– Да пошел ты, Босх! Ты просто глупец. Нет у тебя ничего. Ну, что еще у тебя есть? Знаешь, это здорово. Это определенно тянет на главу в моей будущей книге о Последователе.
– Что еще у меня есть? У меня есть блондинка в бетоне. И у меня есть бетон. Ты знаешь, что выронил свои сигареты, когда заливал его туда? Вспомни – ты ехал домой, тебе захотелось закурить, ты сунул руку в карман, а там ничего не оказалось. Так вот они, как и сама Бекки Камински, ждали нас там. Сигареты «Мальборо» в мягкой пачке. Твой любимый сорт, Бреммер. Это твоя ошибка номер один.
– Их многие курят. Если хочешь пойти с этим к окружному прокурору – что ж, удачи.
– Левшей тоже много – как ты, и как Последователь. И как я. Но у меня есть кое-что еще. Хочешь послушать?
Бреммер отвел глаза в сторону и принялся молча смотреть в окно. Может, это уловка, подумал Босх, может, он хочет, чтобы Босх потянулся за пистолетом.
– Эй, Бреммер! – едва ли не крикнул он. – Есть кое-что еще!
Бреммер резко повернулся:
– Сегодня после вердикта ты сказал, что я должен радоваться, так как вердикт будет стоить городу всего два доллара. Но когда мы недавно выпивали, ты подробно описывал мне, как Чандлер сможет облегчить городскую казну примерно на сотню тысяч, если добьется от присяжных хотя бы доллара в возмещение ущерба. Помнишь? Это заставило меня решить, что утром, говоря, что вердикт будет стоить всего два доллара, ты уже знал, что Чандлер мертва и не сможет ничего получить. Ты знал это, потому что ты ее убил. Вот тебе ошибка номер два.
Бреммер покачал головой, словно разговаривал с ребенком, и опустил пистолет немного ниже.
– Послушай, я сказал это сегодня, чтобы тебя успокоить, понимаешь? Я понятия не имел, жива она или мертва. Никакие присяжные не примут твоих слов на веру.
В ответ Босх лучезарно улыбнулся:
– Что ж, теперь ты дал мне возможность миновать окружного прокурора и допустил прямо к присяжным. Это уже прогресс, не так ли?
Холодно улыбнувшись, Бреммер вновь поднял пистолет повыше.
– И это все, Босх? Все, что у тебя есть?
– Самое лучшее я припас напоследок.
Не сводя глаз с Бреммера, он закурил сигарету.
– Помнишь, как ты мучил Чандлер перед тем, как ее убить? Ты должен это помнить. Ты кусал ее, прижигал ее сигаретой. Так вот, сегодня все гадали, почему Последователь вдруг так изменился и делает все по-новому – меняет свою матрицу. Больше всех этому удивлялся психиатр, доктор Локке. Ты действительно запудрил ему мозги. Мне это в тебе нравится – правда, Бреммер! Только вот он не знал того, о чем знаю я.
Босх сделал паузу, чтобы его слова как следует отложились в сознании Бреммера. Он знал, что тот будет огрызаться.
– И что же ты такое знаешь, Шерлок?
Босх улыбнулся. Теперь он полностью владел ситуацией.
– Я знаю, почему ты это с ней сделал. Все просто. Ты хотел вернуть свою записку, верно? Но она не стала говорить, где она. Видишь ли, она понимала, что умрет независимо от того, отдаст тебе записку или нет, поэтому она вынесла все – все, что ты с ней сделал, – и ничего тебе не сказала. У этой женщины была большая сила воли, и в конце концов она победила тебя, Бреммер. Именно она тебя одолела, а не я.
– Какую еще записку? – помолчав, слабым голосом спросил Бреммер.
– Ту, с которой ты напортачил. Ты ведь ее так и не нашел. Это слишком большой дом, который нелегко обыскивать – особенно когда на кровати лежит мертвая женщина. Если бы кто-то случайно заглянул туда, тебе было бы трудно объяснить свое присутствие. Не волнуйся – я ее нашел. Я сообразил, где она. Плохо, что ты никогда не читал Готорна: записка просто лежала в книге. Да, очень плохо. Но, как я уже сказал, она тебя победила. Наверно, в мире все-таки есть справедливость.
На сей раз Бреммер ничего не ответил. Посмотрев на него, Босх решил, что все идет по плану. Он уже почти достиг своей цели.
– Если тебе это интересно, она сохранила и конверт. Его я тоже нашел. И начал размышлять: зачем тебе понадобилась эта записка – точно такая же, как та, которую ты мне подбросил? Это же просто ксерокопия. Но потом я догадался. Тебе нужна была не записка. Тебе нужен был конверт.
Босх молча смотрел на свои руки.
– Ну как? Произвел я на тебя впечатление?
– Никакого, – снова подняв глаза, сказал Бреммер. – В том, что касается меня, все это полный бред.
