…Едва приехав туда, я сразу же затерялась в толпе зевак. Многочисленные поклонники Марго уже успели подсуетиться: чугунная ограда особняка перед входом была завалена цветами, постоянно гаснущими на декабрьском ветру свечами и портретами кинозвезды. Телевизионных групп уже не было, из чего я сделала вывод, что особняк пуст и первая стадия расследования закончилась. Из обрывков случайно подслушанных разговоров удалось составить общую картину сегодняшней ночи и раннего утра: съемочную группу отпустили только в семь утра, да и то не в полном составе.
Братны появился около восьми в сопровождении нескольких человек в штатском, посажен в машину и увезен: репортеров к нему так и не допустили. Та же участь, видимо, постигла и Леночку Ганькевич: в многочисленных, но отрывочных репликах она проходила под кодовым именем: “еще какая-то девушка в дубленке”, ее тоже вроде повязали, а это что, и есть убийца? Что вы говорите! Вообще ходили слухи, что там был какой-то бешеный роман, надо же, а такая молоденькая, она вроде жена режиссера? То ли жена, то ли постоянная любовница, а он шашни с актрисой завел да еще старше себя, режиссеры всегда это делают, пользуются служебным положением, ни на что не смотрят, сплошной бардак. “А она в наручниках была, не знаете?” – “Что же вы кровожадный такой, мужчина, – обязательно наручники, вы еще скажите – в наморднике и под дулом пистолета! Просто провели к машине, и все. Жуткая история… У этого режиссера, говорят, на съемках еще два убийства было или три… Причем убивали только женщин, мужчин не трогали. Как же она заставила себя втравить в эту историю. Марго? Умная ведь была дама и актриса хорошая! Что вы, великая! Я в прошлом году был на ее творческом вечере… Эта девушка ни при чем, уверяю вас. А вот Марго, она была женой какого-то бизнесмена, которого еще раньше убили. Да не женой, а любовницей… Да какая разница?.. Не скажите, большая, – жену как захотел, так увидел, а любовницу как увидел, так захотел, ха-ха… Это шутка такая, один мой приятель сочинил, когда его и жена, и любовница бросили. Вы не помните этой истории, как же, о ней вся Москва говорила! Самого-то убили, а у актрисули остались концы его зарубежных счетов, они же все сейчас за границу гонят, эти наши бизнесмены, бешеные миллиарды из страны вывозят, тут жрать нечего, а они пухнут… Стреляют их, и правильно стреляют! Надо, чтобы всех перестреляли, тогда вздохнем свободнее!.. Так что зарубежные счета, мужчина? Были счета и право наследования капитала тоже. Может быть, она сама своего бизнесмена того… Как же у вас язык поворачивается такое сказать, она же актриса! А что, актеры не люди, что ли? А люди гибнут за металл. И убивают только из-за денег, во всяком случае, в нашей долбаной стране…
Но выслушать все определения, дополнения и обстоятельства до конца я так и не успела.
И сообразить, что произошло, – тоже.
Это было почти неуловимое движение, легкое касание, – и на моем левом запястье щелкнули наручники.
– Тихо, – голос над ухом был таким же легким и неуловимым, – дергаться не рекомендую.
– Куда уж дергаться с такими дивными браслетами, – не поворачивая головы, сказала я.
– Тогда организованно выходим. Как будто ничего не произошло.
– Как будто ничего не произошло – это сильно сказано.
Я наконец-то повернула голову и увидела того самого молодого человека, кроткого следователя, очки которого мелькали в криминальной сводке вчера вечером.
Оперативно. Именно так нужно хватать подозреваемых в соучастии – без шума и пыли. Похоже, что сам Костя санкционировал такой нежный захват, но дельце доверил обстряпать младшему братцу, черту очкастому. Все справедливо, нас с очкариком не связывают длительные дружеские отношения, совместные аналитические построения в малогабаритной ванной и весьма насыщенная ночь на спальнике вприкуску с драной простыней…
Спустя минуту мы уже выбрались из толпы, и я едва поспевала за долговязым цербером правосудия. Наручники неприятно холодили запястье и тихонько нашептывали: вот и все, ты попалась, Ева, не нужно было так долго оставаться в живых. Проволочась в полном молчании квартал, я решила возобновить беседу:
– Может быть, возьмем машину? Чтобы не вызывать нездоровый интерес обывателя своим экзотическим брачным союзом.
– Ничего, здесь близко.
– А куда это вы меня ведете? И вообще, я хочу, чтобы мне для начала зачитали мои права.
– Торопиться некуда. Зачитать права вам всегда успеют, – отбрил меня неразговорчивый очкарик.
