочь, сидел по-соседству и все слышал!» — подумал Неврюков. Но ничего не сказал. Подальше бы отсюда. И чем скорей, тем лучше.
* * *
На следующий день газета «Санкт-Петербургские ведомости» поместила в рубрике «Криминальная хроника» небольшую заметку, сообщавшую об очередном «ужастике».
«Вчера на Киевском шоссе, в районе железнодорожной станции “Аэропорт”, произошел взрыв автомобиля “БМВ”, следовавшего в направлении аэропорта. В результате взрыва погиб исполнительный директор фирмы “Транскросс” Г.Н.Неврюков. По факту его гибели возбуждено уголовное дело. По предварительным данным, трагедия произошла в результате срабатывания неизвестного взрывного устройства с зарядом, эквивалентным приблизительно тремстам граммам тротила. Никто из сослуживцев погибшего не смог прокомментировать произошедшее. Однако, как уже сообщала наша газета, весной этого года уже была взорвана одна из машин фирмы. По чистой случайности тогда не пострадал еще один руководитель “Транскросса”…»
Стремительное вторжение Женевьевы в жизнь Николая Иванова принесло ему немало хлопот и неприятностей. Мало того, что она пыталась участвовать во всех делах, которыми занимался Арчи, что уже послужило поводом к многочисленным байкам, рассказываемым потихоньку его коллегами в агентстве, так еще эта Женька постоянно умудрялась портить жизнь сыщику в его собственной квартире и в любое мало-мальски свободное время.
Для начала она затеяла грандиозную уборку с перестановкой мебели, заявив, что руководитель солидной сыскной фирмы должен жить в нормальных условиях. Чем помешали Женьке пустые бутылки, пылящиеся на кухне, понять еще было можно. Но Арчи совершенно опешил, когда по неизвестно какому праву случайная гостья по-хозяйски заставила его передвигать шкафы и диван. Он попытался, правда, слабо возразить, напомнив, что Женевьева, слава богу, ему не жена и даже не любовница и нечего потому распоряжаться в его квартире. Но девушка только отмахнулась от Арчи, как от назойливого и бесполезного существа, начав самостоятельно двигать мебель, включая книжные и бельевые шкафы.
Николай хотел прекратить это безобразие, но нарвался на угрожающее ворчание своей собаки и вынужден был остановиться. Ротвейлер Маша, не признававшая до сей поры никого, кроме самого Арчи, впервые показала ему зубы. Любой мало-мальски опытный собачник, а тем более профессиональный кинолог, знает, что в таких случаях следует немедленно задать хорошую трепку своей ненаглядной псине. В противном случае она просто будет считать именно себя, а не хозяина, главным в доме, со всеми вытекающими из этого последствиями. Но, когда Арчи попытался схватить Машу за шиворот, Женька опередила его, обвила руками мощную собачью шею и, прикрывая ротвейлера, заорала, что не позволит бить ни в чем не повинное животное, которое если в чем и виновато, так только в том, что справедливо заступилось за нее и, к несчастью, имеет такого толстокожего хозяина.
Арчи, не выносивший бабских склок, плюнул и пошел на кухню покурить. Наверное, эта была ошибка, так как в последующие дни Женька окончательно подружилась с Машей, да так, что та уже дважды после инцидента со шкафами позволила себе рыкнуть на хозяина, когда тот неосмотрительно высказывал гостье, что думает о женщинах вообще и о женщинах-сыщиках в частности.
Конечно, лучшим вариантом было бы немедленно отправить Женьку обратно, хотя как специалисту ей следовало отдать должное: работала она профессионально. Более того, пусть и не очень уверенно, но девушка опознала в одном из людей, знакомых Николаю, человека, которого она видела у домика во Франции. А тут еще и вернувшийся с Лазурного берега Нертов, ссылаясь на спасшего его французского сыщика, упросил оставить девушку немного постажироваться.
— Ты понимаешь, — говорил Алексей, — эта девчонка — один из наших козырей. Во-первых, я надеюсь, что она сможет все-таки точно опознать Карабаса, который грохнул своих подельников на вилле. А во-вторых, если честно, она — племянница Пьера. Я просто не мог отказать ему.
— Правильно, ты не мог, — возразил тогда Арчи. — А о друзьях своих ты подумал? Это же фурия какая-то! Посмотри, во что она уже умудрилась превратить меня, мой дом и мою собаку? Я вынужден каждый день бриться и выходить к завтраку в отпаренных брюках. Курю в собственной квартире только ночью, и то на кухне и в форточку. По утрам я вынужден бегать трусцой, как удирающий от инфаркта пенсионер. Я не в состоянии привести к себе никакую подругу. Более того, и сам пойти куда-нибудь «на сторону» я не могу — твоя Женька обязательно увяжется следом…
Алексей прервал распалившегося друга, заметив, что Женевьева «не моя», а сама по себе, что наличию завтраков следует только радоваться, а от всяких «левых» подруг можно поиметь, в лучшем случае, какую-нибудь гонорею.
— И вообще, что ты плачешься? Знаешь, как говорил Карнеги? Если не можешь изменить свою жизнь — измени отношение к ней. Кстати, по-моему, тебя вполне устраивает нынешнее существование. Так что и флаг тебе в руки. Только учти, что свидетелем на свадьбе буду