– Ну, главное, чтобы это не показалось бредом окружному прокурору, не так ли? А я собираюсь объяснить ему, что в записке содержится ответ на твою статью, опубликованную в газете в понедельник – в день, когда начался процесс. Однако штемпель на конверте показывает, что письмо отправлено в субботу. Видишь ли, это настоящая загадка. Каким образом Последователь мог написать поэму со ссылкой на газетную статью, вышедшую двумя днями позже? Ответ, разумеется, заключается в том, что он, этот Последователь, заранее знал о статье – он сам ее написал. Это также объясняет, откуда ты узнал о записке, упомянутой в статье, напечатанной на следующий день. У тебя был свой собственный источник, Бреммер. Три нарушения – и ты выбываешь.
Наступила столь абсолютная тишина, что Босх мог слышать, как в бутылке у Бреммера шипит пиво.
– Ты кое о чем забываешь, Босх, – проговорил наконец Бреммер. – Ведь пистолет у меня. А теперь скажи – кому ты еще рассказывал эту безумную историю?
– Да, просто для полной ясности, – сказал Босх. – Та новая поэма, которую ты оставил для меня в прошлые выходные, была чистейшим блефом. Ты хотел, чтобы психиатр и все остальные решили, будто ты убил Чандлер ради меня или из-за какого-то умственного помешательства, ведь так?
Бреммер ничего не ответил.
– В этом случае никто не смог бы разглядеть истинную причину, по которой ты к ней пришел, – чтобы забрать записку и конверт… Черт возьми, ты же был ее знакомым репортером, и она, вероятно, сама пригласила тебя войти в дом, когда ты постучал – вроде того, как ты пригласил меня сюда. Близкое общение может оказаться небезопасным.
Бреммер ничего не ответил.
– Ответь мне на один вопрос, Бреммер. Мне любопытно, почему одну записку ты подбросил, а другую отправил по почте. Как репортер ты, конечно, мог спокойно прийти в участок, положить ее на стол и никто бы об этом даже не вспомнил. Но зачем отправлять записку по почте? Это явная ошибка – и потому ты вернулся и убил Чандлер. Только почему ты ее допустил?
Репортер долго смотрел на Босха, потом опустил взгляд на пистолет словно для того, чтобы убедиться, что он по-прежнему остается хозяином положения. Пистолет был неплохой приманкой. Босх понял, что добился своего.
– Статью должны были напечатать в субботу. Она предназначалась для субботнего номера, но один тупой редактор придержал ее и пустил только в понедельник. В субботу я отправил письмо, не заглянув в газету. Это была моя единственная ошибка. Но настоящую ошибку допустил как раз ты.
– Да ну? И какую же?
– Пришел сюда один…
На этот раз промолчал уже Босх.
– Почему ты пришел сюда один, Босх? Ты решил поступить со мной так же, как с Кукольником? Ты ведь пришел к нему один, чтобы хладнокровно его убить?
Босх немного подумал:
– Это хороший вопрос.
– Так вот, это уже вторая твоя ошибка – когда ты решил, что я такой же несерьезный противник, как он. Кукольник был ничтожеством. Раз ты его убил – значит, он это заслужил. Но теперь смерти заслуживаешь ты.
– Отдай мне пистолет, Бреммер.
Он рассмеялся так, словно Босх сказал какую-то глупость.
– Ты думаешь, что…
– Сколько их было? Сколько женщин ты убил?
Глаза Бреммера вспыхнули гордостью.
– Достаточно. Достаточно для того, чтобы удовлетворить мои особые потребности.
– Но все-таки – сколько? И где они?
– Этого ты никогда не узнаешь, Босх. Пусть это будет твоим последним огорчением. Это да еще сознание того, что ты проиграл.
Нацелившись Босху прямо в сердце, Бреммер нажал на спусковой крючок.
Босх неотрывно смотрел ему в глаза. Послышался металлический щелчок, но больше ничего не произошло. Бреммер нажимал на спусковой крючок снова и снова. В его глазах появился страх.
Опустив руку, Босх достал из носка запасную обойму из пятнадцати боевых патронов, зажал ее в кулаке и одним коротким движением ударил Бреммера в челюсть. От удара репортера отбросило на спинку кресла. Под его весом кресло с грохотом откатилось назад, и Бреммер упал на пол, выронив при этом пистолет. Проворно его подняв, Босх извлек пустую обойму и вставил новую, с боевыми патронами.
– А ну встать! Встать, мерзавец!
Бреммер сделал то, что ему приказали.
– Теперь ты собираешься меня убить? Хочешь совершить еще одно убийство?
– Теперь это зависит только от тебя, Бреммер.
– О чем это ты?
– Я говорю о том, что очень хочу разнести тебе башку, но для этого первый ход должен сделать именно ты, Бреммер, – как это было с Кукольником. Это была его игра. А теперь – твоя.
– Послушай, Босх, я вовсе не хочу умирать. Все, что я здесь наговорил, было только игрой. Ты совершаешь большую ошибку. Я всего лишь хочу, чтобы все выяснилось. Прошу тебя, отвези меня в округ, и там все станет ясно. Прошу тебя!