Свернув за угол, мы тотчас же наткнулись на старенькую, но ухоженную “копейку” провокационного ярко-красного цвета. Поравнявшись с ней, следователь открыл заднюю дверцу и забрался в салон, втянув меня за собой. Должно быть, он не рассчитал силы – кольцо наручников впилось в запястье, и я прикусила губу от боли.
На переднем пассажирском сиденье развалился капитан Лапицкий.
При нашем появлении он широко осклабился, повернулся всем корпусом и подпер рукой голову.
– Привет, – ласково сказал он. – Познакомились уже? Вижу, что познакомились.
– Давно не виделись. – Мне не хотелось ни о чем говорить с Костей. – Мог бы не устраивать этот балаган.
– Люблю пошутить. Но, самое главное, знаю, где тебя искать. Мы вот тут с Борькой поспорили, что ты с утра будешь в гуще народных масс – подпитываться навозом слухов и сплетен, так сказать. Оно и верно. Глас народа – глас Божий. Что говорят-то?
– Что и всегда, – огрызнулась я. – Убийцей была законная жена, заколола жертву штыком от автомата Калашникова, из-за денег любовника любовницы, а у режиссера вилла на Майами и пятидесятиметровый бассейн. А также ручная игуана и прислуга-мулатка.
– Преувеличивают. Насчет мулатки – преувеличивают. Поверь мне, я с этим вашим Вольфом Мессингом [16] и жизнерадостным Гудини [17] целую ночь возился.
– Может быть, снимешь с меня наручники? Или решил сдать меня на руки правосудию? – Это был вызов, но Лапицкий его не принял.
– Познакомься, это Борис Клепиков, редкостная умница, большой интеллектуал, надежда убойного отдела и изобретатель кубика Рубика. А это…
– Ева, – быстро сказала я, – меня зовут Ева.
– Да, – сразу поскучнел Костя, – она самая и есть. Из тех, кто протягивает верблюда-драмодера в угольное ушко и умудряется выскочить из любого дерьма в непорочно-белых бикини.
– Ценное качество, – сквозь зубы сказал Борис Клепиков.
– Скажи своему парню, чтобы он снял наручники. – Опереточность ситуации начала меня раздражать. – И королевскому пингвину понятно, что я никуда не денусь.
– А это не мой парень, здесь ты ошиблась, голубка моя. Мы с ним работаем в разных ведомствах и на разные конторы. Только здесь схлестнулись. У него свои интересы, у меня свои. А у тебя свои, как я посмотрю. Она ведь тоже в этих съемках участвует.
– Я знаю. – Борис повернул голову, глаза за линзами показались мне устрашающе проницательными. – Ассистент по работе с актерами. Иначе – кастинг.
– Вот только за задницу ее никак не удавалось взять, – все в том же тоне продолжил Костя; – Она, видишь ли, всегда умудрялась сострогать себе алибюшку. Рядом с трупом не сшивалась, никого не видела, ничего не слышала, ну и так далее. Словом, во время военных действий предпочитала отсиживаться в нейтральной стране. Как тебе перспектива отсидеться в нейтральной стране, Борька?
– Я над этим не задумывался, – строго сказал изобретатель кубика Рубика.
– А жаль, милое дело. – На Лапицкого напал приступ красноречия. – Где-то рвутся бомбы, гибнут армии почем зря, а ты лежишь в кровати с телкой в нейтральной стране, и по телке гуляет солнце, и тихо-тихо. Можно отправиться на кухню в голом виде и хряпнуть кефира, послушать, как муха бьется в стекло, завести патефончик с Густавом Малером и подумать о том, как где-то гибнут армии почем зря.
– Да ты поэт, Лапицкий, – не удержалась я.
– Я поэт, а ты всегда в нейтральной стране, – подколол меня капитан и снова обратился к Борису:
– Думаешь, она не рассуждает своей умной башкой, что происходит в этой чертовой съемочной группе, а, Борька? Рассуждает, и еще как. Только вдали от эпицентра событий и со здоровой долей цинизма. Здоровый цинизм и есть твоя нейтральная страна. Я прав?
– Прав тот, у кого больше прав, – резонно заметила я, – а вообще, прав, конечно. Только похоже, что мы с тобой соотечественники.
– Вот видишь, соотечественники, – обрадовался Лапицкий, – а соотечественникам нужно объединяться в землячества.
– Это с тобой, что ли?
– Со мной, голубка моя, со мной!
– Пока я объединилась только с ним, – я кивнула на Бориса и для убедительности подергала запястьем с наручниками.
– Ну, это временные трудности, поверь мне. – Что тебе нужно?
